Заблудший ангел

Пэйс сидел между родителями, на равной дистанции от каждого и прямо напротив Доры. Он нахмурился, но промолчал, когда Энни поставила блюдо на стол, а не обнесла им присутствующих. Он безмолвно положил себе порцию, когда отец передал блюдо ему. Потом он передал его Доре, сидевшей опустив глаза. Она сиживала с ним за этим столом и раньше, но еще никогда после того, как провела с ним несколько часов в интимной близости. Дора не знала, как ей себя держать и что говорить.

– Тебе очень к лицу это платье, мама, – отпустил формальную любезность Пэйс, подавая блюдо матери, чтобы она могла выбрать себе кусок по вкусу.

– Это неправда, но я все равно благодарна тебе за эту ложь, – натянуто ответила Харриет. – А где твоя форма? Тебя уволили в запас?

– Нет, я вновь записался в мае. Мне шьют сейчас новый мундир, и я скоро вернусь в свой полк.

Энни вернулась с блюдом картофеля и моркови, вручила его Карлсону и удалилась. Она была вышколена как дамская горничная, а не служанка, но знала, что надо бы сейчас всех обнести. Дора ощущала недоброжелательство и враждебность со стороны рабов и в чем-то им сочувствовала, но что же теперь делать? Даже одно упоминание о том, что Энни теперь надо платить жалованье, привело бы Карлсона в неописуемую ярость, никак не согласующуюся с желанным миром и спокойствием.

Карлсон сбросил себе на тарелку несколько картофелин и подтолкнул блюдо к Доре.

– Проклятые янки думают, что мы теперь в их власти, – приглушенно пробормотал он.

Пэйс притворился, что ничего не слышал. Взяв у Доры блюдо с овощами, он любезно сказал:

– Я еще не успел вас поблагодарить, мисс Смайт, за ваши заботы обо мне во время моей болезни. Могу ли я что-нибудь сделать для вас в знак благодарности?

Дора с подозрением взглянула на Пэйса, но удержалась от так и рвущегося резкого слова. Пережитая боль залегла глубокими линиями вокруг его рта, но во взгляде сейчас сквозила нежность. Она ответит сейчас тому хорошему и доброму, что в нем есть, а не его циничному подначиванию.

– Да, ты бы мог погибнуть и никогда не добраться домой.

Карлсон неодобрительно фыркнул, но глаза Пэйса еще потеплели, а в разговор вмешалась мать, не дав возможности никому из мужчин ответить прежде.

– Ты бы мог остаться здесь и работать на ферме, как оно и полагается. Из-за руки ты можешь подать в отставку. – И Харриет с воодушевлением ковырнула картофелину. «Болезнь» никак не сказалась на ее аппетите.

Пэйс весь напрягся, но прежде чем подыскал вежливый ответ, отец выпалил:

– Мне здесь такие не нужны. У меня спина еще крепкая и руки здоровые. Я сам выстроил этот дом, и один со всем управлюсь.

Дора видела, как Пэйс изо всех сил пытается сдержать свой вспыльчивый нрав и с облегчением услышала ответ, исполненный терпимости.

– Но я мог бы подыскать тебе наемных работников. Солли не слишком хорошо справляется на плантации. Я подумываю взять его с собой.

Карлсон с размаху стукнул вилкой о стол, и морковь взлетела в воздух:

– Черта с два ты это сделаешь! Мальчишка принадлежит мне, не забывай об этом! Не желаю и слышать ваше аболиционистское хныканье. Линкольн не имеет права красть нашу собственность. Это против конституции. За это и вся проклятущая война идет, за сохранение конституции. Ты и твои чернопузые друзья не сможете переменить порядок вещей.

– Да положение уже изменилось, – резонно заметил Пэйс. – Твои рабы бежали, и вернуть ты их не в силах. Тебе придется нанимать работников.

