За все, что мы делаем, отвечать будем вместе!
Шрифт:
Мне плохо, очень и очень плохо, но лишь физически, душевно же я счастлив. Тело болит, голова кружиться, я теряю связь с внешним миром. Снова прихожу в себя и смотрю на друзей. Вот они, рядом, смеются и радуются. Они радуются за меня... Я с ними, я жив.
Этот раунд я выиграл. Я выиграл жизнь. Я победил смерть. Я победил.
Я рад, я реально рад, что все еще дышу, хожу, смеюсь. Я живу.
Все дорогу в машине, на заднем сидении я сижу и непрерывно ору о том, как я рад, у меня вырывается истерический смех от непомерного счастья, которое буквально разрывает меня на части и просто улыбаюсь своим друзьям, без которых я бы не смог выиграть тот бой.
Выскакиваем из машины
И я вдруг останавливаюсь, улыбка моя пропадает и внимательно смотрю на неё, предательски грустнея.
Кэтрин стоит в сером кардигане, под которым у неё синяя рубашка, застегнутая по самое горло, волосы аккуратно заплетены в колосок, а руки сжаты в кулаки.
— Пивка для рывка! — радостно улыбается Энзо поднимая на меня глаза и сразу же меркнет на последнем слове, смотря в ту сторону, куда и я, точно так же застопорившись.
— Я не понял, ты че здесь делаешь? — Он строго хмурится на девушку, которая как вкопанная стоит и не сводит с меня глаз, лицо ее переполнено одновременно горечью и какой-то радостью. — Ты че здесь делаешь, я не понял? — грубо повторяет он, доставая из машины блок с бутылками. — Давай-давай отсюда, — выплевывает он, с таким лицом, будто это предупреждение, а она все смотрит на меня, мужественно выдерживая взгляд. Энзо направляется к столу беседки, чтобы поставить на него блок и останавливается возле нее, смотрит ей в профиль, пока та чуть ли не плача, не разрывает со мной зрительного контакта — иди отсюда. — низко произносит он у ее лица.
— Эн, остынь… — Спокойно произношу я, несчастно рассматривая ее.
— Не, Дей, — он возмущенно переводит глаза на меня, раскидывая руки в стороны. — я чет тебя не пойму, может ты женишься на ней?
— Пошли. — киваю в сторону маленького палисадника, заполненного деревьями и кустами, больше смахивающего на малюсенький кусочек леса.
— Это тебя Клаус так? — она робко касается моего синяка под глазом, который завтра превратиться в нарастающую гематому, прохладными пальцами и смотрит на меня щенячьими глазками, когда мы уже идем сквозь высокие деревья, кроны которых где-то в ночном небе.
— Ага, — раздраженно отдергиваю голову и в это же время что-то пинаю, пряча руки в карманах штанов. — Санта.
Мы продолжаем идти, совсем рядом. Она даже немного не успевает за мной, пытаясь что-то объяснить.
— Деймон, — выдыхает она, обессиленно опуская руки.
— Что?
— Ну, понимаешь, — жалобно мяукает она. — два года — это слишком долго… Ну, я не виновата!
— А кто виноват? — срываюсь, повышая голос и резко останавливаюсь, поворачиваясь к ней. Она немного вздрагивает от неожиданности, а губы её дрожат. В глазах отражается блеклый луч Луны и мне становиться хреново. Хреново от того, что я люблю её. — Папа Римский? Кто? — голос мой немного дрогнул. — Скажи, может, я пойму, а? — преданно ищу ответа в её глазах и тут же забиваю на эту бредовую идею. — Ну загуляла, — снова отворачиваюсь, сделав шаг в сторону. — да черт с тобой… — пожимаю плечами. — Ну, позвони ты, поставь в известность… — поднимаю глаза, наполненные страданиями к небу и перебираю пальцами в карманах. — Я… Как дурак, — поджимаю губы. — как лох, вообще… Через всю страну, на крыльях… Спать не могу, есть не могу. Приеду, женюсь, думаю… — недоговариваю, потому что она обрывает меня и останавливает повернув к себе.
— Хочешь, трахни меня, а? — её глаза наполнены преданностью и какой-то невинностью. Зрачки её дрожат и она с надеждой раскрыла рот, ожидая моих слов.
