Заблудившаяся муза
Шрифт:
«Вот чучело зеленое», – с досадой подумал Чигринский.
Обернувшись, он увидел в углу растение с жесткими темными листьями, на котором сидела целая россыпь бабочек. Когда заинтересованный композитор подошел ближе, они не взлетели и даже не сдвинулись с места. Присмотревшись, он понял, что это цветы, сидевшие на стеблях наподобие диковинных мотыльков.
Тут у Дмитрия Ивановича мелькнуло в голове, что дело нечисто и что он оказался в каком-то заколдованном месте, где рояли зеленые, а цветы похожи на бабочки. Самой странной, конечно, была хозяйка этого места, но Чигринский в тот момент не стал задерживаться
Не устояв перед искушением, он подошел к роялю, поднял крышку и потрогал клавиши. Звук их поразил композитора – глубокий, полный и чистый. Несомненно, зеленый рояль был настроен превосходно – хоть сейчас садись и играй.
Внезапно Чигринский рассердился на себя, захлопнул крышку, выключил свет и удалился к себе, всем видом показывая, что он не поддастся соблазнам этого заколдованного чертога. Он рухнул в постель, закутался в одеяло и через несколько минут уже спал. Сны его, следовавшие один за другим, все были зеленые, как рояль.
В положенный срок петербургское утро крадущейся походкой пробралось в спальню, но Чигринский все еще спал. Он проснулся только тогда, когда возле его изголовья материализовалась застенчивая молодая женщина в белом фартуке поверх платья и в кружевной наколке на волосах.
– Дмитрий Иванович! Дмитрий Иванович!
Дмитрий Иванович сладко всхрапнул и повернулся на другой бок.
– Дмитрий Иванович! – Горничная подошла ближе и решилась тронуть его за плечо. – Дмитрий Иванович, там… там полиция.
Услышав это, прямо скажем, вовсе не магическое слово, Чигринский тотчас же открыл глаза.
– Что там? – спросил он с нескрываемым отвращением.
– Полицейский чиновник… И он спрашивает вас.
– Ахм, – промычал Чигринский, проведя рукой по лицу, и сразу же вспомнил все.
Рояль – Оленька – убийство – Амалия Корф! Ну конечно же!
– Скажи им, – хрипло промолвил он, – что я сейчас буду.
– Хорошо, Дмитрий Иванович. – И горничная растворилась в солнечном свете.
Да, думал Чигринский, одеваясь и приводя себя в порядок, все-таки чудес на свете не бывает. Сейчас полиция его арестует… (Он налил себе на шею холодной воды, чтобы окончательно проснуться, и свирепо потряс головой.) Значит, баронесса Корф переоценила свои силы. Ну что ж… По крайней мере, он больше никогда не увидит зеленый рояль.
Он прошел через музыкальную комнату, миновал коридор и увидел горничную, которая уже вернулась и поднималась по лестнице.
– Куда теперь? – спросил Чигринский. Только сейчас он сообразил, что в доме было множество комнат, а куда конкретно надо было идти, он не знал.
– Идите за мной, – сказала девушка.
…И через минуту Чигринский оказался в другой гостиной, которая оказалась больше, чем вчерашняя, и была обставлена светлой французской мебелью. Амалия сидела в кресле, а напротив нее с почтительным, но упрямым видом стоял молодой полицейский. До композитора донеслось окончание его фразы:
– …тем не менее мы обязаны принимать к сведению все факты, госпожа баронесса…
– А, Дмитрий Иванович! – сказала Амалия с очаровательной веселостью, которой Чигринский за ней прежде не замечал, и протянула ему руку для поцелуя. – Вот, послушайте, что господин Леденцов мне только что рассказал… Поразительно, просто поразительно! Это Дмитрий Иванович Чигринский, – добавила она, представляя
композитора, который смутно помыслил, что отлично обошелся бы без такого представления.Молодой человек повернулся, и Чигринский увидел, что полицейский сыщик был весь какой-то пепельный. И волосы пепельные, и небольшие усы пепельные, и глаза пепельно-серые, с прищуром. Вид у сыщика был необыкновенно печальный, словно то, на что он успел насмотреться на службе, на всю жизнь отбило у него охоту радоваться. Впрочем, будь на месте Чигринского какая-нибудь барышня, она бы первым делом отметила ямочку на подбородке и непременно заключила бы, что молодой полицейский весьма недурен собой, а меланхолический вид только добавляет ему шарма.
– Господин Леденцов… э… – Амалия слегка запнулась.
– Гиацинт Христофорович, – поспешно подсказал пепельный.
– А почему Гиацинт? – брякнул Чигринский, не удержавшись.
Полицейский сделался еще печальнее.
– Вы что-то имеете против этого имени, сударь?
– Нет, что вы! К примеру, у нас в полку был врач по фамилии Пионов. Правда, пил он так, как цветы не пьют, и, гхм, вовсе не воду.
Он широко улыбнулся, показав крупные ровные зубы, и сел. По правде говоря, больше всего в это мгновение ему хотелось выкинуть полицейского чиновника в окно. (В глубине души Дмитрий Иванович никогда не переставал быть лихим гусаром.)
– Может быть, вы ознакомите Дмитрия Ивановича с целью вашего визита? – осведомилась Амалия.
– А что такое? – небрежно спросил композитор. – Неужели я вчера чего-нибудь натворил?
– Боюсь, что да, – промолвил полицейский. – По нашим сведениям, вчера вечером вы приехали на квартиру некой Ольги Верейской, убили ее, а тело перевезли сюда, чтобы замести следы. Согласно тем же сведениям, госпожа Верейская являлась вашей, э, близкой знакомой… очень близкой, так сказать.
Дмитрий Иванович похолодел. Получалось, что Амалия Корф была права: тот, кто убил Ольгу, сделал это, чтобы добраться до него, Чигринского. «Он следил за мной! – осенило композитора. – Следил, а когда понял, что его план может не сработать, известил полицию…»
– Это вздор какой-то… – промолвил он больным голосом.
– Тем не менее дворник соседнего дома, госпожа баронесса, запомнил, как вчера вечером господин, по описанию похожий на Дмитрия Ивановича, внес в парадную дверь какое-то тело, закутанное в шубу. – Гиацинт Христофорович сделал крохотную паузу. – И еще один момент. Куда бы она ни уезжала, Ольга Николаевна имела привычку всегда ночевать у себя дома. Так вот, ни вчера вечером, ни сегодня она не возвращалась.
И он чрезвычайно внимательно посмотрел в лицо хозяйке дома, которая, улыбаясь каким-то своим мыслям, играла с кистью от веера.
– Вы можете что-либо сообщить мне по этому поводу, милостивый государь? – учтиво осведомился Леденцов.
– Я думаю, что пора покончить с этими тайнами мадридского двора, – внезапно сказала Амалия, поднимаясь с места. – Благоволите следовать за мной, Гиацинт Христофорович.
И она двинулась к двери, воинственно помахивая веером.
«Что это с ней?» – с некоторым беспокойством подумал Чигринский.
Амалия дошла до дверей маленькой гостиной, куда накануне Дмитрий Иванович внес тело несчастной Оленьки и, не колеблясь, переступила порог.