Заберу тебя себе

Мама тяжело вздыхает.

— Ты же знаешь, многословность — не про него. Но он любит тебя точно так же, как и я, пусть его поведение иногда говорит об обратном, — мягким голосом мама в очередной раз оправдывает папин жёсткий характер и сверхвозмутительные решения, которые недавно впервые коснулись меня. — Пойдём в твою комнату. Тебе нужно снять с себя это отвратительное платье, пока папа не увидел, помыться и рассказать мне обо всём.

— Ваши разговоры подождут, Света, — раздаётся в нескольких метрах от нас громовой мужской голос.

Мы обе вздрагиваем и переводим взгляд на папу. Одетый в чёрный классический костюм отец величественно стоит на лестнице, положив руки за золотые перила. Суровый взгляд сканирует меня с головы до ног, пролетает холодом по позвонкам и всем конечностям, вынуждая собраться и расправить плечи.

— В кабинет. Живо, — коротко бросает он мне и сразу уходит, заведомо зная, что я не осмелюсь сейчас перечить ему и побегу вслед за ним как послушная собачка.

Что я и делаю, сцепив зубы до скрежета и сжав кулаки. Ненавижу, когда он разговаривает со мной, как с обслуживающим персоналом, но в этот раз я благоразумно сдерживаю язык за зубами, настраиваясь на более важную и сложную беседу, которая не терпит отлагательств.

В мыслях я уже представляю, как войду в кабинет и громко и дерзко выплюну ему в лицо всю правду о том, что я сделала этой ночью, чтобы разрушить все его мерзкие планы на мой счёт. Однако в реальности я оказываюсь не такой смелой.

Когда мы остаёмся наедине, отец вновь ментально обдаёт меня своей глухой яростью, и вся моя решительность тает словно свеча. Кожу будто растопленным воском обжигает в местах, где скользит его острый, наполненный неприязнью взгляд.

— Что? Не нравится, как я выгляжу, папочка? — прячу волнение под едкой усмешкой, а сама радуюсь, что хотя бы парик успела запихнуть в клатч. — А вот моему ночному другу очень даже понравилось. Он с удовольствием взял то, что ты собирался продать своему партнёру.

Три секунды звенящей тишины. В два раза больше ударов моего сердца. И в кабинете раздаётся смачный шлепок. Нет, это не книга с полки упала. И не сквозняк окно захлопнул. Это папина ладонь со всей силы хлестанула меня по лицу.

Я охаю от неожиданности и прижимаю руку к полыхающей щеке. Больно. Очень. Но эта боль ничто по сравнению с той, что бурным пламенем разгорается в области сердца.

— Ты меня ударил, — одними губами шепчу я, сквозь пелену слёз глядя на папу.

Он мог быть чёрствым, грубым, отчуждённым. Мог кричать, угрожать и наказывать лишением денег. Но папа никогда меня не бил. Даже не замахивался ни разу, а тут…

— А что ты хотела, Алина? Чего ожидала? Что я тебя по головке поглажу за то, что сбежала из дома и легла под первого встречного? Ты хоть представляешь, что натворила?

— Да, представляю! Я спасла себя от принудительного замужества с каким-то старым уродом!

— Он не старый. Просто старше тебя.

— Ага, лет на тридцать, как минимум.

— Это не имеет значения!

— Для тебя, конечно, не имеет. Не тебе же с ним свою жизнь связывать и ноги каждую ночь раздвигать, — выпаливаю я, дрожа всем телом.

— Ничего страшного. Пораздвигаешь как миленькая. И выйдешь за него замуж. Дата уже назначена. Свадьба состоится в срок. У тебя осталось меньше месяца, чтобы смириться и должным образом подготовиться. Это не обсуждается, — отрезает папа категоричным тоном, удивляя меня до неимоверности.

— В смысле — состоится? Я же ему больше не нужна. Главным условием было, чтобы я оставалась невинной, а я переспала с другим. Не веришь? Могу медицинскую справку принести.

