За столетие до Ермака
Шрифт:
За ним, Андрюшкой, бежит вся судовая рать.
– К Покрову в Устюге будем. Верьте мне, воеводы! – настаивает Андрюшка.
– А Салтык о своем толкует:
– Не напрасны труды наши. Будут князья вогульские, кодские и югорские под рукой у государя Ивана Васильевича, беспременно будут!
– Князь Федор Семенович Курбский в сомнении качает головой:
– Думаю, однако, не последний это поход в Землю Сибирскую. Может, и сыну моему Семену выпадет жребий за Камень идти по отцовскому следу…
– Редко в жизни случается, что все собеседники правы, но на этот раз было именно так. До Устюга Великого дошли в назначенный срок, 1 октября 1483 года. А в следующем году посольство сибирских князей в Москву приехало – бить челом государю и великому князю Ивану Васильевичу. И князю Семену Курбскому
Но о том сибирском походе рассказ отдельный…
103
[103] В государевой Разрядной книге под 1499 годом записано: «Повелением государя великого князя Ивана Васильевича всея Руси хождение воевод князя Петра Федоровича Ушатого, да князя Семена Федоровича Курбского, да Василия Ивановича Заболотского Бражника в Югорскую землю, на Коду и на вогуличи. А от Печоры-реки воеводы шли до Камня две недели, и тут разделились воеводы: князь Петр да князь Семен через Камень шли щелью, а Камня в облаках не видать, только ветрено. Да убили воеводы на Камне самояди 50 человек и взяли 200 оленей, а на оленях от Камня шли неделю до первого городка Ляпина. А всего до тех мест шли 4650 верст. Из Ляпина встретили с дарами югорские князья на оленях, и от Ляпина воеводы пошли на оленях, а рать – на собаках. И Ляпин взяли, и поймали 23 города, да 1009 лучших людей и 50 князей привели. Да Василий Бражник взял 8 городов и 8 голов. И пошли к Москве здоровы все ко государю».
Вместо эпилога За три великие реки
Год от сотворения мира шесть тысяч девятьсот девяносто второй [104] прокатился чередой больших и малых событий.
Сентября в первый день, по слову великого князя Ивана Васильевича, пришел Менгли-Гирей, хан Крымский, со всею силою своею на державу польского короля и всю землю учинил пусту за его, королевское, неисправление, что наводил хана Амата Большой Орды на великого князя Ивана Васильевича и хотел разорить христианскую веру.
104
[104] 1 сентября 1483 – 31 августа 1484 года.
Того же месяца в четвертый день поставлен на архиепископство Новгороду и Пскову бывший протопоп богородицкий Сергий.
Той же осенью, октября в десятый день, на память святого мученика Евлампия, родился великому князю [105] Ивану Меньшому сын и наречен Дмитрием.
Той же зимой посылал великий князь воевать Немецкую землю москвичей, и новгородцев, и псковичей. Да с ними воеводою Казимер, новгородский боярин.
Той же весной, апреля в восьмой день, родилась великому князю Ивану Васильевичу дочь, княжна Елена.
105
[105] Сын Ивана III – Иван Меньшой – был объявлен великим князем и соправителем при жизни отца.
Той же весной, мая в шестой день, князь великий Иван Васильевич заложил церковь каменную Благовещения на своем дворе, разрушив основание первое, что строил дед его, великий князь Василий Дмитриевич, а за церковью палату заложил, тако же каменную.
Того же лета, июня в двадцать седьмой день, архиепископ Новгородский Сергий оставил епископию и пришел к Троице в Сергиев монастырь в свое пострижение.
Тем же летом митрополит Геронтий заложил у своего двора церковь каменную Ризположения.
Тем же летом хлеб уродился. Рожь жали вскоре после Петрова дня, а ярь – с Ильина дня.
