За триста долларов

— У однополчанина есть любимая девушка, которая живет с матерью, предположим, в Сочи. И вот однажды туда приезжает на отдых полковник ФСБ…

— Может, лучше кто-нибудь из Генштаба? — подал голос Леня. — Ну надоели эти фээсбэшники! В каждый роман их суем.

— Ты вообще-то в Сочи бывал? Знаешь, что в санаторий Генштаба без специального пропуска не попадешь? — усмехнулся Кадман. — А теперь подумай: ну откуда бедная девушка возьмет этот пропуск? Однополчанин по почте пришлет? Нет, Кослянский прав: полковник именно из ФСБ. Живет себе тихонько на съемной квартире, случайно встречает эту девушку на пляже, она в него влюбляется…

— А у полковника есть жена в Москве! И сын от первого брака, — встряла в мужской разговор Юлия Витальевна. — Между прочим, я тоже имею сына от первого брака. Так что и выдумывать особенно ничего не надо. Как было, так я все и опишу.

— Я так понял, ваш первый муж тоже в ФСБ работал? — спросил я невинным тоном. Юлия Витальевна смерила меня взглядом василиска и нервно закурила. А Кадман поморщился и махнул на меня рукой: мол, не мешай.

— И вот эта девушка рассказывает полковнику, что у нее есть жених в Моздоке. Полковник пробивает личность этого парня по своим каналам, и тут выясняется одна любопытная деталь. У парня, оказывается, есть двоюродный брат, который якобы пропал под Аргунью в конце девяносто седьмого года. А в две тысячи втором его видели среди чеченских террористов, скажем, в Учхой-Мортане. Наш полковник срочно едет в Моздок. А потом…

Сюжет романа стремительно лепился из дымного воздуха и запаха кофе. Госпожа Известность торопливо надувала щеки. Новая книга писателя Феликса Порецкого рождалась прямо на глазах.

Разобрали сюжетные линии, обговорили основные эпизоды, разделили по кускам очередной шедевр. Даже название придумали — «Разгружаться будем в Москве!». Мне как всегда досталась самая скверная сюжетная линия. На этот раз я должен был выписать отношения бывшего летчика с террористом Ахматом, которого потом посчитают «кротом» и взорвут вместе с двоюродным братом механика-однополчанина, пропавшим под Аргунью. А кроме того, Боря мне поручил написать огромный кусок из бурной молодости этого механика (она прошла, конечно же, в Корсаковском морском порту).

— А может, для разнообразия механика куда-нибудь в Приморье пошлем? — предложил я, чтобы засвидетельствовать и свой интерес к будущему роману. — В Находку, например? У нас ведь Корсаков уже был — в «Желтом билете», кажется.

— Корсаков лучше, чем Находка. Экзотичней, понял? — возразил, как отрезал, Кадман. — И вообще, Митрохин, не возражай господину автору. Сказал Порецкий — Корсаков, значит — Корсаков. Какие могут быть разговоры?

Кослянский отреагировал на это тонкой интеллигентной улыбкой, Юлия Витальевна, напротив, злорадно ухмыльнулась. А мальчик Леня привычно промолчал.

— Пока по двести, а дальше буду смотреть по текстам, — Кадман аккуратно отслюнил каждому по двести долларов. — К следующему вторнику желательно половину работы сделать. Митрохин, тебе я персонально говорю, при всех: будешь халтурить — на хороший гонорар не рассчитывай… Ты не обижайся, — добавил Кадман уже в прихожей, пожимая мою вялую руку. — Я ведь деньги не из тумбочки достаю!

Я буркнул что-то вроде «да ладно…» и шагнул за железную дверь.

Домой я пришел, вполне готовым к предстоящему творческому процессу. В полиэтиленовом пакете у меня лежал десяток пачек хорошего чая, блок сигарет и замороженная курица. Переступив через кошачью лужицу, я прошел мимо чужих дверей и очутился в своей комнате. Потом сходил на кухню и поставил чайник на газ.

Ну-с, начнем… Я заварил чай по-северному — прямо в кружке, дождался, пока он настоится. Включил компьютер, закурил сигарету. Хлебнул чая, лениво стукнул какое-то слово. Снова хлебнул чая. И опять закурил.

