За все надо платить

Он опустился на колени, нагнул голову и заглянул под диван. Так и есть, листочек какой-то белеет. Николай лег на пол, вытянул руку и достал его. Почерк Тамары он узнал сразу, видел, как она заполняла таможенные декларации, и запомнил ее манеру писать цифры. Что же это за телефончик здесь записан? Ай-яй-яй, Тамарочка, бросила листочек на столе, а его сквозняком сдуло под диван. Все-таки хозяин квартиры – нормальный мужик, под диваном пол протирает не каждый день. Николай не стал рисковать, переписал номер в свой блокнот, а листок забросил обратно. Мало ли как бывает, может, хозяин видел, что листочек под диван улетел, да нагибаться поленился, но помнит, что он там должен валяться. Незачем ему знать, что в квартире побывали посторонние.

Довольный находкой, Николай Саприн тихонько вышел из квартиры, спустился по лестнице и отправился домой.

* * *

Ему не понадобилось много времени, чтобы выяснить, кому принадлежит телефон, записанный на листке. Уже к вечеру Саприн знал, что Тамара Коченова заключила контракт с фирмой «Интернефть» и уехала в Среднюю Азию. Ну все, осталось совсем немного, дело сдвинулось.

Поздно вечером позвонила сестра.

– Как дела у тебя, Колюша? – ласково спросила она, но Николай понимал, что спрашивает она в основном не про его дела, а про свои.

– Хорошо, – бодро ответил он. – Завтра улетаю в командировку, вернусь примерно через недельку и сразу отправлю тебе деньги. Не волнуйся, Иришка, все будет в порядке.

– Дай-то бог! – вздохнула она. – Ребеночек уже вовсю вертится, ножками стучит, а я все уговариваю его, чтобы подождал. Дядя Коля, говорю, еще денег не прислал, так что не торопись.

Николай рассмеялся. От разговоров о будущем племяннике у него на душе становилось теплее. Если бы можно было так устроить, чтобы жить рядом с семьей сестры, нянчить малыша, по вечерам вести с Леонидом неспешные мужские беседы, пока женщины хлопочут на кухне или щебечут о своих делах. Женщины? Ну конечно, а как же иначе. Ирочка и его, Николая, жена. Нет, не та, на которой он был когда-то женат, а другая. Катя. Катюша. Вырвать ее из лап Шоринова, сделать своей женой. Пусть она родит ему двоих детей. Нет, лучше троих. Нет, надо подождать, пусть отдохнет немного, она же рассказывала, что всю жизнь только и делала, что нянчилась с младшими братьями и сестрами…

Николай зло усмехнулся своим мыслям, но тут же понял, что безумно хочет увидеть Катю. Наплевать на Шоринова, этого плешивого Дусика, он хочет ее видеть. Саприн решительно подошел к телефону и набрал ее номер.

– Коленька! – обрадовалась Катя. – Что же вы не звоните? Я волнуюсь, как вы себя чувствуете, вы же были больны, а вы пропали – и ни ответа, ни привета. Разве так можно?

– Я думал, Михаил Владимирович вам сказал, что все в порядке. Он-то знает, что я жив-здоров. А вы правда беспокоились?

– Правда. Почему вы не позвонили мне?

– Я боялся, что вы рассердитесь.

– Почему? Почему я должна сердиться?

– А вдруг в это время вы были бы с Шориновым? Пришлось бы объясняться.

– Да? – В ее голосе прозвучало явное недоумение. – Я об этом как-то не подумала. Знаете, Дусик бывает здесь не каждый день, далеко не каждый. И потом, вы могли бы сказать, что звоните ему.

– Катя, а можно я сейчас приеду? – неожиданно спросил Саприн.

– Сейчас? – растерялась она. – Но ведь уже почти ночь.

– Именно поэтому. Катя, мне нужно вас увидеть. Вы даже не представляете себе, как мне нужно вас увидеть. Можно?

– Хорошо, приезжайте.

Николай мог бы дать голову на отсечение, что она улыбается.

Он мгновенно влез под душ, вымыл голову, побрился, достал из шкафа чистую сорочку, пристально оглядел себя в зеркале. Годится.

