Забрать ее душу

Были слова, которые мой мозг хотел произнести, но язык отказывался. Такие слова, как «Я хочу заключить с тобой сделку», на самом деле означали просто «Я хочу, чтобы ты завладел моей душой», потому что он уже пошел против предложенной им сделки. Цена за его защиту не была заплачена, но он был здесь. Даже когда опасность была самой большой.

Я реально ненавидела планировать будущее, я ненавидела думать о важных, пугающих решениях, но это? Это уже не казалось таким страшным. Это казалось правильным. Это было похоже на безопасность. На открытие двери в величайшее приключение, в котором я когда-либо участвовала.

Я хотела это сказать.

Было еще кое-что, что я тоже хотела сказать, слова, которые воспламенили меня и сразу успокоили, слова, которые привели меня в ужас. Три простых слова, которые правдиво прозвучали в моем сердце, но не успели сорваться с моих губ.

Но я могла быть смелой.

— Леон…

Дом заскрипел, и он напрягся. Земля содрогнулась, балки над головой застонали, а огни замигали. Чизкейк выскочил из кухни, помчался наверх и спрятался под кроватью, задрав хвост.

Тряска прекратилась. Остались только мерцающие огоньки.

— Землетрясение?

Мой голос прозвучал слишком громко в последовавшей тишине. Леон покачал головой, уставившись на свет наверху. Он мерцал все быстрее и быстрее, электричество громко потрескивало, пока…

Лампочка лопнула, стекло дождем посыпалось на пол, погрузив дом в темноту. Леон медленно поднялся, его глаза блестели в темноте. Я слышала, как он принюхивается, и каждый выдох создавал облачко в быстро остывающем воздухе.

Мурашки побежали у меня по рукам. Температура упала так низко, так быстро, что я задрожала. Рука Леона все еще обнимала меня, мое единственное тепло, пока я смотрела, как замерзают оконные стекла.

— Что, черт возьми, происходит? — прошептала я. — Леон, что…

Крик, вой наполнили ночь. Он разнесся по лесу, крик из самых темных глубин забвения, одновременно слишком звериный и слишком человеческий. Это не был крик Эльда или рычание Голлума. Это звучало… серьезнее.

— Жнец, — пробормотал Леон. — Он вызвал чертова Жнеца.

Раздался еще один крик, и мне пришлось заткнуть уши, так как мой желудок скрутило от этого звука. Это было так неестественно, так злобно первобытно и чуждо. Подобный звук не должен существовать на земле, его не должны слышать человеческие уши. Но в Абелауме не нашлось бы ни одного человека, который бы этого не слышал. Чем бы ни было это существо, оно даже не пыталось прятаться.

— Тебе нужно убираться отсюда.

Леон протянул мне мои ключи. Я даже не поняла, что он двинулся за ними.

— Приведи кота. Заведи машину. Не останавливайся, черт возьми. Ни за что на свете. Убирайся отсюда как можно дальше.

Я уставилась на ключи в своей трясущейся руке. Леон стоял в дверях, вглядываясь в деревья. Во дворе загорелся индикатор движения, когда через двор пробежали три оленя, а за ними по пятам следовала опоссум со своими детенышами, прильнувшими к ее спине. Белки сновали по палубе и уносились прочь, а над головой каркали вороны.

Животные убегали.

Я бросилась наверх и вытащила Чизкейка из-под кровати. Мне едва удалось запихнуть перепуганного кота в его поводок, прежде чем я бросилась обратно вниз. Леон все еще был точно там, где я его оставила, без рубашки, он стоял на палубе, выпустив когти и напрягая спину.

— Леон, я готова, пошли.

Он снова повернулся ко мне, и что-то в выражении его лица заставило мое сердце камнем упасть вниз.

— Дай мне пять минут, чтобы убедиться, что он отвлечен. Тогда начинай вести машину.

Я сглотнула, качая головой.

— Нет. Нет, ты идешь со мной.

— Пять минут, Рэйлинн. Ты должна делать то, что я говорю.

Его лицо было мрачным, самоуверенная решимость, которую я так привыкла видеть на нем, полностью исчезла. Мне стало дурно. Мне было так холодно.

— Тогда ты догонишь меня, — твердо сказала я. — Я сяду за руль первой, а ты меня догонишь. Верно?

Он повернулся и пошел обратно внутрь. Его босые ноги оставляли дымящиеся отпечатки на ледяной палубе. Он сунул руку в карман джинсов и вытащил сложенный листок пожелтевшей бумаги.

— Когда ты будешь далеко отсюда, попробуй вызвать меня.

Он протянул бумагу, и когда я не смогла заставить себя взять ее, он прижал ее к моей груди. Я положила Чизкейка на землю, держась за его поводок, и развернула его.

Я сразу же узнала его.

— Это твоя метка.

У меня защипало глаза.

— Из гримуара. Ты сказал… ты сказал, что еще не нашел его…

— Если Жнец не убьет меня, ты можешь призвать меня снова.

Он ухмыльнулся, но улыбка не коснулась этих горящих глаз.

— Я никогда никому не давал разрешения призывать меня. Но если сможешь, верни меня к себе.

Я знала, что это было. Я не хотела признавать этого, потому что это было так больно, но я знала.

«Если Жнец не убьет меня»… Но он в это не верил. Он прощался.

Он прощался, и я…

Я обвила его руками, сжимая так крепко, как только могла. Я не хотела отпускать его, он не мог заставить меня отпустить, но и не удерживал меня. Он мягко — так очень нежно — отталкивал меня.

— Мне жаль.

Жжение в моих глазах теперь проходило. Он не мог этого сделать. Не так, как сейчас. — Мне так жаль, Леон, пожалуйста, пожалуйста, не надо…

— Не говори, что тебе жаль.

Его голос был всего лишь шепотом, когда он попятился, увеличивая расстояние между нами, как будто боялся, что я снова прильну к нему.

— Ни один человек не готов к вечности, а вечность — это все, что у меня есть. Но ты отдала мне часть своей жизни, в то время как жизни смертных так коротки.

Он тихо рассмеялся.

— Я полагаю, спасти чью-то душу может быть так же хорошо, как и завладеть ею, так что тебе лучше, черт возьми, выжить

Он оглянулся на деревья, когда ледяной ветер взъерошил его волосы, и еще один крик разорвал ночь. Когда ужасный звук затих вдали, он сказал:

— Ты должна знать, что я люблю тебя, чего бы это ни стоило. Останься в живых. Не трать впустую эту смертную жизнь.

Там он и оставил меня, стоящую в дверях со слезами, струящимися по моему лицу, и его меткой в моей руке.