За строкой приговора…

Так возникла версия о выпуске «левой» продукции. Версия, то есть более или менее вероятное предположение. Однако в сложившейся ситуации выдвинутая версия представлялась весьма и весьма правдоподобной.

Итак, «левая» продукция. Но если она выпускалась, то, само собой понятно, где-то и реализовывалась. А раз так, то должны обнаружиться какие-то следы в магазинах. И они обнаружились. При снятии остатков товаров в двух ленинградских магазинах оказались излишки комнатных туфель производства фабрики «Знамя труда». Правда, незначительные, но излишки. При иных обстоятельствах на эти излишки, возможно, не обратили бы особого внимания, но теперь они имели существенное значение для следствия. Это понимал не только Выховский, но и дельцы, окопавшиеся на фабрике. Нервы одного из них, некоего Гехта, не выдержали, и он исчез, оставив записку, в которой рекомендовал искать его труп в Фонтанке. Учитывая одновременное исчезновение вклада на имя Гехта в сберкассе, следователь не последовал его совету и, не заинтересовавшись Фонтанкой, объявил всесоюзный розыск мнимого покойника.

Так началась многотрудная работа, которая заняла у следователя около года.

Предстояло исследовать и доказать сам факт хищения, его «технологию», выявить всех участников шайки, проанализировать роль каждого, определить сумму расхищенного.

Пока у подозреваемых, по крайней мере по их мнению, были достаточно реальные шансы выпутаться из этой истории, полностью или частично избежать ответственности. И они не торопились облегчить работу следователя признанием своей вины. А когда Выховский, продемонстрировав одному из них компрометирующие, документы, посоветовал чистосердечно рассказать обо всем, тот не без юмора сказал:

— Мой папа говорил, что человек должен прежде всего бояться своего собственного языка.

— Ну, в данном случае вам бояться, нечего, — сказал Выховский. — Признание облегчит ваше положение.

— А вот сейчас вы мне напомнили нашего коновала, — парировал тот. — Когда он приставлял к телу лошади нож, а лошадь отодвигалась, он её успокаивал: «Но, но, не бойся». И действительно, через минуту ей уже нечего было бояться…

Задержанный на Украине Гехт, тот самый, который оставил записку с советом искать его труп в Фонтанке, успел на юге прийти в себя и отказывался давать какие-либо показания. Навестив его в тюрьме, следователь принёс с собой пятнадцать фиктивных нарядов, украшенных подписью мнимого самоубийцы.

— Посмотрите?

— С удовольствием.

Гехт внимательно прочёл все наряды и кратко сказал:

— Все. На этом сегодня закончим.

— Объяснений вы давать не собираетесь?

— Нет.

— Почему же?

— Вам меня не понять, Выховский.

Большие надежды возлагались подозреваемыми на запутанность учёта и отчётности на фабрике. Кто-то из них сравнил царящую там неразбериху с болотом, в котором могут утонуть не только преследуемые, но и преследователь. Действительно, документация находилась в хаотическом состоянии. Но к услугам следователя были опытные эксперты.

Расследование медленно, но верно двигалось вперёд. Работа распадалась на несколько этапов. На первом следователь тщательно и досконально разобрался в вопросах получения и расходования сырья.

Для того чтобы производить «левую» продукцию, необходимо иметь и «левое» сырьё.

Откуда и как оно бралось?

Оказалось, что поступление на фабрику старых одеял и шинелей, из которых делались комнатные туфли, учитывалось в штуках, а расход — в килограммах. Почему такой разнобой? Да так уж повелось… Но ведь шинели и одеяла могут иметь различный вес, различную годность? Конечно, но…

Случайность? Нет, не случайность, а приём, с помощью которого легко можно было из месяца в месяц создавать запасы неучтённого сырья, тем более что сырьё использовалось на раскрой по актам, которые подписывали не читая. Не лишены были интереса и сами акты раскроя. В одном случае на 300 пар детских комнатных туфель израсходовано 30 килограммов ветоши, в другом — 120. На 300 пар дамских туфель потрачено, согласно актам, то 160 килограммов сырья, то 80, то 60…

По указанию следователя были произведены контрольные раскрои. Да, он не ошибся: именно таким путём «добывалось» нужное для жуликов сырьё.

