Забава. Сбежавшая невеста

– Мы мокрые нужно высохнуть.
– Не сдавался воевода, целуя лицо.

– О нет! Сохнуть рядом с тобой я точно не буду!
– заметив вопросительно изогнутую бровь, добавила: - не высохну!

– Это точно!
– снова забирая в сладкий плен мои губы, выдохнул богатырь.

Поддавшись на провокацию, таяла в жарких объятьях, пока не донесся откуда-то издалека тревожный стрекот сороки: «Беда, Аксинья задыхается»

– Стой!
– закричала, вырываясь и разворачиваясь к птице, приказала: - Тетку зови, сейчас буду. Аксинье плохо, неси домой!
– это уже Максу.

Секунды и мы на пороге терема, мокрые и горящие одним пламенем на двоих, лишь бы не спалить кого по дороге, разомкнуто крепкое кольцо мужских рук, выпуская меня на свободу, совсем мне уже не нужную.

Вскинулась, сказать, что навеки его, да подтолкнули к двери, не уловив порыва. Любовь к сестре затмила.

Ворвалась внутрь, натыкаясь на перепуганного Егорку: - Мама умирает! Спаси!
– только и сумел сказать мальчишка, не скрывая своего испуга.

– Все хорошо будет!
– приобняв, проговорила, не останавливаясь и врываясь в покой Аксиньи.

– Вы мокрая!
– воскликнул вдогонку Егор.

– С обрыва упала, дядя твой еле спас.
– Кидая взгляд на Макса, шедшего следом. – Найдите во что мне переодеться, да сами сухое наденьте, намочила тебя, паренек, не ровен час простынете, оба.

Аксинья лежала вся разметанная на кровати, с губами, покрывшимися коркой. Дыхание не ровное, прерывистое, зрачок, слабо реагирующий на свет. Плохо, очень. Непонятно одно, отчего такая реакция- шок, испуг? Но по ней видно, что просто так ее не сломить.

Обтерла лицо теплой водой, быстро переодевшись в предложенное, напоила отваром целебным, да тетка как раз пожаловала, выгнав из опочивальни напуганных мужиков.

– Позовем, как лучше станет. Нечего тут место занимать.
– И захлопнула перед самым их носом дверь, да еще и щеколду задвинула, ко мне разворачиваясь.

– Ох, Забава!Не все так просто, неужто не видишь?
– Приложила к моему лбу прохладную ладонь, да дунула в лицо, бормоча слова заветные. Молния и гром, подогнулись ноги, к землище притягивая, если бы не скамья, вовремя подвинутая, ухнула на пол деревянный.

– Вспомнила? Времени не было, подготовить, прости. Поднимайся.
– Приказала Анна, подходя к мечущейся в бреду женщине.
– Уйдет сейчас. Возвращать нужно. Действуй. Я помогу.

Над Аксиньей клубилось черное марево, медленно окутывающее женщину. Огонек жизни, едва теплящийся в самом центре грудной клетки, там, где горячо бьется сердце, борющееся за каждый новый удар, постепенно гас, уступая место сумраку.

«Ну уж нет! Не отдам радость того, кого люблю больше жизни. Не на ту напали!» - разозлилась и закрыла глаза настраиваясь. Протянула руки, ладонями вниз и, опустив, прижала их к огоньку, питая, поддерживая и разжигая вновь. Сила, бурлившая во мне, щедро потянулась к едва тлеющему пламени, возвращая к жизни, сестру воеводы, центр вселенной Егора. Хватит уже горя этой семье, хочу видеть их счастливыми. Делилась силой, вытаскивая из-за грани мать, сестру и жену! Именно! И муженек-то жив-живехонек, только бы сыскать. Поняла, что заклятье, наложенное на нее, было не таким простым и снять его может только тот, кто наложил. Иначе легко убить можно, пытаясь спасти. Тянула, надрываясь и теряя последние крохи оставшихся сил.

– Тетушка, помоги!
– прошептала, уже не слушающимися губами.

Поток энергии, хлынувший в меня, был не по-женски мощным, глубоким и родным. Настроенным, именно на меня. Огромная сила нежно окутала со всех сторон теплым коконом, пеленая нас обеих. Нарастающий шум в ушах перешел в громкий женский крик: - Уходят, обе! Не успеем! Пусти меня! Дальше я, ты их вытащил, теперь вернуть целыми нужно.