— Что…? — тихо переспрашиваю я, совершенно опешив, ожидая чего угодно, но только не этого.
— То! — не выдерживает
девушка и вскидывает руки. — Правильный ты наш! — её повышенный тон отталкивается от стволов деревьев. — честно служил, а девушка изменила, ну так трахни меня! — на последнем слове её голос дрогнул, но она все не унималась, в упор глядя на меня и разбрасывая руки в стороны. — Ну я же здесь, ну…!!! Ну ты же этого хочешь!!!!!!— напоследок выкрикивает она и замирает, буравя меня карими глазами, покрывшимися стеклом.У меня неприятно сводит челюсть и мне становиться стыдно, что я вообще когда был влюблён в такое. Такое продажное и готовое лечь под кого попало, существо. Как же это все мерзко и противно. Резко захотелось засунуть два пальца в рот, а потом захотелось ударить её и я буквально разорвался на двух Деймонов, ни о один из которых не знает, как поступить.
— Сама поняла, что сказала? — презрительно шепчу ей на ухо, еле удерживаясь, чтобы не убить её за такое поведение. Господи, это же Кэтрин, что с ней стало…?
— Ой, — будто очнулась она и снова посмотрела на меня, поняв наконец, что натворила. — Деймон… — губы снова дрожат и она хватает меня за лицо обеими ладонями. — я сама не знаю, что несу! Деймон, прости меня, — взмолилась Пирс, а я отрицательно покачал головой, пока она пыталась заставить меня посмотреть на неё. — миленький мой, родной, — в глаза брызнули слезы и она начала сквозь всхлипы просить прощения. — вот, видишь?
На её ладони вдруг оказывается золотое кольцо, которое я ей подарил, когда делал предложение. Оно было совсем простым, без гравировки и без камня. Просто ободок, но он был дорог для неё, особенно когда она понимала, что это единственное на что мне хватило. А сейчас она со слезами на щеках суёт мне его в лицо, доказывая мне что любит.
— Деймон, миленький, я люблю тебя!!!
— Не попадайся мне, — начинаю спокойно и меня тут же накрывает от её нескончаемых всхлипов. — Всё!!! — хватаю кольцо с её руки и замахнувшись выкидываю куда-то в пустоту, заполненную кустами и ночным сумраком. — ВСЁ!!!!! — выкрикиваю я с такой силой, что чуть ли не срываю голос и бросаюсь прочь в непонятную сторону, по какой-то тропинке, ведущей в неизвестность.
До меня все ещё доходят крики Кэтрин, её плачь и извинения.
— Деймон! Деймон! — рвано зовёт она и постепенно заглушается чем-то ещё.
Добегаю до какого-то дерева и забора с колючей проволокой. Становлюсь на маленький холмик и с яростью пинаю ногой куст можжевельника. Без сил падаю на Землю и чувствую, как глаза становятся свинцовыми, от накопления слез и обхватываю голову руками, пытаясь справиться с болью, но она нарастает.
Меня предали, а я не справился. Я ранен и нечем залечить рану, нечем запечатать. Меня не спасти. Я один.
Лили устало дунула на прядку выбившихся из косы волос и старательно провела влажной тряпочкой по альбому с фотографиями, вытирая пыль.
Раскрыв огромную синюю книжку с вставленными в её фотографиями, женщина проводит пальцем по фотографии покойного мужа, вспоминая каким он был, как они любили друг друга и… Как он умер. Умер от цирроза печени, в тот день, когда Деймону исполнилось три. Как же она плакала, скорбя по Джузеппе. Он ведь был единственным, кого она так сильно любила.
Не плача, женщина перевернула страничку. Она уже давно не плачет, чаще улыбаясь его фотографии, чем расстраиваясь. Ведь скорбь прошла, а то что закончилось не вернуть. Не стоит ставить крест. У неё ещё есть сын, она любит его так же как и его отца и верит, что у него в жизни точно все сложиться намного лучше. И она совсем не жалеет, о том, что была замужем за Сальваторе. Ведь если бы не встреча тогда на вокзале, у неё бы сейчас не было сына, не было бы этой квартиры, этой жизни. Она благодарна ему за то, что он показал ей, что такое настоящая любовь и подарил самое дорогое, что у неё сейчас есть.