Следующий этап. Как неучтённое сырьё превращалось в неучтённую продукцию? Разумеется, ни Дибич, ни Гехт, ни их сообщники не шили по ночам туфли. Скорее всего, это делали рабочие, и не по ночам, а днём. Но на фабрике сдельная оплата труда, общеизвестные утверждённые расценки. Рабочие могли ничего не знать, про «левую» продукцию, но они должны были знать, сколько заработали за смену. Может быть, жулики как-то их обманывали, занижая зарплату? Нет, проверка показала, что рабочие ежемесячно получали столько, сколько должны были получить.

Дельцы оплачивали производство туфель из своего собственного кармана или, вернее, из тех денег, которые они получали за реализацию «левой» продукции? Тоже нет.

Это был ребус, над которым немало помучились и следователь, и эксперты. Но в конце концов он был решён. Разгадку подсказало ещё одно «маленькое несоответствие», обнаруженное на фабрике.

По инструкции выработка каждого рабочего ежедневно фиксировалась в картах учёта, так называемых накопительных нарядах. Один экземпляр карты находился у рабочего, другой — у мастера или начальника цеха. В конце месяца на основании этих карт составлялись сводные месячные наряды, представляемые в бухгалтерию для выплаты зарплаты. Что же касается первичных карт учёта, то они после составления месячных нарядов уничтожались. А почему, собственно? Не для того ли, чтобы скрыть следы подлога? Именно для этого…

Следователь опрашивает рабочих цеха культтоваров. Просмотрев месячные наряды, работница Шаповалова говорит:

— Всю перечисленную здесь работу я не делала.

— Выходит, вы зря получали зарплату?

— Нет.

— А как же иначе?

— Я работала, — объяснила она, — но я делала совсем не то, что здесь записано. Я вышивальщица, вышиваю туфли, а в месячных нарядах указано, будто я делала пуговицы. Видите? Разбраковка пуговиц, упаковка, выломка облоя, зенковка… Я вообще не знаю, как делаются пуговицы и что такое зенковка. Чепуха какая-то…

— А в накопительных нарядах тоже указывались не те операции, которые вы в действительности делали?

— Нет, в накопительных нарядах все было правильно, как положено.

Точно такие же показания дали ещё восемнадцать рабочих, которые, судя по сводным нарядам, производили пуговицы. Нет, к пуговицам они не имели никакого отношения, они специалисты по туфлям.

Итак, выяснен ещё один вопрос: производство «левых» туфель оплачивалось как производство пуговиц.

Но ведь рабочие, в действительности делавшие пуговицы, тоже полностью получали свою зарплату. Их не обсчитывали ни на копейку. Как же дельцы во главе с Дибичем ухитрялись сводить концы с концами? А очень просто. Они использовали лазейку, оставленную им технологами. По утверждённой технологии изготовление любых (!) пуговиц требовало одиннадцати операций: подготовка порошка, прессовка, выломка облоя, сверловка, полировка и так далее. Но пуговица пуговице рознь. Не все сорта полировались, не всегда требовалась зенковка пуговиц с двух сторон. Для изготовления некоторых типов пуговиц достаточно было, например, 8 операций. А как известно из начального курса арифметики, 11 минус 8 равно 3. Эти три непроизведенные операции, на которые начислялась зарплата, превращались в денежный резерв жуликов. Из этих «сэкономленных денег» они и оплачивали рабочим производство «левых» туфель.

Таким образом, ничего не подозревавшие рабочие из украденного жуликами у государства сырья изготовляли для шайки воров «левую» продукцию, а те расплачивались с ними через бухгалтерию фабрики, в которой, кстати говоря, никто не был замешан в хищении, украденными у государства деньгами из фонда заработной платы фабрики.

Следователь назначил бухгалтерскую экспертизу. Она установила, что рабочим участка комнатных туфель за счёт «свободных операций» по изготовлению пуговиц только за последний год было начислено десять тысяч рублей зарплаты, что свидетельствовало о выпуске «левой» продукции на шестьдесят тысяч рублей… А ведь у жуликов был ещё и дополнительный «резерв» — пуговицы, изготовленные учениками: работа учеников не оплачивалась сдельно.