Тем же летом по повелению великого князя Ивана Васильевича начали возводить в Великом Новгороде град каменный по старой основе на Софийской стороне…
Среди прочих летописных записей этого года затерялось
известие о прибытии в Москву посольства сибирских князей. Московский летописец отметил только, что пришел-де к великому князю Юмшан, сын Асыкин, и великий князь его пожаловал – устроил дань давать себе. Подробнее описали посольство вологодские и устюжские летописцы: ближе стояли эти города к Камню, сибирскими делами здесь интересовались. Они не забыли указать, что посольство приехало весной, что кроме князя Юмшана были в нем и вогульский князь Калпа, и сибирский князь Лятик, и югорский князь Пыткей, а большой князь Молдан в Москве присоединился – его с собой раньше князь Курбский привел. Князь великий Иван Васильевич всех сибирских князей пожаловал, принял под свою высокую руку, дань на них уложил и отпустил восвояси…Однако Ивану Ивановичу Салтыку Травину на том посольском приеме, достойно увенчавшем сибирский поход, быть не довелось. Еще по дороге настигла его злая болезнь-горячка, и пролежал Салтык хворый в Вологде до самой весны. Только по первой воде привезли его в родительское сельцо Спасское, что возле Дмитрова. Сюда и награду от великого князя привезли за поход: шубу из соболей, немецкий панцирь и большой кисет серебра. Но в Москву его не позвали, остался Салтык летовать в своей вотчине.
Может, оно было и к лучшему: слаб был еще Салтык, быстро уставал. Иногда бывало обидно, что забыли его, заслуженного воеводу. Но такова уж доля служилого человека: ждать, пока позовет государь Иван Васильевич!
На исходе июля в село Спасское прискакал гонец из Москвы, но не от государя, а от казенного дьяка Василия Мамырева. Велено было торопиться, и Салтык отправился в дорогу следующим же утром, даже тиуна не дождался, отлучившегося в дальнюю деревеньку по своим делам; так и остался тиун без хозяйского наказа.
О причинах срочного вызова можно было только гадать. Дьяк Василий Мамырев не занимался воинскими делами, зачем ему воевода понадобился? Ведал дьяк дворцовыми землями, состоял при казне, которая хранилась сначала в подклетях Благовещенского собора, а ныне в новой палате, выстроенной рядом с собором. Государь Иван Васильевич доверял дьяку самые большие дела. Был Василий Мамырев в посольстве, которое ездило к мятежным братьям великого князя – Андрею Большому и Борису Волоцкому. А в тревожную осень Ахматова нашествия, когда сам великий князь отъехал к войску в Кременец, дьяк Мамырев держал Москву вместе с князем Патрикеевым. Большую честь трудно себе представить: сидел дьяк за одним столом с инокиней Марфой, матерью великого князя, митрополитом Геронтием, ростовским епископом Вассианом Рыло и думными боярами.
Однако паче всего прославился казенный дьяк Василий Мамырев другим – великой книжной мудростью. С молодости обучался в книгохранилище, которое устроил великий князь Василий Темный, а потом и сам начал переписывать книги. С греческого переводил достоверно, языкознатцы хвалили. Некоторые из книг подписывал пермскими письменами, значит, и пермскую азбуку знал. Собирал Василий Мамырев разные редкие рукописи, а люди говорили, что собрал великое множество: в большой палате при казне полки по всем стенам, а на полках – свитки и тетради…
Но воевода Салтык-то при чем тут? Читать он умел, как прочие дети боярские, мог и грамотку собственноручно написать, если не очень длинная, но не больше!
Так и не догадался Салтык о причинах вызова, хотя раздумывал об этом всю дорогу.
До Москвы добрались после полудня, в самый сонный послеобеденный час, когда даже псы не лают. Однако гонец повел Салтыка не на двор Василия Мамыря, а в Казенную палату. Знал, видно, что дьяк и после обеда бодрствует, книги свои читает.
Ратник у крылечка палаты преградил было дорогу копьем, но гонец зло цыкнул на него:
– Глаза разуй! Не признаешь, что ли?!
Ратник посторонился, но смотрел на Салтыка по-прежнему настороженно, как бы с сомнением: «Пускать или не пускать?»
Через узкую дверь, прорезанную в каменной стене непомерной толщины, прошли в сени. Здесь сидел еще один караульный, с ручницей и саблей, по облику – сын боярский из небогатых. Крепко оберегают казенного дьяка!
Гонец сунулся к внутреннему сторожу, что-то зашептал на ухо. Тот лениво приподнялся, толкнул тяжелую железную дверь: проходите…