За своего…
Шрифт:
– Север наехал по беспределу, все подтвердят… – он шевельнул рукой, и из окружающего полумрака выдвинулся Корнилов-старший. Утес, скала. Ноги в узких лакированных туфлях – слоны в утлых лодчонках. Голос густой, грозный.
– Его никто не звал. Стволы и перья. Вдевятером. Как на войну пришел…
– Завалил кого-нибудь? – спросил Антон.
– Нет.
– Шмалял? Вверх, по мебели, по тачкам?
– Нет.
– Без крови обошлось, значит, без шума, без ущерба, – подытожил Антон. – И чего хотел?
– В фюреры метил. Над всеми. Втихую. Чтобы свои порядки наводить, но от имени Босого…
– Порядка здесь давно нет, – бросил Антон.
– Так
Его кресло в темном углу. Можно рассмотреть пальцы в золотых перстнях на подлокотниках, обтянутые дорогой тканью колени, все остальное – бесформенная тень. Голос у него мягкий, сладкий, как рахат-лукум.
– Север искал, как нашу дружбу рассорить. Корниловских пацанов против него настраивал, Кащея в соблазн ввел, Колотухе голову задурил… Ну и прочее. Меня, кстати, уговаривал тоже. Но я перехитрил его…
«Ты и сам себя перехитришь!» – подумал Антон. А вслух сказал:
– Ты молодец, Гуссейн, с тобой всегда приятно иметь дело!
В темном углу что-то блеснуло. Возможно, Гуссейн улыбнулся своей восточной коварной улыбкой.
– Взаимно, дорогой! Ты всегда такой хороший, красивый…
– Так что красную дорожку хотел раскатать Север перед собой, это ясно, – сказал Корнилов-старший. – Я троих потерял. Водолаз и Сержант не в счет – мудаки, фиг с ними… Кащея вот жалко…
– Нечего жалеть! Иудам – иудово! Расход и яма! – скрипнул зубами Босой. – Я по Колотухе с близнецами не плачу!
Корнилов согласно кивнул головой.
– Расчет состоялся правильный. Север крутое мутилово начал. А если бы у него получилось, было бы еще хуже.
Босой опять:
– Куда хуже? Он пушкой перед моим носом вензеля рисовал! Чего тебе еще надо?
– Нарисовал и спокойно ушел, – заметил Антон.
– А как иначе? – мрачно ответил Корнилов. – Ты же сразу расспросил: про кровь, про ущерб… Ничего нет! А у нас нельзя за просто так «законника» валить! Да еще при десяти свидетелях! Если случай подвернется – другое дело. Только вряд ли…
В воздухе вдруг пряно зазудело, разлились аппетитные ароматы – это в кухне раскладывали на белом теплом фарфоре золотистую донскую селедочку, насыпали курганом желтую дымящуюся картошку, заправляли подсолнечным маслом и свежей кинзой, резали овощной салат…
– И где он сейчас? – Антон сглотнул слюну. Жрать, конечно, охота, да и выпить сейчас неплохо, только зачем «синие» его пригласили? Чтобы угостить, накормить и напоить? А заодно свои проблемы обсказать?
– Залег где-то, – сказал Корнилов. – Я пацанов посылал, интересовались – домой не идет, у знакомых не появляется… Стремается… Только он не успокоится, опять начнет воду мутить.
Закивали. Никто не сомневался – начнет.
– У нас тут такая мысля возникла…
Босой окинул взглядом собравшихся, как бы подчеркивая, что высказывает не только свое мнение, но и мнение всей общины.
– …Его бы отстрелить тихо-мирно, Антон. Без пафосу, без злобы. Пока он тут жало на полную не раскатал и дел не натворил… Как думаешь?
Антон, кажется, считал золотые гладиолусы на обоях.
– Дело ваше, – сказал он, сосчитав. – В чем проблема?
– Из своих никто на это не подпишется. Да и заикаться об этом здесь нельзя. Все-таки – Север, не Колотуха… И вообще, ты же знаешь, как с «законником» такой вопрос решать.