По дороге он несколько раз останавливал машину возле станций метро, спускался в подземный переход, в надежде найти хоть одного припозднившегося цветочника, но тут ему не повезло – переходы были пустынны. Тогда он сделал небольшой крюк и подъехал к ночному клубу. Так и есть, цветов здесь море. Николай купил огромную охапку разноцветных хризантем – голубых, розовых, фиолетовых, зеленых, желтых, белых. Можно было взять и розы, здесь были и те, что подешевле, в маленьких букетиках, и совершенно роскошные, на толстых длинных стеблях и немыслимо дорогие. Но он розы не любил. Они казались ему претенциозными и вычурными и почему-то ассоциировались с матерью.

Поднимаясь в лифте, он подумал, что давно уже, с юношеских времен, не волновался так перед встречей с женщиной. Он даже постоял несколько секунд перед дверью, прежде чем нажать на кнопку звонка. И наконец позвонил.

Дверь распахнулась, и первое, что он увидел, были Катины сияющие глаза. Пожалуй, это было и последним, потому что в течение следующего часа Николай не видел уже ничего. Он закрыл глаза и наслаждался тем, что любил молодую женщину, на которой вдруг страстно захотел жениться. Придя в себя, он страшно удивился, что, оказывается, они лежат на огромной кровати раздетые, а по полу вокруг разбросаны разноцветные хризантемы. Как он попал сюда из прихожей, когда успел раздеться – он не помнил.

Катя лежала на боку, повернувшись к нему лицом, и тихо улыбалась. Только сейчас Николай разглядел, что лицо ее было чисто умытым, без макияжа, хотя раньше, когда он приходил сюда, она всегда была тщательно накрашена. Значит, она с самого начала знала, зачем он приедет и чем все закончится. Знала, но разрешила ему приехать и открыла дверь с сияющими глазами. Такого ощущения полного, всеобъемлющего счастья он никогда не испытывал.

– Ты могла бы уйти от своего Шоринова? – спросил он, нежно поглаживая ее плечо.

– Могла бы, если бы было куда, – легко ответила Катя. – А куда уходить? Эту квартиру купил Дусик, и, если я его брошу, я здесь не останусь.

– Думаешь, выгонит?

– Я здесь не останусь. – Она сделала ударение на первом слове. – Я. Понимаешь? Это было бы нечестно. И потом, на нас с отцом мама и пятеро младших. Папа, конечно, изо всех сил старается, заколачивает бабки где только может, но он ведь не коммерсант, он этого совсем не умеет. Квартиры ремонтирует, дачи строит. Мне его жалко. А Дусик дает мне деньги на семью. Понимаешь? Не я клянчу и тайком их прикармливаю, а он сам каждый месяц дает, мы так с самого начала договорились. Баш на баш.

– Интересно, на каких условиях? Его баш – квартира и деньги на семью. А твой в чем состоит, кроме того, что ты с ним спишь?

– Именно в этом. Я с ним только сплю. Его условие – никаких разговоров о разводе и тем более о собственных детях. Ему нужно гнездо, норка, куда можно забраться, расслабиться в тишине и покое, помолчать, побыть самим собой. Ну и потрахаться, конечно, если в охотку. А если нет – то и нет, я без претензий. Меня не нужно выводить в свет, возить на курорты на Средиземное море или на Атлантику. Мне можно не звонить по три-четыре дня, я не обижаюсь. Зато ко мне можно привести серьезных людей, я ведь отличная кухарка, обслужу не хуже, чем в ресторане.

– Неужели тебе это нравится?

– Нравится.

Она снова улыбнулась мягко и ласково.

– Ты пойми, у меня никогда этого не было. У меня детства-то не было нормального. С тринадцати лет – я и кухарка, и портниха, и нянька, и доктор, и уборщица. Теснота, шум, гам, кто-то плачет, кто-то играет, бегает, кто-то уже что-то разбил – сумасшедший дом. А мне книжку прочитать некогда было, я еле-еле успевала уроки делать, школу на одних тройках вытянула. Зато потом, правда, наверстала, когда с младшими занималась. А теперь я одна, в тишине, просторно, спокойно. Я целыми днями книги читаю и кино смотрю. Вот ты будешь смеяться, а я ведь Конан Дойла только в прошлом году в первый раз прочитала.