Заберу тебя себе
Шрифт:
— Ты меня прости, мам. Но, наверно, в нашей семье — это традиция: молчать о самом важном, — я не хотела ее обижать. Но пока что горечь топила. Я пыталась с ней справиться, как могла. Получалось пока что из рук вон плохо.
— Машенька, мы с мамой виноваты перед тобой. Но давай договоримся, что все-таки будем обсуждать прежде, чем делать, — отец тоже поднялся и приобнял маму за плечи. Ну идиллия, мать ее так.
— Обязательно, Вадим Аристархович, — папа поморщился. А что он ожидал? Что я сразу кинусь его «папой» называть? — Как только вы с мамой научитесь делать то же самое. И желательно не через двадцать семь лет. А в моменте, так сказать. А теперь прошу прощения. День был насыщенный. Пойду я спать.
Моя
— До завтра?
— Без вариантов. Должен же я узнать, что там за обряд в вашей деревне, — подмигнул мне парень.
— Смотри. Узнаешь, жениться на девчушке придется. Обряд — он такой, — вышла на крыльцо бабушка.
— Ничего, — снова посмотрел он на меня, — я и так уже все решил.
— Ну, мы это еще поглядим, Никита, — раздался строгий голос папы.
Серьезно? На этой ноте все разбрелись по своим местам. Часть ребят уехала в своих тонированных машинах, часть осталась дежурить за пределами дома. Я думала, что отец и Никита тоже уедут. Но куда там. Мама, краснея под моими насмешливыми взглядами, скрылась в своей спальне, а позже туда зашел и отец. Как школьники, честное слово.
Разговора сегодня так и не получилось. Родители как будто чувствовали, что мне пока что нужно время. Когда я буду готова, то они никуда от меня не денутся, пока не расскажут все от начала до конца. Что я чувствовала в эту минуту? Меня раздирали противоречия. За маму я радовалась. Насколько сейчас становилось понятно, Вадим Аристархович и был той самой первой и единственной любовью, которую моя мама потеряла. И пусть им обоим уже было далеко не двадцать, но было что-то прекрасное, что они наконец смогли обрести друг друга. Однако от боли, злости и разочарования тоже не могла никуда спрятаться. Порой в детстве мне не хватало именно отцовской поддержки, защиты, опоры. Я так завидовала девчонкам, которых из школы встречал папа. Банально, да. Но это так и есть. Для ребенка важны оба родителя. Кто бы что ни говорил.
В ту ночь я уснула только благодаря одному: мое тело до сих пор чувствовало силу и тепло Никиты. Зажмурившись, я уткнулась носом в подушку, загадывая одно единственное желание…
Глава 19
Утро встретило солнечным зайчиком, который упорно лез в глаза, заставляя проснуться. Я сладко потянулась на постели. События вчерашнего дня казались вымышленными, не поддающимися никакой логике. Однако реальность была такова: в двадцать семь лет я обрела настоящего папу. Где-то в глубине еще плескалась горечь, но она уже уступила место иным, более светлым чувствам.
А еще был Никита… Наш разговор у озера будоражил мое сердце, которое наивно хотело верить в то, что наконец нашло свою половинку. Сегодня для деревни Баловеньки был особый день. Все население: от мала до велика, должно было собраться у того самого озера.
О необычном обряде, который основали еще наши предки, бабушка рассказывала мне с самого детства. Суть его заключалась в том, что молодые девушки, которые искали любовь, мастерили небольшой плотик из бумаги и накалывали на него самый красивый осенний лист. И пусть до морозов времени еще было пусть не так уж и много, но этот обряд ознаменовал период, когда природа готовится впасть в сладкий долгий сон. Церемония так и носила название: «Обряд последнего осеннего листа».
