Забери нас

Я решила, что, если не получилось в первый раз найти отца, нужно бежать к бабушке. «Отключка» Стаса стала идеальным поводом.

Тогда стояла теплая летняя ночь. Я покидала все необходимые вещи в рюкзак, вылезала в окно, аккуратно по сливной трубе перебралась вниз. Со всех ног бросилась бежать в другую часть города.

Сладкий запах свободы вскружил голову. На улицах было тихо. Иногда проезжали редкие машины и появлялись такие же редкие прохожие. Стас говорил, что в городе ночью появляются пьяницы, наркоманы, насильники. Вспоминая об этом, я после коротких передышек вновь переходила на бег. На удивление, я чувствовала себя спокойно. Относительно спокойно. Даже на малоосвещенных улицах было комфортнее, чем в собственной спальне.

Возможно, я бы добралась до бабушки, если бы совершенно не забыла про одну важную деталь – чертов фитнес-трекер.

Примерно на половине пути меня настигла полицейская машина. Я игнорировала ее. Попросту не думала, что меня может разыскивать полиция. Но когда из машины выскочила мать в домашней одежде, вся растрепанная, с опухшим от слез лицом, я опешила. Просто не знала, что дальше делать: попытаться скрыться во дворах или посмотреть, что будет дальше. Пока я раздумывала, она подбежала ко мне. Вела себя она крайне странно: бросилась обниматься, лобызаться. Я впала еще большее оцепенение. В ее глазах мерцали маленькие огонечки безумия, отчаяния и одержимости, с которой она изо дня в день жила со Стасом. Я почувствовала что-то неотвратимое и неизбежное, повисшее как камень на шее.

Она взяла меня за руки, быстро, как припадочная, зашептала:

– Поехали домой, Женечка, умоляю, поехали. Если он узнает, нам с тобой не жить. Давай вернемся как можно скорее. Все будет хорошо, если мы успеем, обещаю. Ну же!

– Ничего не будет хорошо. Я не хочу возвращаться. Неужели ты не понимаешь, то, что он делаем с нами, ненормально? – из глаз прыснули горькие, горячие слезы – отчаяние, которое поглощало все мое самоуважение, превращая в смиренное животное из года в год, – почему ты этого не видишь? Отпустите меня. Я никому ничего не расскажу. Обещаю.

– Мы не можем отпустить тебя, мы же любим тебя! Он оберегает тебя как собственную дочь. Ты просто пока не понимаешь этого, глупенькая.

– Это не любовь! Нельзя унижать, избивать человека, которого любишь. Пожалуйста, отпустите меня. Я уйду к отцу или бабушке, не пропаду.

Услышав последнюю фразу, мать переменилась в лице. Былое отчаяние сменилось на суровость и отвращение.

– Нет, – отрезала она, – быстро в машину.

– Я все расскажу полиции.

– Тебе никто не поверит. Ты – никто, а мы– взрослые люди, и знаем подход к таким же людям. Хоть сейчас все им выкладывай, только ты ничего не получишь взамен. А твою неблагодарность Стас тебе моментально припомнит, уж поверь. Недавно, кстати, он говорил, что неплохо было бы тебя показать психиатру. Странно ты себя ведешь в последнее время. Видишь то, что хочешь видеть.

Этот намек укрепил мое неверие в светлое будущее. Вообще в какое-либо будущее. Временами я сомневаюсь, а точно ли этот человек – моя мать? Родная мать? Обычно принято считать маму самым близким и дорогим человеком на свете. Так нам говорят все и везде: в детском саду, школе, с экранов телевизоров и по другим каналам массмедиа. Это точно не мой случай.

Я подчинилась.

На следующий день, придя из школы, я обнаружила Стаса в своей комнате. Я вновь ощутила то самое неизбежное и неотвратимое. Теперь мне хотелось забиться в угол от этого чувства и молить о пощаде.

– Ты вчера сбежала из дома, вырубив меня тарелкой.

– Нет, я этого не делала, честное слово. Ты сам кидался в меня посудой, а потом упал в осколки. Посмотри камеры, в конце концов!

– Не указывай мне, что делать. Как бы то ни было, ты сбежала из дома. Второй раз. Ты должна уяснить, что так делать нельзя, – он пододвинул ко мне стул, – сядь.

– Зачем?

– Сядь, я сказал! – рявкнул он на меня, – ты живешь в моем доме. Я содержу тебя. Я позволяю тебе существовать на таком уровне, о котором многие, ох, поверь мне, очень многие только мечтают в своих засранных хрущевках. А ты, маленькая тварь, это не ценишь. Нехорошо.

В руке у него был какой-то черный предмет. Я не поняла, что это.

Конец ознакомительного фрагмента.