— Не стоит. Это лишнее. Я догадывался, что ты можешь выкинуть нечто подобное. Не удивила. Но мы не скажем Догану о твоём ребячестве, а тебя сейчас же запишем к гинекологу. Пусть исправляет твой дебильный поступок.

Мои глаза, должно быть, вываливаются из орбит, а сердце подлетает к горлу и тут же падает вниз, разлетаясь на тысячи осколков.

— Что ты такое говоришь? — выдыхаю, отказываясь верить, что правильно расслышала папу.

— Что-что? Не знала, что врачи научились возвращать девственность? Зашьют и дело с концом. Не думала же ты, что твоя выходка повлияет на моё решение и планы?

Именно так я и думала. Иначе не решилась бы отправиться в клуб и не встретила бы там Назара, воспоминаниями о котором теперь забито восемьдесят процентов моего мозга. Горячие кадры его влажного тела снова предстают перед глазами, и меня бросает в липкий пот при мысли, что вместо него каждую ночь я буду видеть другое — старое, дряблое и нелюбимое.

Нет! Не бывать этому! Ни за что! Теперь я ещё больше готова пойти на всё, лишь бы избежать этого замужества.

— Если меня зашьют, я опять сбегу и пересплю с кем-нибудь ещё, — наполнившись злостью, парирую я.

— Попробуй сначала из дома выбраться.

— Не волнуйся. Сто раз выбиралась в тайне от тебя и непременно найду способ выбраться в сто первый, — с вызовом смотрю на него.

Папа сжимает челюсти, расчленяя меня взглядом.

— Что ж ты за идиотка такая неблагодарная? — цедит он. — Думаешь, если бы у меня был другой вариант решить все наши проблемы, я бы не воспользовался им? Конечно, воспользовался бы, но его нет, Алина.

— Варианты есть всегда!

— Не в моём случае. Пойми же, наконец, что брак с этим человеком — единственный шанс спасти от краха всё, над чем я работал долгие годы.

— Я всё это понимаю, папа. Но почему я должна решать твои проблемы вместо тебя? Ещё и таким отвратительным образом.

— Мои проблемы? — отец удивлённо изгибает бровь. — Нет, моя дорогая, это не мои проблемы, а наши, потому что ты часть этой семьи. Ты, моя милая девочка, с рождения наслаждалась всеми благами и роскошью. И если ты откажешься от брака с Доганом, то не только мы с мамой потеряем всё, но и ты. Не будет у тебя больше безлимитных карточек, пропусков в элитные клубы, путешествий, дорогостоящих обучений, шмоток от кутюр и этого дома. Мы все окажемся на улице, Алина.

— Уж лучше быть на улице, чем в золотых хоромах с нелюбимым мужчиной!

— Ты так говоришь, потому что не знаешь, что значит быть нищей.

— Ты прав — не знаю, но я уверена, что это лучше, чем быть проданной собственным отцом, как какой-то товар.

— Не преувеличивай.

— Даже не думала. Всё так и есть. Ты продаёшь меня! И плевать тебе хотелось на мои желания и чувства! — моя выдержка трескается, и слёзы прорываются из глаз, но увы, папу это нисколько не смягчает. Он остаётся таким же суровым, непреклонным и холодным.

— Ты права, мне плевать на всю эту сентиментальную пургу, потому что твои девичьи чувства не будут иметь никакой значимости ни для меня, ни для тебя, когда мы лишимся всего, к чему привыкли. И пусть сейчас ты этого не понимаешь и, возможно, даже ненавидишь меня, я не желаю тебе зла. И, как ты выразилась, продаю тебя не в рабство, а отправляю в сказку, которую твой будущий муж непременно устроит для тебя. Поэтому ты сейчас же прекратишь реветь и приведёшь себя в надлежащий вид, а после вы с мамой в сопровождении охраны поедите в больницу. Вздумаешь опять вытворить что-то, пожалеешь, Алина. И я не шучу. Сидение под замком в четырёх стенах своей спальни станет меньшим наказанием их всех, что я тебе устрою, — заканчивает он и тут же теряет к моей персоне всякий интерес, набирая чей-то номер.