Мне было все равно, с кого начинать, и я начал с летчика. Я быстро выписал экспозицию и наметил завязку. К тому времени курица стала мягкой и вполне готовой для варки. Я кинул ее в кастрюлю и тут же вставил эту курицу в очередной эпизод. Часа через два пятнадцать страниц вполне читабельного текста были уже готовы. Я заварил очередную порцию чая и раскрыл новую пачку сигарет…

В десятом часу вечера я почувствовал, что меня заклинило. Мой летчик сидел в офицерском кафе и думал про подлеца-механика, а я курил одну за другой сигареты, уставившись в экран монитора, и мне было глубоко плевать на механика, «крота» Ахмата и всех остальных. Мне вспоминался Боря Кадман и триста долларов, которые уплыли из моих рук вместе с очередным романом Феликса Порецкого. Стыдно признаться, но я желал Кадману-Порецкому разгромной статьи в «Литгазете» или еще чего похуже. Например, банановой кожуры под ногами при переходе через улицу. Или даже маленького пожара за стальной дверью при полном отсутствии ключей.

Я знал, что скоро это пройдет и голова станет ясной, а рука — уверенной. Еще чуть-чуть чая, еще две-три сигареты, и прямо на экране монитора я увижу малиновые буквы текста. Мне останется лишь считывать их и стучать по клавиатуре, время от времени взбадривая себя чаем и табаком — чтобы буквы не расплывались перед глазами. Сколько раз со мной было такое, сколько текстов я так написал!

Я свел летчика с Ахматом в какой-то кафешке на окраине Моздока и без сил свалился на диван. Сердце работало, как двигатель СУ-27, выбрасывая кровь куда угодно, но только не в мой бедный мозг. Летчик посмотрел на меня сквозь дымку забытья и отвернулся, а Ахмат разлил по стаканам и сказал чеченский тост.

…И тогда я вернулся в свою молодость. Я работал санитаром в психиатрической больнице, и ночью был обязан дежурить, чтобы больные не разбредались по коридору и не пытались бежать. Я снова сидел на стуле у знакомой палаты № 20. Время текло, как из капельницы — долго и нудно. К утру я начал дремать, мои глаза закрывались, и свет от лампочки дробился на ресницах, распадаясь на красный и на оранжевый, на желтый и на зеленый…

Там, во сне, я уснул.

Мое пробуждение было неожиданным, как крик или выстрел. Чувство опасности вырвало меня из дремоты, и я открыл глаза. Прямо перед собой я увидел лицо клинического идиота — бывшего бухгалтера, свихнувшегося среди цифири.

— Абракадабра, — сказал мне клинический бухгалтер, и рассмеялся, и слюна закипела в уголках его нечистого рта.

Я вскочил со стула, ухватил идиота за рукав и толкнул обратно в палату.

— Пошел на место! — сказал я бухгалтеру так, как говорят собаке. Да он ведь мог мне и нос откусить!.. Бухгалтер повернулся и пошел в душный морок аминазина, то и дело останавливаясь и пританцовывая перед каждой кроватью. А я снова присел на стул и не смыкал глаз до самого утра…

А потом я проснулся. За окном стремительно рассветало. Нужно было вставать, отходить от кошмаров ночи и снова браться за текст. Я закурил и вспомнил слово «абракадабра». Это меня слегка развеселило: да с тобой, господин Митрохин, и в самом деле можно с ума сойти!

Вот интересно, Боря Кадман тоже ночами не спит, когда чужие куски в свое единое целое сшивает? И здесь у меня в голове мелькнула какая-то глупость. Я поднялся с дивана и разбудил задремавший компьютер. Он недовольно заворчал на меня, но включился. Высветилась на экране последняя фраза: «Летчик глянул Ахмату в глаза и увидел в них горы…» Да бог с ними, с этими горами. Что я, кавказских гор не видал?

— Боря Кадман, — набрал я на экране знакомое имя. Подумал — и уточнил: — Борис Абрамович Кадман. — Потом скопировал ФИО и выстроил из него (без пробелов) целое предложение. Получилось: «БорисАбрамовичКадманБорисАбрамовичКадманБорисАбрамовичКадманБорисАбрамовичКадманБорисАбрамовичКадман…» и т. д.