За воротами дымил большой завод

Проезжаем «Алекс» – любимую площадь немцев Александерплатц. На аллее Карла Маркса, бывшей Сталин-аллее, делаем остановку и выходим из автобуса.

Прекрасные современные дома. Недалеко небольшой красивый кинотеатр «Космос». Людей здесь больше. Много молоденьких мам с колясками, в которых сидят и лежат маленькие немчики. Дети очень чистенькие, одеты ярко, словно новые куклы.

Промелькнула пара новобрачных. Невеста вся в белом, будто сошла со страниц журнала мод. Жених подзывает такси, и они уезжают.

Одежда немцев оставляет приятное впечатление. Одеваются хорошо и современно. Немцы выглядят подтянутыми. Не суетятся и, переходя через дорогу, совершенно не смотрят по сторонам. Между прочим, русских здесь узнают именно по тому, как они переходят дорогу: вертят головой, озираются и не обращают никакого внимания на светофор. Нас предупредили ещё в Свердловске, чтобы мы были внимательными. И всё же здесь кое-кто забывался. Повертели головой – машин поблизости не видно. Пошли. Но вот стоящий рядом немец хватает за руку нашу туристку и сердито говорит, показывая на светофор. Улица пуста, а немцы всё равно стоят и ждут, пока не загорится зелёный свет светофора.

По программе мы должны были осмотреть музей «Пергамон»– собрание древностей, которые немцы вывезли из Малой Азии. Здание пострадало во время налётов авиации в 1945 году. Часть экспонатов вывезена в Москву и Ленинград и до сих пор хранится в запасниках Музея Пушкина и Эрмитажа. К сожалению, «Пергамон» закрыт. Зато получено разрешение пройти по ту сторону Бранденбургских ворот, на нашей стороне от стены.

Возвращаемся к воротам и заходим в комендатуру. Нас встречает молодой офицер, одетый в немецкую форму, – ну, немец, как из кино! Особенно бросается в глаза фуражка с высокой тульей. Офицер приветлив. У него голубые глаза и светлые волосы – типичный ариец. Только вместо напыщенного гордого выражения лица милая, какая-то извиняющаяся улыбка. Зовут его Курт.

Чтобы лучше рассмотреть, что делается за стеной, нам разрешают подняться на мостик. На той стороне стоит группа молодых людей в дымчато-

серых плащах. Елизавета Александровна говорит, что это «провокаторы», и просит не обращать на них внимания. «Провокаторы» машут нам руками, кричат что-то, фотографируют. Нам тоже разрешено фотографировать, и все, у кого были с собой фотоаппараты, начинают щёлкать затвором. Курт дал мне свой бинокль. На той стороне заметно оживление. Подошло несколько английских солдат, подъехали два американских грузовика, из них вышли 5-6 американцев. Все они спокойно разглядывают нас в бинокли, некоторые фотографируют.

Насмотревшись на «противников», мы снова идём в комендатуру. Курт интересно рассказал об охране границы. До недавнего времени в этом районе часто возникали даже вооружённые столкновения. Гибли люди. Так, на глазах у Курта убили его друга, он видел, кто это сделал, но без приказа не имел права стрелять. Ведь американцы того и хотели: чтобы завязалась перестрелка. Поди потом разберись, кто первым начал. Случалось, что американские танки беспрепятственно заходили в восточную зону и ездили по Фридрихштрассе. Пришлось обратиться за помощью к советским танкистам. И вот, когда очередной американский танк заехал на нашу территорию, навстречу ему двинулся советский танк. Оба остановились почти дуло в дуло и так простояли целый день, испытывая терпение и нервы танкистов. Потом американский танк развернулся и уехал.

Ежегодно в районе Бранденбургских ворот устраивались фашистские шествия. Словом, обстановка была очень напряжённой. Правда, случались и другие провокации: однажды под вечер появилась группа абсолютно голых женщин. Они непристойно танцевали и кривлялись.