Кокон лопнул, отсекая от звуков, чувств и эмоций, погружая в глубокую темноту. В которой не существовало ни начала, ни конца. Желания сопротивляться не было, покорность всему грядущему. Капля теплого желтого света, появившаяся на задворках восприятия, раздражала, мешая отключиться, навсегда, погрузится в манящий сумрак на веки вечные. Она, с каждым мгновением увеличиваясь в размерах, стремительно приближалась, озаряя своим пламенем выступающие из тьмы предметы, образы и Аксинью, распластанную в воздухе. Бросилась, чтобы успеть уцепиться, пока огонек не погас. Крик в голове, раздался, оглушая: -«Забава! Возвращайся! Чего удумала? Рано тебе еще уходить, не все исполнила!»

«Не могу!
– прохрипела мысленно.
– Аксинья не реагирует, не брошу ее». «Ах ты, дуреха!» - голос тетки был полон отчаянья. –« Не вытащу вас двоих. Уходи одна!»

«Нет!» - хватаясь за тонкое запястье и притягивая женщину к себе, закричала, что было сил: «Тяни!» - снова проваливаясь в вязкую темноту.

Глава 44

– Тяни! Давай! – билось в уши, заставляя, прислушиваться и вспоминать. Я знала этот голос, он будоражил мое прошлое, окрашивая их яркими красками, в окружающей меня тьме, ведя за собой, освещая дорогу. Куда? Домой, туда, где ждут.

– Забавушка, иди ко мне! Возвращайся. – Звал такой родной голос. Потянулась к нему всем сердцем, всем душой, невольно вспоминая другую сцену, где спокойно дали согласие отключить меня от аппаратов, даже не попрощавшись. Выключили, как надоевший телевизор. Щелк! И нет тебя!

Обида накатила, запоздалая, но голос, звавший сейчас, не давал окунуться в прошлое, тянул в светлое настоящее и, оглянувшись на прощание назад, пошла вперед, туда где ждали, кому нужна.

– Она приходит в себя! – Восторженный женский голос. – Мы смогли! Зови Макса, а то он с отчаянья с обрыва спрыгнет. Маша, скорее!

Вздохнула свободно, домой вернулась и распахнула глаза, уставившись в голубые озера, до краев наполненные заботой, такие родные.

– Василиса! – прошептала и заплакала, облегченно, обнимая за шею подругу верную.

– Ну наконец-то! Мы уже отчаялись! – присаживаясь на край кровати и поправляя сарафан, сшитый из голубого шелка, прошептала подружка.

– Долго ты тут? – спросила, внимательно рассматривая, сидящую передо мной принцессу. Другими словами и не назовешь. Царская стать, гордо поднятая голова, косы, собранные в замысловатую прическу, украшенную большими жемчужинами, в ушах серьги с каменьями, переливающимися всеми цветами радуги. Блузка, искусно расшитая золотой нитью, сарафан, украшенный маленькими синими камешками, да мелкими жемчужинками. Даже неловко стало, что я тут в ситцевых платьишках рассекала, не заморачиваясь совершенно красотой одежды.

Посмотрела на меня подружка, как мысли мои прочитала: - Я тебе наряды привезла столичные, негоже первой знахарке на всю округу в одном сарафанчике на все случаи жизни ходить. Подымайся, баня готова. Мыть тебя буду.

Грохот, раздавшийся где-то внутри дома, прервал Василису, а дверь, едва не снесенная с петель, заставила ее уступить место около меня мужчине, глаза которого пылали голубым огнем, окутывая меня и лаская.

– Макс! – протянула руки к нему.

– Забава! – игнорируя приличия, пророкотал он, сжимая в горячих объятьях и осыпая лицо поцелуями. – Моя ненаглядная! Очнулась!

Василиса, легонько хлопнув его по спине, вышла из опочивальни, попытавшись прикрыть дверь, да не смогла, та повисла на одной петле и отказывалась закрываться.

Поцелуи Макса стали все настойчивее, грозя перейти за грань дозволенного, сильнее прижимая к себе, не рассчитал, вызывая мой болезненный стон и отрываясь от меня в ужасе.

– Забава? – спросил, в глаза заглядывая.

– Привет! – прошептала, нежно проведя по отросшей щетине. – Снова на медведя похож стал.

Засияла улыбка на лице воеводы: - Не переживай, в баню тебя отнесу, там и побреюсь.