– Знаю.
– Надо бы кого-то со стороны. Надежного человечка… Ты как-никак по полгода в столицах мотаешься,
Антон. Связи, все такое…Корнилов пошевелил пальцами в туфлях. Туфли заскрипели.
Антон молчал.
– Дело непростое, – наконец, сказал он. – И скользкое…
– Община скинется, это не вопрос! – В полумраке сверкнули Гуссейновы зубы.
– И вы решили к вашим делам меня подстегнуть?
Босой беспокойно заелозил в кресле.
– Хватит целку строить, Антон! – раздался его наполненный хриплой мокротой голос. – Это я тебе по-свойски, по-отцовски говорю! Это не только наши дела! Это и твое дело тоже! Потому что когда Север развернется, он и на твой кусок рот откроет! Ты его аппетит знаешь! И под понятия все подведет: дескать, ты не блатной, а барыга, а раз так – должен под блатных лечь! Так что лучше подпишись и лишнюю муть не разводи!
Антон повернул к нему лицо, ощерился. У него холеное лицо, хоть в кино снимай. И только когда он вот так щерится, скалится – показываются вдруг наружу кривые длинные зубы. Как акулья пасть. И всем сразу становится ясно, что перед ними не артист, не художник какой-нибудь заслуженный, не миротворец, а обычный бандюган. Не то что палец отхватит – ключ гаечный разгрызет. И пусть зовут его Миротворцем, пусть у него манеры, сигара во рту и смокинг на плечах, но сути его это не меняет.
Поэтому все подумали – сейчас пошлет. Или сам уйдет. Но Антон спрятал зубы и сказал вполне мирно:
– Я думаю, вы все правильно решили.
Наступила пауза. Стучали ходики. Затем Босой удовлетворенно крякнул:
– Ну, вот и хорошо. Тогда по водочке сейчас?
– Только свет нормальный включи! – говорит Антон.
Паяло раскрыл обе створки двери, обслуга внесла стол с селедочкой и закусками. Рыбки лежат аппетитной кучкой – в полторы ладошки длиной, в золотистой кожуре, хрустящие плавники, на изломе белая, паром исходит, томная, как подвыпившая барышня. Графин в ледяной крошке, дохнешь над водкой – пар идет. Все расслабились. Зазвенели стекло и фарфор, началось застолье, пошел другой разговор…
– Север с собой новую кодлу притащил. Значит, потянутся варяги потоком…
– …Сержант как свинья визжал… Башкой об асфальт, истерику изображал… Тьфу! Зато Водолаз достойно так… Просил только, чтобы его машину, с обвесом новым, брату передали…
– А Кащей?
– Кащей железный пацан… Был. Сказал, сам справлюсь… Выйдите, говорит, на минуту…
Смерть и жизнь – рука об руку. Решаются чьи-то судьбы, вспоминаются чьи-то предсмертные слова. А селедочка водочку любит, а водочка любит селедочку… Только правда ли это? Как в одной поваренной книге написано: «Раки любят, чтобы их варили живыми…» Неужели у раков спрашивали?
Аппетит разыгрался… Куда от этого денешься? Босой был похож на мумию, а сейчас, смотри, – ожил, метает в себя все подряд, костями поплевывает, рот утирает… Северу, считай, хана, срок отмерян, а он – живой! До ста лет доживет! Выпьет и смертью чужой закусит… Вот так!
– Беспредел, беспредел!.. – ворчит возбужденно Смотрящий. – Раньше друг за другом поглядывали, всё знали. Теперь, вон, менту бывшему лютый ахерон устроили на трассе… Слыхал?
Антон настороженно кивает. Слыхал – как только прилетел, так и услышал. Через час, как приехал домой, ему Лис позвонил. И встретились они сразу же, еще до Хитрого, в сумерках на берегу. Там и получил Миротворец первое агентурное задание от ушлого опера: разнюхать, кто его коллегу замочил… Если бы сотрапезники узнали – кончили бы прямо за столом, на куски разорвали…