За тихой и темной рекой

— Перестаньте!

— Нет уж, позвольте договорить до конца. — Рыбкин спрятал руки в карманы кителя, отчего принял смешной вид. Впрочем, Олегу Владимировичу было не до смеха. — Вы только что изволили прочитать целую лекцию о причинах, по которым мне не следует заниматься поэзией. Знаете, вы будете удивлены, но я согласен с тем, что вы сказали. Меня убедил ваш… Верховский. Может быть, я действительно никчемный бумагомаратель. Но чувства живут во мне настоящие. Да, я до сих пор люблю Анну Алексеевну. Даже несмотря на то, что меж нами произошло.

— Меж вами ничего не могло произойти, — вставил реплику Олег Владимирович. — Взаимностью вам не ответили. И это вас оскорбило.

— Не смейте так говорить!

— Я говорю о том, что вижу. — Белый встал напротив Рыбкина, положив трубку в пепельницу. — Вы признались в любви и получили отказ. Но не потеряли надежду. Я тоже нахожусь в вашем положении. И хочу, чтобы Анна Алексеевна ответила мне взаимностью. Но мир устроен так, что сие не от нас зависит… Вы сами говорили, нельзя любовь рассматривать с точки зрения анатомии. И страстно желаете возобладать женщиной, которая к вам не испытывает никаких чувств. Разве это не насилие? Ею можно овладеть, а что дальше? Будете и вы счастливы, осознавая, что она несчастна рядом с вами? Вам этого хочется? — Белый одним сильным ударом выбил пепел из трубки и упал на стул. — Любовь, Станислав Валерианович, — не спортивное состязание. Приз-то вы, может быть, получите. Да только как после будете жить с женщиной, которая вас не любит? Не спорю, есть надежда, что стерпится — слюбится. Но кому придётся терпеть? Конечно, можно стреножить её ребёнком. Да только владеть вы будете лишь физической оболочкой. Не более. Вам этого довольно? Лично мне — нет!

Рыбкин вновь вернулся к окну. Ночь уже опустилась на город, скрывая размытые фигуры прохожих.

— Вроде вы всё правильно и точно обосновали, Олег Владимирович. Но я хотел бы посмотреть на вас, когда вы входите в её дом, — а она только вчера лёгким поцелуем поздравила вас с днём ангела, — и в вас горит надежда, но вы встречаете у неё нового поклонника. Которому, как выясняется, она благоволит, так же, как и вам…

Белый вновь вскинулся с места:

— Простите, Станислав Валерианович, но я не желаю продолжать этот разговор. Могу только добавить: я не собирался обсуждать эту тему. Так получилось. Мне бы не хотелось оставлять меж нами недомолвки: всё бы вскрылось рано или поздно. Теперь же — честь имею!

— Благодарю за откровенность. — Рыбкин вернулся к столу, свернул тетрадь и сунул её в карман кителя. — Олег Владимирович, я ещё в канцелярии догадался, что вы пригласили меня к себе вовсе не для того, чтобы познакомиться с моими виршами. Я не прочь расставить все по местам…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Но близок час начала славных битв.

Отвага полнит грудь, она — им щит.

Пред ними поле пестрое игры,

Где короли раскинули шатры…

Уильям Джонс. Каисса. 1763

Утром следующего дня Анисим Ильич Кнутов первым делом посетил гостиницу «Мичуринская».

В дверях его встретил сам хозяин. Кирилла Петрович Мичурин являл собой фигуру значительную, колоритную. Высокий, с широким разворотом плеч, в английском костюме с чёрным в белый горошек галстуком на груди, купец своими манерами и поведением, без сомнения, мог бы покорить и столичное общество. Круглый, большой живот, скрытый атласным жилетом, придавал ему уверенный и солидный вид. Руки производили спокойные, размеренные движения, в такт хорошо поставленной речи почётного гражданина Благовещенска. Единственное, что не запоминалось в Мичурине, были глаза. Они прятались под густыми бровями, словно не желали показать выражение мысли. Отчего у собеседника складывалось впечатление, будто он общается со слепым. Впрочем, сие ощущение моментально пропадало, лишь Кирилла Петрович начинал говорить. Голос он имел густой, бархатный — заслушаешься. Не ткани рекламировать, а в опере петь.

