За Японию против России. Признания английского советника

Мы продолжали идти по направлению к Сасебо. Недалеко от этого порта, в три часа пополудни, нас встретил сторожевой миноносец, который провел нас через минные заграждения. Главный командир адмирал Самиджима пригласил нас к ужину. Приглашение, конечно, было принято с благодарностью и мы провели замечательно приятный вечер. Присутствовал весь его штаб. Была чудная лунная ночь; немного резкий ночной воздух согревался огромными кострами, пылавшими в железных жаровнях. Кругом все было залито электрическим светом. За ужином, сервированным a la fourchette, подавали европейские и японские кушанья; вино разливали матросы. Вечер закончился крайне оригинально даже и для этой страны постоянных неожиданностей. Оркестр, находившийся на эстраде, вдруг спустился с нее и, не прерывая музыки, начал ходить вокруг стоявших гостей. Постепенно к нему начали присоединяться отдельные группы – пока из всех приглашенных не образовался огромный, бесконечно двигавшийся круг, разошедшийся только при последнем, оглушительно громком: «Банзай!»

На следующий день в 10 ч. 30 мин. утра начиналась погрузка угля. Капитан Ямагуши предупредил нас, что завтрак будет сервирован на берегу. Ровно в 11 часов к борту подошли присланные за нами паровые катера. Вся гавань была полна транспортами, между которыми нам пришлось пробираться с большой осторожностью. Стоявший здесь же пароход – база для миноносцев, выкрашенный в боевой темно-серый цвет, казался особенно внушительным рядом с коммерческими судами. Наоборот, плавучий госпиталь, белый с зеленой полосой по борту произвел на нас такое приятное впечатление, что один офицер даже сравнил его с «невинной голубкой».

По мере того, как мы приближались к входу в гавань, джонки и сампаны быстро скрывались из виду. Длинный пролив ведет в другую бухту, где стояло не меньше шести захваченных пароходов в ожидании решения призового суда. На выдающемся в море мысе, густо поросшем хвойным лесом, были разбиты палатки, украшенные флагами всех национальностей. Под отдельным зеленым навесом был приготовлен очень хороший завтрак, за которым прислуживали пароходные лакеи, успевшие хорошо изучить личные вкусы своих пассажиров. Остаток дня мы провели, осматривая верфи и арсеналы, где царила обычная лихорадочная деятельность. Общее воодушевление, охватившее всю Японию, было так глубоко, что, например, рабочие, получавшие в день всего 60 центов, т. е. около 1 шиллинга на английские деньги, жаловались не на низкую заработную плату, а на малое, по их мнению, количество работы. Все готовы были жертвовать последним для своего дорогого отечества.

Мы осмотрели решительно все адмиралтейство вплоть до прекрасных вновь строящихся обширных доков. Под открытым небом, защищенный навесом от непогоды, был сложен хлеб, предназначавшийся для отправки на эскадру; это было сделано для сохранения его как можно дольше в свежем виде. Каждый день пеклось 5000 фунтов хлеба; каждая порция, весом в один фунт, тщательно завертывалась в бумагу и укладывалась в полукруглые корзины. Разорванное платье матросов, находившихся на театре войны, присылалось для починки в Японию, – эту работу с удовольствием брали на себя женщины. Одно отделение рядом было занято портными, кроившими новое платье для матросов. Соседний цейхгауз был до самой крыши наполнен запасами чая и мясных консервов, – военной добычей, взятой у русских. Следующий визит наш был в морской госпиталь, который, впрочем, во время войны охотно принимал не только матросов, но и солдат. Во время нашего посещения там находилось около 300 больных и раненых, прибывших с театра войны. Большинство из них принимало участие в осаде Порт-Артура; раны их были почти однородны: ожоги и поранения ядрами. Арсенал в Сасебо работал так же напряженно, как и арсенал в Куре. Плавка, отливка, необходимые исправления, все входило в сферу его лихорадочно энергической деятельности! Но интереснее всего виденного нами в арсенале несомненно были отбитые у русских военные запасы и пушки, в числе которых находились орудия, снятые с «Варяга». Пушки, ружья, патроны, ядра, гранаты, принадлежавшие к этой интересной коллекции военной добычи, были тщательно занумерованы и снабжены особыми билетиками.

Впечатление, вынесенное нами из очень продолжительного, и правду сказать, утомительного осмотра, можно кратко резюмировать таким образом: адмиралтейству в Сасебо несомненно предстоит блестящая будущность: в очень скором времени оно смело может стать наравне с лучшими адмиралтействами мира. Хотя главный центр постройки новых судов – это Куре, но Сасебо, благодаря сравнительно небольшой глубине залива и большим незастроенным пространствам, останется главной станцией для ремонта, и наиболее удобным пунктом для перевооружения кораблей.

На следующий день я съехал на берег вместе с капитаном Такараби, чтобы набросать несколько эскизов и интервьюировать главного командира – адмирала Самиджима. Это большего роста старик, с прекрасной головой и очень резкими чертами лица; рот и подбородок свидетельствуют о силе характера и решительности, но веселые искорки в блестящих глазах выдают прирожденный юмор. Все соглашались с моим мнением, что адмирал – лучшее из виденного нами в Сасебо. Это был один из доморощенных адмиралов, так как все морское образование он получил в Японии, но одиннадцать лет тому назад он посетил Англию, о которой вспоминает с удовольствием, и Францию, куда был послан на короткое время своим правительством посмотреть, как идет постройка заказанного крейсера.

«А как же вам нравится наша японская пища?» – задал он мне неожиданный вопрос.

«Очень нравится, – ответил я, – она излечила меня от несварения желудка. Дайте мне пару палочек, и я вам покажу, как ловко я умею с ними управляться!» Так как палочек в настоящий момент под руками не оказалось, пришлось прибегнуть к помощи двух ручек для пера, которыми я маневрировал так успешно, что заслужил полное одобрение адмирала. Были поданы папиросы и обычный очень жидкий, но очень освежающий японский чай. Наше правительство сделало бы очень полезное нововведение, введя этот чай в паек армии и флота: он гораздо лучше восстанавливает и поддерживает силы, чем спиртные напитки. Самиджима согласился позировать мне для эскиза, сидя с папироской у своей жаровни, составляющей необходимую принадлежность каждого присутственного места в Японии. После сеанса он любезно доставил меня на «Маншу-Мару» на своей собственной шлюпке. При расставании адмирала с нами с обеих сторон было высказано много искренних пожеланий всего хорошего. Наш путь лежал в Чемульпо. Буксирный пароход с адмиральским оркестром военной музыки сопровождал нас до выхода из гавани, а два миноносца конвоировали на двадцать миль.

Хотя разрисовка вееров считается неоспоримой специальностью японцев, но во время нашего перехода я тоже попробовал свое искусство на веере, предназначенном для маркиза Курода, бывшего представителем императора на «Маншу-Мару». Работа моя встретила полное одобрение и мне пришлось разрисовать еще несколько вееров для моих друзей. Переход из Сасебо в Чемульпо ознаменовался только еще одним интересным происшествием: я получил от Нэбешима подарок – бутылку виски «Банзай».

Конец ознакомительного фрагмента.