– А кого, черт побери, я смогу нанять на работу, которую всегда делают негры? Ну-ка скажи мне, хитрозадый осел? Никто из уважающих себя белых не станет работать на плантациях. И твои чернопузые пусть-ка об этом подумают заранее, иначе придет зима и им нечем будет набить свое черное брюхо. Пэйс постепенно накалялся:

– Если штат Кентукки не отменит поправку к конституции, по которой свободные негры могут остаться на прежнем месте и наниматься на работу, тогда тебе и твоим друзьям не придется беспокоиться, как бы не замарать в земле свои белоснежные руки. Передай это своему всесильному конгрессмену, когда он станет гладить себя по головке за то, что ты сулил отменить поправку на ближайшие несколько десятилетий.

– Я не позволю здесь никому из моих сыновей нести эту Чепуху! – взревел, тяжело поднимаясь с места, Карлсон. – Мэтт Митчелл чертовски близкий мне друг, и у него получше голова на плечах, чем есть или когда-нибудь будет у тебя. Почему бы тебе не убраться поскорее к своим дружкам, так любящим черномазых? Меня тошнит от одного твоего вида. Нет, не может того быть, что ты, в самом деле, мой сын.

Вне себя от ярости Пэйс вскочил с места, но отец уже шел к двери. У Пэйса было такое злое лицо, что душа Доры заплакала от скорби. У нее не было волшебного порошка для излечения таких вот ран. Она поспешила подхватить Харриет, когда, пошатываясь, та стала подниматься на ноги.

– Ну что ж, надеюсь, все получили удовольствие от моего возвращения домой. Наверное, мне надо отдохнуть, Дора. И не предлагай мне повторить этот опыт в скором будущем.

Дора не смела видеть, как отчаяние исказило гордые черты Пэйса. Она повела Харриет в ее комнату и вздрогнула, услышав, как через несколько минут громко хлопнула входная дверь.

Глава 16

Я, в рабстве находясь, могу лишь угождать

Недолгим прихотям властительных желании.

У. Шекспир Сонет 57

Дора не знала, как долго ей пришлось пробыть в комнате Харриет, устраивая ее на ночь. Старуха все время ворчала и жаловалась, разоблачаясь и надевая ночную рубашку и халат. Впервые за несколько недель она вновь потребовала опиумных капель и устроила сцену, услышав, что они кончились. Она изругала Энни за то, что та принесла слишком холодную для омовения воду, и разгневалась, когда в комнату внесли чайник с кипятком, чтобы воду подогреть.

Выйдя, наконец, из спальни, Дора устало вздохнула. Она могла снести капризы старой женщины, но мысль о том, что Пэйс одиноко сидит сейчас в ее пустом фермерском доме, просто изводила ее. Она боялась, что он уже упаковал свои переметные сумы и уехал, не попрощавшись с ней.

Не умывшись и не причесавшись, она ринулась в сгущающуюся за дверью темноту. В конце июля свет еще брезжил, но огромные деревья, растущие вдоль подъездной аллеи, уже погрузили ее в сплошную мглу. Дора темноты не боялась. Она думала только о Пэйсе, она не могла отпустить его прямо сейчас.

Дора знала, что под покровом ночи разные отчаянные люди в это ненадежное время творят нехорошие дела. По дорогам бродили негры, бежавшие на Север с Юга. Несмотря на Декларацию об отмене рабства, по закону Кентукки они все еще считались беглыми и, будучи пойманными, оказывались за решеткой и могли быть проданы любому, кто дал бы самую высокую цену. И, зная об этом, рабы насильственно и злобно отстаивали свою свободу. Было достаточно и корыстолюбивых белых, которые отрицали их право на освобождение и охотились на беглых в жажде наживы. За ними следом шло насилие.

Налетчики-конфедераты редко проникали теперь далеко на север, но их сторонники на это отваживались, и янки создавали патрульные команды для предотвращения налетов. На подозрении были все. Подозревались во всем денно и нощно. Ситуация была опасна. Одинокой женщине, попавшейся тем или другим, вряд ли удалось бы ускользнуть невредимой, но Дора нисколько не задумывалась о том, что может случиться, пока почти бежала из Большого дома к себе на ферму, до которой была целая миля.

Но ей и не надо было беспокоиться. К ней быстро подбежал Пэйс, который ждал ее, неуверенный, придет ли она, и в то же время опасавшийся за ее безопасность. Она так и кинулась в его распростертые объятия, и у нее голова пошла кругом, когда он приподнял ее и завертел в воздухе.