— Доброе утро, Анисим Ильич. — Кирилла Петрович распростёр объятия, однако продолжения жест не получил. Кнутов сделал вид, будто не заметил этого. — Какими судьбами? И с утра?

— Да вот, хотел встретиться с вашим постояльцем.

— Это с каким? — тут же поинтересовался Кирилла Петрович.

— Да тем, что из столицы прибыл.

— А, — протянул Мичурин, — с вредителем?

— Вы имеете в виду стол?

— И нож. — добавил Кирилла Петрович. — Такое сей господин сотворил со столовым серебром… Хотя, — Кирилла Петрович наклонился к лицу сыщика, — честно признаюсь, дал бы любые деньги, чтобы увидеть, как он это сделал. Мебель-то у меня, сами знаете, отменная. Тройным лаком покрыта. А серебро — металл мягкий. А ведь вогнал, сукин сын! — в голосе купца явственно звучало восхищение. — Опоздали вы, — между тем продолжал Мичурин. — Уехал. Сегодня утром. На дрожках Вашего управления.

— Жаль, — Кнутов тяжело опустился на ближайший стул.

— Кстати, Анисим Ильич, а вы не знаете, часом, почто ваш друг интересуется моей персоной?

Вопрос прозвучал неожиданно. Хорошо, что Кнутов в этот момент слегка наклонился и купец не мог видеть его лицо, на котором отразилось удивление. Вот так дела: инспектор прощупывал Мичурина?! Не иначе, как вчера, в казарменной канцелярии. Или в кавалерийском полку. Интересно, кто донёс купцу сию новость?

Анисим Ильич приподнял голову, и его взгляд встретился со зрачками хозяина гостиницы, спрятанными за складками век и морщин.

— Да нет, знаете ли, Кирилла Петрович. Сей факт мне не ведом. Он что, вас допрашивал?

— Еще чего? — усмехнулся купец. — Просто слушок дошёл. Ну, коли вам ничего не известно, придётся мне переговорить с Владимиром Сергеевичем. Самому.

Кнутов мысленно воспроизвел и проанализировал диалог. Вроде нигде сбою не дал. В городе всем известно, что Мичурин находится на короткой ноге с Киселёвым. И последний частенько прислушивается к мнению Кириллы Петровича.

Анисим Ильич с трудом подавил стон. Внутри, после вчерашней попойки, всё болело. Желудок крутило. В голове ворочалась тяжёлая пустота.

— Вижу, вы нынче не в духе, Анисим Ильич. Случилось что?

«Издевается, сволочь», — подумал Кнутов.

— Да нет. Голова болит.

— Ну так посидите. А я отдам распоряжение приказчику, чтобы вам принесли холодного кумысу и прислали служку, что присматривает за апартаментами вашего знакомого. Если вы, конечно, не передумали с ним встречаться.

Кнутов остался один. На кухне гремела посуда. По залу пробежал половой, сметая на ходу невидимые соринки со стола… Тишина действовала на Кнутова успокаивающе, но была недолгой.

Только Кирилла Петрович покинул собеседника, двери распахнулись, и в зал влетел помощник Анисима Ильича, младший следователь Крылов.

— Беда, Анисим Ильич! — с ходу заорал он, словно оглашенный. — Беда!

— Не ори, — Кнутов поморщился от боли в висках. — Что случилось?

— Убийство! Сегодня ночью! Убили Кузьму Бубнова.

Боль моментально пропала. Кнутов вскочил на ноги, не заметив, как уронил стул.

— Когда? При каких обстоятельствах?

— Так я же говорю: сегодня ночью. Хотели ограбить, и вот…

— Ах ты господи… — Анисим Ильич кинулся было к дверям, но тут же остановился и резко повернулся к Крылову. — Вот что. Я — на место преступления. Ты оставайся здесь. Сейчас прибежит мальчишка, что здесь прислуживает, опроси его. Главное, выясни, когда вчера вернулся его постоялец. Если встречался, то с кем? Уходил из гостиницы или нет? Во сколько сегодня уехал? После — мухой в дом Бубновых, ко мне — с докладом. Господину полицмейстеру об убийстве доложили?

— А как же, Анисим Ильич! Первым делом!