За свои слова ответишь

«Придет доктор, с ним и разберусь», – подумал Виталик.

И тут в память вернулась и другая картинка. Он сидел на носилках в машине скорой помощи, а человек в черном пальто приставил ему к спине что-то твердое, и он вновь ощутил точно такой же толчок, который почувствовал в метро.

«Электрошоке?!» – догадался Конопацкий и заскрежетал зубами.

Он понял, что его подставили, но кто и зачем – этого сообразить не мог, как ни напрягал память.

«Похитили, чтобы потребовать выкуп? Но кто за меня заплатит? Кому я на хрен нужен? И при чем здесь „Скорая помощь“, почему привезли сюда?»

Двухстворчатая дверь распахнулась, и в комнату вошел улыбчивый Марат Иванович. Тут же обменялся коротким взглядом с санитаром, мол, донор уже понял, в чем дело?

«Нет», – отрицательно качнул головой верзила в белом халате.

– Ну-с, посмотрим, что тут у вас.

От этого вкрадчивого голоса Конопацкий на какое-то время успокоился, ему показалось, что перед ним настоящий врач, который пришел, чтобы лечить.

– Да, ссадина, – Хазаров собственноручно смочил тампон и промыл рану, – еще не хватало заражения.

А так вы в полном порядке, – и он подмигнул Конопацкому.

– Доктор, какого черта меня привязали?

– Буянили, – с усмешкой произнес Марат Иванович, – ударились головой и буянили. Вот и пришлось вас скрутить.

Больше буянить не будете? – он разговаривал с Виталиком, как разговаривают с ребенком, спокойно, но вместе с тем и властно. – Нехорошо как-то получается, мы вас спасти хотели, а вы…

– Не было этого! – округлив глаза от удивления, сказал Конопацкий. – Меня тот хер в черном пальто электрошокером… Доктор!

И тут по глазам Хазарова он понял, все этот доктор знает и о мужчине в черном пальто, и об электрошокере, и что-то еще, о чем не подозревает пока он сам, Виталий Конопацкий.

– А ну, отвяжи меня! – закричал Виталик, дергая руки и ноги изо всех сил. – Отвяжи сейчас же!

– Зачем? – удивленно вскинув брови, поинтересовался Хазаров, на всякий случай отступая на пару шагов. – Снова буяните, а говорили, что зря вас привязали.

Стол сотрясался, дребезжал, но высвободиться бывший десантник не мог.

– Отвяжи, козел, что я сказал!

– За козла ответишь, – спокойно произнес Хазаров и тяжело вздохнул. – Все, началось, заткни-ка ему пасть.

Конопацкий вертел головой, пытаясь увернуться от скомканной медицинской салфетки, которая пахла йодом и еще какой-то гадостью. Тогда охранник схватил Виталика за волосы и прижал его голову к столешнице.

– Не дергайся, урод!

Конопацкий сжал зубы и застонал не столько от боли, которая все еще раскалывала голову, сколько от досады на самого себя, что он, здоровый мужик, не может сейчас постоять за себя. Вот если бы ему отвязали руки, хотя бы одну руку!

– Рот-то открой, – вновь перешел на вкрадчивый тон Хазаров.

– Да пошел ты! – хотел сказать Конопацкий.

И охранник, улучив момент, сумел-таки втолкнуть ему салфетку в рот. Конопацкий попытался укусить его за палец, вытолкнуть салфетку, но тот уже глубоко затолкал ее в рот, так плотно, что казалось, сейчас вывернется нижняя челюсть. Виталик рвался, хрипел. Через нос, сломанный еще в армии, он дышал с трудом, не хватало воздуха.

Марат Иванович стоял, скрестив на груди руки, и спокойно смотрел на безуспешно пытавшегося вырваться из пут Виталика.

– Ну что, лучше тебе стало, спокойнее? – говорил он, склонив голову набок. – Будешь хорошо себя вести, кляп вытащим. А еще говорил, что не буянил, на людей не бросался. Сумасшедший, самый настоящий сумасшедший.

Минуты через три Конопацкий понял: все его попытки ничего не дают. Ремни пережали запястья и лодыжки, кислорода катастрофически не хватало. Он замер и стал дышать ровнее. Но каждый вздох и выдох сопровождался свистом.

– Если не будешь дергаться, воздуха тебе хватит, – сказал Марат Иванович. Затем подошел к столу и немного расслабил ремни, расправив их. – Так удобнее? – поинтересовался он.

Дверь открылась, и в комнату вошла Катя. Она была бледной, даже губы не отличались цветом от остального лица Смотрела она как-то отстранение поверх головы Хазарова.

– А, вот и Катя пришла, – обрадовался главный врач психлечебницы, – как раз пациент успокоился. Тебя не смущает, что он голый?

– Нет, – все так же глядя в пространство, произнесла Катя.

– Сделай ему тест на СПИД. Это последний штрих, мне нужна стопроцентная гарантия.

Конопацкий во все глаза смотрел на женщину, не зная, чего ему ждать от нее – мучений или избавления. Утопающий всегда хватается за соломинку, вот и Виталику хотелось верить в то, что все происходящее сейчас кончится, как дурной сон.

Марат Иванович подошел к женщине и прошептал ей на ухо:

– Грязнов вколол ему морфия, нужно поскорее вывести его из организма. Подключишь аппарат абсорбции, прогонишь через него кровь.

Женщина кивнула.

– Если тебе не хочется этим заниматься, то скажи, замену тебе найдем, – он пытливо заглянул в глаза Кате. Та опустила веки. – Ну что ж, умничка. Я понимаю, всем тяжело – тебе, мне, ему, но дело есть дело, и оно не должно страдать от нашего настроения.

Катя поставила на соседний столик поднос со шприцами и склонилась над Конопацким. Санитар внимательно следил за ее движениями.

– Под руку не смотри, – сказала Катя, – ты же знаешь правило.

Санитар недовольно поморщился и перевел свой взгляд на вытяжку, под которой стояла пара незажженных спиртовок.

– Я должна взять кровь для теста на СПИД.

Лишь только Катя намазала ватку спиртом и прикоснулась к руке Виталика, тот вновь принялся дергаться, да так сильно, что всадить иглу не было никакой возможности.

– Помочь? – почти безразлично предложил санитар.

– Пока не надо, – остановила его Катя. – Лучше полежи спокойно, – она говорила это почти без всякого выражения, чеканя слова, – если перестанешь дергаться, я выну тебе кляп.

– Эй, – крикнул санитар, – доктор ничего насчет кляпа не говорил!

– Он мне поручил пациента или тебе? – скороговоркой бросила Катя.

– Смотри, потом самой отвечать придется. Я только советую.

– Не будешь дергаться? – вновь спросила Катя.

Конопацкий несколько секунд подумал, потом утвердительно кивнул. Женщина осторожно, двумя пальцами взяла салфетку и, стараясь не причинять боль, вытащила ее изо рта Виталика.

Тот отдышался, а затем неожиданно для самого себя сказал: