Заберу тебя, девочка
Шрифт:
– Телефон получишь перед тем, как я тебя отпущу, – жестко говорит Лекс. – Я же сказал.
– Отпусти сейчас! – Меня так кроет эмоциями, что я даже не замечаю, как перехожу на ты. – Я соглашалась только на два часа! Мне домой надо! Отпусти меня! Сейчас же! Вы не имеете права меня тут держать!
Я истерично дергаю ручки дверей, то одну, то другую, но они, конечно же, заблокированы. И тогда я начинаю колотить кулаком по стеклам.
– Ярослава, харэ нам тачку ломать, – лениво предупреждает Лекс.
– А мне плевать на вашу тачку! – выкрикиваю я и со всей силы пинаю дверцу. – Вам же на меня плевать! Вот и мне – тоже.
– Бля, вот девка бешеная, – то ли с осуждением, то ли с восторгом
– Сколько бы ни было, все наше, – ровно отвечает он. – И это уже дело принципа, ясно?
– Да ясно, ясно, – вздыхает Грин. – Нашли, бля, себе проблему на голову.
– Сколько Паша тебе должен? – быстро спрашиваю я, ухватив важный для себя кусочек фразы. Обращаюсь я почему-то к Лексу, может, потому, что из них двоих главный явно он. – Вы сказали немного. Сколько?
– Тебе какая разница, девочка?
– Скажи!
Я лихорадочно думаю о том, что если там тысяч двадцать-тридцать, то я могу их отдать прямо сейчас. Десять есть на карточке, мне папа недавно перевел, чтобы я себе осенние ботинки купила и куртку новую, еще сережки на мне золотые, телефон новый – все это можно в ломбард сдать, прямо вместе с этими бандитами туда заехать. Я отдам им эти деньги без всяких разговоров, только чтобы отпустили.
– Ну окей, – Лекс делает глоток из бутылки, запрокидывая голову, и я зачем-то слежу за тем, как напрягается его сильная шея.
Он пьет спокойно, никуда не торопясь, потом вытирает рот тыльной стороной ладони и только тогда переводит взгляд на меня. В этих светлых холодных глазах прячется что-то страшное, что-то такое, от чего у меня руки покрываются мурашками, хотя в машине совсем не холодно.
– Пол-ляма, – буднично говорит Лекс. – Помогло тебе это чем-то, Ярослава?
– Сколько?! – я уверена, что ослышалась.
– Половина миллиона, пятьсот штук, пять раз по сто… Так понятнее?
Нет, я не понимаю. Это точно какой-то фильм, потому что в жизни так не бывает!
Каким образом Паша – обычный Паша! – мог задолжать им такую крупную сумму?! Они его обманули. Другого варианта я просто не могу себе представить.
Меня вдруг накрывает волной бешеной злости на этих наглых беспринципных козлов, которые ради денег готовы пойти на все. И даже сломать жизнь человеку.
– Сволочи, – с ненавистью говорю я. – Какие же вы сволочи! Откуда он возьмет столько денег? Это же космическая сумма! У него отец на заводе работает, а мама – медсестра в больнице. Почему он вообще должен вам эти деньги? Что вы ему подсунули? На иглу подсадили? Азартные игры? Помогли проиграть, а потом на счетчик поставили? Так? Как это у вас происходит?
Лекс и Грин удивленно переглядываются. А потом Грин вдруг начинает самозабвенно ржать, а на мрачном лице Лекса появляется кривая ухмылка.
– Твою ж налево, – хохочет Грин. – На счетчик! Бля… Я ебу!
– Вам смешно? – угрюмо спрашиваю я. – Требовать у обычного человека полмиллиона – смешно? Сволочи вы. Просто сволочи.
Лекс вдруг резко мрачнеет, а Грин моментом перестает смеяться.
– Мы сволочи? – обманчиво ласково интересуется Лекс. – Только потому что хотим обратно свои, – он выделяет это голосом, – деньги? А твой ебарь на голубом глазу взял у нас пол-ляма, которые ни разу не его, но он типа хороший, да? Я сегодня заказчикам эти деньги выложил из своего, сука, кармана, потому что я не могу их подставить. А рыжий меня – подставил. И тебя – подставил, девочка.