Так вот. Женщины пускали воображаемые кораблики по гладкой поверхности озера, а те должны были доплыть до суженого, который в дальнейшем и становился мужем. Бабушка рассказывала, что в ее молодости в этой деревне сложились многие пары таким образом. И были всю жизнь очень счастливы. Безусловно, для меня, человека, привыкшего мыслить рационально, все это звучало несколько наивно. Как осенний листок мог определить того, с кем я могла
бы построить семью? Люди должны прежде узнать друг друга, понять, готовы ли они мириться с отрицательными сторонами своей половинки. Да-да, по моему мнению, самое главное полюбить недостатки, ведь за положительные качества любить легко.Я, честное слово, даже не думала участвовать в этом. Надеялась просто постоять в стороне вместе с мамой и бабушкой и понаблюдать за забавами молодежи. Быстро умылась в прилегающей к моей комнате ванной и спустилась вниз к завтраку. За столом уже была практически вся «бригада». Было так непривычно утром видеть так много мужчин, которые нет-нет, но кидали на меня заинтересованные взгляды. Правда, ребята быстро стушевались под грозным натиском отца и Никиты. И чей взгляд имел больший эффект, я сказать не бралась.
— Всем привет, — поздоровалась я с домочадцами и гостями. — Мам, — Елена Михайловна подняла на меня все еще смущенные глаза. Ну, как ребенок, в самом деле. И я не утерпела, чтобы подколоть ее: — И часто вы стали встречать утро такой вот компанией? — и тут же схлопотала полотенцем от бабушки, проходящей мимо с миской блинчиков. — Ай! — возмутилась я.
— А нечего болтать без умолку. Ешь давай и не задавай лишних вопросов, — отчитала старшая родительница.
— Боже мой, что все такие серьезные, — в шутку закатила глаза. А потом посмотрела на маму и папу. — Я еще злюсь на вас двоих. И у меня есть вопросы, на которые в обязательном порядке получу ответы. Но мне не шестнадцать лет, чтобы закатывать детские истерики. В конце концов, пусть и поздновато, но я обрела… — не могла из себя выдавить слово «папа». Такого не бывает, чтобы сходу чужой человек становился родным и близким. Мне все же нужно было время, — отца. — Вадим Аристархович какое-то время пристально всматривался в мои глаза. А после просто одобрительно кивнул.
— Да, Машенька. Я у тебя есть. Поздно, согласен. Но теперь уже только старуха с косой отберет у меня возможность быть рядом с дочерью, — и мне было приятно, что он произнес все настолько просто и легко. Отец не требовал награды, что я приняла его и не сильно возражала. И почему-то была уверена, со временем мы действительно во всем сможем разобраться. Вместе. Как папа и дочь.
Внезапно мою правую руку легонько сжали под столом. Я повернула голову и снова практически утонула во взгляде агатовых глаз. Никита, не улыбаясь, смотрел на меня, пытаясь угадать, что я чувствую по-настоящему. Взглядом пыталась передать ему: я сказала правду. Он коротко кивнул и вернулся к еде.
Тем временем завтрак уже подходил к концу, и пора было собираться на озеро.
— Поучаствуй, — шепнула мама.
— Зачем? — вытаращила я на нее глаза, сама краснея от пристального внимания Никиты, направленного на меня.
Вдруг мама дала мне в руки заготовку к кораблику.
— Мама! Ну что за глупости?
— Пускай это лишь поверье, игра. Так отчего бы тебе просто не повеселиться, Машуль? — уговаривала меня родительница. И тут я поймала, как с затаенной нежностью отец смотрит на мою Елену Михайловну. В голове тут же родилась идея.
— Только с тобой, — заговорщически прошептала я.
— Маша! Не выдумывай! Мне куда? Старая стала! — начала отнекиваться она.
— Да ладно, — скептично хмыкнула я. — Или с тобой, или не участвую.
По всей видимости, мама все же сильно верила в этот обряд, потому что неохотно кивнула головой. Мы с ней убежали на задний двор, чтобы сделать заготовку и для ее кораблика. Все это время женщина ворчала, что я уговариваю ее на очередную глупость, и нехорошо это старой женщине участвовать в забавах молодняка. Я лишь посмеивалась и помогала делать кораблик. Вдруг к моим ногам плавно опустился ярко-красный, с желтыми прожилками, дубовый листочек. Как его сюда принесло, я понятия не имела. Ведь рядом не было ни одного подобного дерева.