«Мы с удовольствием посмотрели этот концерт и хотели бы, чтобы подобные «провокации» были чаще», – смеясь, сказал Курт.

Заканчивая свой рассказ, он предложил нам расписаться в книге для посетителей. Мы подарили ему сувенир-спутник, а он каждому вручил открытку с видом на Бранденбургские ворота. Расстались мы хорошими друзьями.

Едем в Трептов-парк. От впечатлений моя голова совсем разбухла, однако стараюсь ничего не пропускать. Проезжаем мимо какой-то фабрики или завода. Вдоль железнодорожного полотна лежит груда битых кирпичей высотой с двухэтажный дом и длиной метров триста. «Смотри, Люська, – говорит Пётр, – вот где апофеоз войны. Что там на картине Верещагина небольшая кучка черепов». «В этой войне и черепов было не меньше этой груды кирпичей», – думаю я.

Подъезжаем к парку, в котором похоронены семь тысяч советских солдат, погибших в боях за Берлин.

Минуя гранитную арку у главного входа, мы подходим к фигуре из белого мрамора скорбящей Матери-родины. Чуть подальше две бронзовые фигуры коленопреклонённых бойцов – старого и молодого. Впечатление такое, словно это живые люди, застывшие в безграничной скорби по погибшим товарищам. Отсюда открывается вид на всю территорию парка. Газоны в середине символизируют род войск: пехоту, бронетанковые вой-ска, артиллерию, кавалерию и авиацию. Справа и слева между саркофагами, на которых выбиты изречения Сталина и рельефы, отображающие историю войны, находятся братские могилы. В отдельной могиле покоятся тела четырёх Героев Советского Союза: генерала, полковника, сержанта и солдата, символизирующие единство армии.

На любом кладбище даже самый весёлый человек становится грустным и задумчивым. А здесь тем более. Я смотрю вперёд, где на огромном кургане стоит мавзолей со статуей воина-освободителя. На сером фоне неба памятник кажется особенно выразительным, своеобразным реквиемом в камне. Я смотрю на памятник, и мне вдруг начинает слышаться тихая, но торжественная траурная мелодия.

Мы поднимаемся по лестнице на вершину кургана, в мавзолей. В его зале под сводами находятся созданные советскими и немецкими художниками мозаичные работы, изображающие представителей шестнадцати союзных республик. На потолке блестит увеличенный в размерах орден Победы, на стене выбиты слова Сталина. Не слова здесь нужны, а сильные, как набат, стихи, мужественные стихи, чтобы у каждого входящего задрожало сердце.

В парке немноголюдно. Когда мы вышли из мавзолея, мы увидели группу французских моряков. Интересно, что чувствуют они и как они сюда попали?

Парк содержится в безукоризненной чистоте. Деревья аккуратно подстрижены, и только две плакучие берёзы, привезённые из России и посаженные здесь, растут, как им вздумается. Здорово придумали, посадив их в этом парке!

Вечером во время ужина узнаём приятную новость: Елизавета Александровна купила нам билеты на «Севильского цирюльника» в Комише Опер. Она сообщила, что театр находится недалеко от отеля, и поэтому мы пойдём «пешки». Это смешное словечко понравилось нам. Позднее мы частенько спрашивали Елизавету Александровну: «Дальше мы пойдём пешками?» Она не могла понять, почему мы смеялись. Объяснили, что пешки – это шахматные фигуры, а так как нас много, то мы и есть пешки.

Елизавета Александровна весело рассмеялась.

Впрочем, когда русские пытаются говорить по-немецки, иногда получается ещё смешнее. Например, задают по-немецки простой вопрос: «Где находятся Бранденбургские ворота?» По-немецки слово «ворота» имеет единственное число, средний род: das Tor. Другое слово, мужского рода: der Tor означает «дурак», во множественном числе «дураки» – Toren. Перепутав род и число, хотят спросить о местонахождении ворот, а в ответ почему-то слышат, что все дураки из Берлина уехали в Бранденбург.