– Нет! – выкрикиваю я, потому что не могу в это верить. Не хочу в это верить.
– Ну как это нет, когда да, – нехорошо
усмехается Грин. – Он же Лексу тебя вместо бабла отдал по факту. Сечешь?Осознание подступает медленно, а вместе с ним приходит жуткий первобытный страх. В горле образуется ком, который мешает нормально дышать, а все тело потряхивает, будто от озноба.
– Я теперь могу с тобой сделать все, что хочу, – задумчиво тянет Лекс, глядя на меня. – Пока он там пользует мои пол-ляма, я могу пользовать тебя. Вернет мне деньги, я верну тебя. Все ведь честно, Ярослава? Как считаешь?
Ком в горле прорывается, меня накрывает ужасом, и я впервые с того момента, как оказалась в этой машине, начинаю отчаянно рыдать.
– Да тихо ты, девочка. Не буду я тебя трогать, успокойся.
Но поздно. Я вся трясусь и реву, заливаясь слезами, и все глубже и глубже проваливаюсь в истерику. Воздуха не хватает, я задыхаюсь, и тут внезапно мою руку сжимает крепкая горячая ладонь.
– Тихо. Дыши. Давай вместе со мной. Вдох – выдох, вдох – выдох, вдох – выдох.
И я почему-то слушаюсь этих простых и понятных команд. Дышу, подчиняясь голосу, и воздух проходит в легкие. А потом около моих губ оказывается твердый пластмассовый край. Что это?
– Это вода. Не холодная. Пей.
Точно. Это горлышко бутылки. И я пью, пью, с каждым глотком горло расслабляется, и я тоже расслабляюсь.
– Вот так, давай, успокаивайся. Кто ж знал, что ты такая нежная.
Это голос Лекса, вдруг понимаю я. И рука, которая все еще крепко сжимает мою ладонь, тоже получается… его?
Глава 3. Честный договор
Когда до меня доходит, что за руку меня держит Лекс, который своими угрозами и вызвал у меня истерику, я пытаюсь выдернуть свою ладонь, но он не дает. Крепко сжимает руку и смотрит на меня пристально, прищурив холодные светлые глаза. А потом вдруг медленно проводит кончиками пальцев по моей щеке, стирая слезы. Это касание так ошарашивает меня, что я вздрагиваю всем телом. Хотелось бы сказать, что от страха, но это чувство сложнее, чем страх. В нем и волнение, и неловкость, и благодарность, и стыд, и интерес…Но и страх, да. Слишком сложный набор эмоций вызывает у меня этот бандит. Или все же не бандит?
Господи, я уже ничего не понимаю.
– Не дергайся, Ярослава, сказал же, что не трону, – губы Лекса кривятся в усмешке, и он неторопливо разжимает пальцы, выпуская из плена мою ладонь. – Пока сама не захочешь.
Кончики его пальцев успевают последним движением скользнуть по моей коже, и это касание вдруг ощущается обжигающим. И… приятным?
Я вспыхиваю и закусываю губы, а Лекс небрежно добавляет:
– Я не насилую, это не по моим понятиям. Мне и так охотно дают.
– Подтверждаю, – влезает Грин. – Бабам Лекс как медом намазанный. Они только что хороводы вокруг него не водят.
– Кто бы говорил, – бросает Лекс. – Это ты гандоны в промышленных масштабах закупаешь. Казанова хренов.
– Зависть, между прочим, плохое чувство, – наставительно говорит Грин, ухмыляясь как щенок, а Лекс, дотягиваясь, шутливо тычет его кулаком в плечо.
И я вдруг, несмотря на весь свой страх, тихонько смеюсь. Возможно, от нервов, а возможно, от того, что они оба в этот момент выглядят скорее мальчишками, подкалывающими друг друга, чем грозными бандитами.
Честно говоря, я ничуть не сомневаюсь в том, что и Лекс, и Грин пользуются большим успехом у девушек. Смуглый черноволосый Грин, наверное, даже симпатичнее Лекса: у него правильные черты лица и красивые темно-серые глаза с длинными ресницами, но почему-то, когда рядом Лекс, у меня получается смотреть только на него. От него исходит такая энергия, такая сила и власть, что это пугает и притягивает одновременно. Как природная стихия.