За все спрошу жестоко
Шрифт:
– Давай соглашайся. Скажешь, что нашел пулемет на чердаке, быстро все оформим... Учишься где-нибудь?
– Да, в институте физической культуры.
– Ну вот, студент, не какой-то там деклассированный элемент. Это еще один смягчающий фактор. По своему опыту скажу, что хорошая характеристика из института – это минус один год... В общем, перспективы у тебя хорошие.
– Я не знаю...
– Давай, Купчинов, давай, время не ждет. Сегодня вечером мне уже перед начальством отчитываться. А пока я тебе даже явку с повинной могу оформить...
– Как это?
– А это большая поблажка
Семен махнул рукой. А-а, была не была!
В тот же день он показал место, где был спрятан пулемет. Теперь пути назад у него не было. Зато появилась надежда на то, что черная полоса впереди окажется короткой.
Мороз на улице, а в стекле перед решеткой разлом, и сифонит оттуда сильно. Батарея греет слабо, в камере холодно, а с теплой одеждой у Семена не очень. Куртка «пилот» у него красивая, дорогая, но все-таки она не очень теплая. Сейчас бы пуховик и штаны ватные, да и от валенок бы он не отказался. Но чего нет, того нет. Поэтому приходится мерзнуть в камере на пару с худосочным очкариком, который по пьяной лавочке пырнул ножом свою жену.
Вот так, вчера еще с Наташей в тепле барахтался, мог с ней горячую ванну принять, а сегодня он уже в холодной кутузке. И шансов на скорое освобождение нет никаких...
Вечер уже, темно за окошком, а от братвы никаких вестей. Может, и не знает никто, что его закрыли. Хотя Наташа должна была брату позвонить. Может, растерялась? Может, не стала ему сообщать?
Железный ключ со стуком вошел в замочную скважину, со скрипом открылась тяжелая дверь.
– Купчинов, на выход! – сказал конопатый сержант с обвислым пузом и зевнул, прикрывая ладошкой рот.
– Куда на выход в час ночи? – настороженно спросил Семен.
Может, его в другую камеру переводят, где трое с дубинками? Набросятся на него, как в прошлый раз, и весь ливер отработают.
– Ну, не хочешь подогреться, не надо.
– Хочу!
Ну да, конечно, это братва ему грев организовала. За деньги сейчас все можно, а с этим у волынских без проблем. И дежурную смену можно подкупить, и даже камеру нормальную организовать.
Действительно, сержант завел Семена в камеру, где его ждала Джема. Не очень светло здесь, зато тепло. Большая спортивная сумка у нее под рукой, наверняка и провизия там, и теплые вещи.
– Привет!
Обняла его по-дружески, а поцеловала в губы. Он даже не успел увернуться.
– Кто меня сдал? – жестко спросил он.
– Не знаю, – растерялась девушка.
– А что думаешь?
– Да я как-то и не думала, что тебя сдали... Тут я тебе куртку теплую принесла, штаны шерстяные, ботинки с мехом.
– Сдали меня, Джема. Так бы менты на меня не вышли... Может, Кит?
– Кит?.. Не знаю.
– Ты же сама говорила, что он сдать меня может.
– Говорила? Я предполагала... Может, и правда он... Хотя не уверена... Слишком все серьезно, чтобы на него валить. Зачем ему тебя сдавать?
– Он с Осмолом вопрос решил?
– Нет, но собирается.
– И что он для этого сделал?
– Пока ничего. Справки наводит...
–
Так до ишачьей пасхи можно справки наводить.– Да, но он с цехом проблему решил, Кузов уже туда оборудование перевез, партия спирта пришла...
– Это коммерция. Этим авторитет не поднимешь. Ему с Осмолом нужно решить, тогда братва оценит... А он не может с ним решить. Но и на своем стуле усидеть хочет. Потому и меня сдал.
– А толку тебя сдавать? Что тебе могут предъявить? Где пулемет? Кто видел, что ты стрелял?
– У ментов пулемет.
– Как он там оказался? – изменилась в лице Джема.
– Я показал. И во всем признался. Сам нашел пулемет, сам огонь открыл...
– Зачем ты это сделал?
– Менты обещали шестой отдел подключить, чтобы нашей бригадой заняться. Сказали, если я все на себя возьму, никакого шестого отдела не будет. Меня закроют, а вас не тронут.
– Да, дела... Значит, за всех нас отдуваешься? Неправильно все это, – сокрушенно качнула головой Джема.
– Правильно.
– И сколько тебе светит?
– Три года обещают. Я же не говорил, что там блатные были. Да им, в общем-то, все равно, чьи машины там находились... Хотя посягательство на личную собственность пришить могут... Да и вообще, возможно, лет на десять сяду. Ментам верить нельзя...
– Но ты же им поверил.
– А выхода не было. Они бы пацанов таскать начали, пальчики с них снимать. Там, в цеху, наши пальчики остались, меня по ним и срисовали. И остальных бы все равно вычислили. Да и до тебя бы добрались. И до Кита...
– Вот и я о том же. Зачем Киту тебя сдавать?
– Тогда кто?
– Не знаю... Может, менты сами на тебя вышли?
– Нет... Как ты ко мне прошла?
– Очень просто. Заплатила кому надо. До утра могу здесь остаться. Если ты хочешь.
– Да, оставайся. Мне ты не помешаешь, – усмехнулся Семен.
– Я не хочу тебе мешать. Я хочу тебе помогать.
– Вот и помоги. Скажи, чтобы Кит ко мне пришел. Поговорить с ним хочу.
– Хорошо, скажу.
– В глаза ему посмотрю. Глаза все скажут.
– Да нет, нормально все. Он на тебя бочку не катил...
– А на тебя?
– Дуется... Ничего, оттает.
– Ага, оттает. Когда мне десятку впаяют!
Чтобы успокоиться, Семен полез в сумку и достал оттуда теплую авиационную куртку советского, а не американского образца. И не кожаную, а матерчатую, с меховым воротником.
– Вещь!.. Где достала?
– Да Ухач принес. Не новая куртка, но чистая...
– Да вижу... Одеяло. Хорошо. Так, треники шерстяные. Нормально. Под брюки в самый раз... Носки шерстяные... Ботинки. Ух ты, на «молнии»! Отлично. А то шнурки снимают. И мех не рыбий... Удружила, сестренка.
– Как ты меня назвал? – возмущенно спросила Джема.
– Сестренка.
– Я не хочу быть твоей сестренкой. Я хочу быть твоей женой.
– Извини, но это место занято.
– Кем?
– Наташей.
– Какой Наташей?.. Этой?! Она же с Алексом!
– Была с ним, теперь со мной...
– Ну да, она же попрыгунья-стрекоза...
– Не надо про нее плохо! – хищно сощурился Семен.
И Джема испуганно сжалась под его взглядом.
– Так это с ней ты жил?
– С ней.