Забудь дорогу назад
Шрифт:
– Не брызгайся, – просипела Анюта.
– Молчи. Испортишь мне всю рыбалку.
– Зато украшу пьянку…
Смысл сказанного не сразу отложился в сознании. Когда я почувствовал что-то не то и обернулся, она сидела, болтая ногами, на обрыве и пристраивала к губам горлышко обросшей плесенью солдатской фляжки. Отхлебнула, закашлялась. Я бросился к ней, отнял сосуд.
– Ты что, с ума сошла? Нельзя пить незнакомые жидкости, это может быть смертельно опасно! – Я запрокинул голову и сделал большой глоток. Ядреный спирт, плевать хотевший на срок годности, огненным валом прокатился по пищеводу, ухнул в желудок. Я чуть наизнанку не вывернулся! Отдышался, хлебнул еще – теперь уже в меру.
– Теперь можно? – нетерпеливо спросила Анюта.
– Теперь можно. – Я вернул ей фляжку. Она глотнула. Забавно было наблюдать, как женское лицо становится зеленым, потом багровым, в заключение – почти нормальным, а щечки вспыхивают симпатичным румянцем.
– Откуда спирт, Соколова?
– Не поверишь, Луговой… чувствую себя Буратино… – Ее уже немного развезло. – Дверь нашла за холстом… ну, за этими – с оленями… Что-то вроде чулана… Там какие-то доски, хлам, пахнет невкусно, ведра, сети, мешок с зеленой гречкой, ну, и вот это…
– Хватит. – Я закрутил ржавую крышку. – Оставим Коровичу – проснется же он когда-нибудь.
– Так он и лежал… – Она смотрела заплывающим взором, как я возвращаюсь к своей мотыге. – Вернее, сидел. Скелет – от него только кости остались, и те уже наполовину осыпались… Охотник, наверное, был когда-то. Или рыбак – тоже, как ты, рыбку удил… а потом помер от чего-то в чулане…
Удар – и что-то мощное забилось под мотыгой! Сила у обитателя речных «глубин» оказалась не рыбья! Я не удержался, полетел в воду, но мотыгу не выпустил. Меня таскало то влево, то вправо, я отчаянно перебирал ногами, уперся пятками в тяжелый камень под водой, начал подтаскивать к себе речное чудовище. Вильнула черно-бурая спина с зеленоватым отливом, рыба рванулась, мелькнуло серое брюхо, «мраморные» прожилки у хвоста, но я уже нашел устойчивое положение, не давал ей разгуляться. Подтаскивал к себе, всаживая острие инструмента в мускулистое торпедообразное тело. Мелькнули стеклянные выкаченные глаза, развитая пасть, усеянная острыми, загнутыми внутрь зубами, расщеперенные красные жабры – рыбина хлебнула кислорода и ослабла. Мне было страшно, но я вытягивал этого монстра на берег. Чешуя блестела на солнце, подрагивал мощный хвост. Рыбина лежала у воды – огромная, красивая, усыпанная черными точками, не менее полутора метров в длину, поводила широколобой, сплюснутой сверху вниз головой. Анюта открыла рот, онемела от изумления. Я чуть не рассмеялся. Алиса – это пудинг. Пудинг – это Алиса…
Я с хрустом выдернул мотыгу из рыбьей туши. И тут она как взвилась! Сделала в воздухе искрящуюся дугу, я получил неслабый удар хвостом по груди, страшная пасть клацнула в угрожающей близости от лица. Я повалился под обрыв. А рыбина подскакивала, шлепала хвостом по земле – еще мгновение, и ушла бы в воду!
– Держи ее! – завопил, выскакивая из избушки, всклокоченный Корович. Прыгнул под обрыв, взмахнул прикладом, начал бить по дурной рыбьей голове…
Потом мы смеялись, нервно обменивались шуточками, стараясь держаться подальше от этого монстра (он явно прикидывался мертвым).
– Молодец, Николай Федорович, спас наши желудки. Хлебни из фляжки, полегчает.
– Ну, вы, блин, зажгли, – бормотала Анюта, удаляясь в избушку – досыпать. – Маразм какой-то… Нет уж, потрошите без меня, никаких больше рыбок…
Эта штука оказалась переростком-тайменем. «Водяной тигр», самый крупный представитель семейства лососевых. Речной долгожитель – живет порядка тридцати лет и беспрерывно при этом растет. Мы еще маленького выловили, бывают таймени и под три метра длиной. Через полчаса потрескивал костер, на стальной проволоке покоилась насилу угомонившаяся туша (Распутина и то быстрее умертвили). Я не стал рассказывать Анюте, что по ходу потрошения этого монстра извлек из брюха остатки утки и практически целенькую ондатру. Покойник «поделился» пачкой застывшей соли и вообще оказался парнем спокойным, дружелюбным. Половину рыбины мы умяли, остальное завернули в лопухи, сунули в мешок. За несколько часов не испортится.
Мы шли на юг, выбирая относительно проходимые участки. «Шагомер» в мозгу окончательно разладился, я пытался представить, сколько верст мы прошли от места катастрофы, но даже примерно не мог этого сделать. Казалось, мы и шли и шли, но двигались зигзагами, а где-то и по кругу. Время плющилось вместе с пройденным расстоянием. Не удивлюсь, если на поверку окажется, что мы продвинулись всего на восемь или десять верст. Ландшафт менялся. Особых перепадов высот пока не наблюдалось. Преобладали хвойные, но не такие, как везде, – мощные раскидистые сосны со срезанными макушками, пышные кудрявые ели, закрученные причудливыми узлами. Лес производил впечатление какой-то сказки. Мох сугробами, прочные нити паутины – их можно было спокойно оттягивать рукой. Анюта всякий раз визжала, когда пауки приклеивались к носу. Кроны деревьев смыкались над головами, под их пологом царил прохладный полумрак. До полудня все было спокойно. Мы вспугнули стайку косуль, они умчались, топча подлесок, – золотистые, с белыми пятнами. Зашуршало что-то вверху, мы вскинули автоматы и недоуменно смотрели, как обросшее шерстью существо, отдаленно похожее на лохматую обезьяну, но почему-то с длинной бородой, свалилось сверху на толстую ветку. Чего хотело, само, наверное, не знало. Уставилось на нас крохотными глазками, заморгало, исторгло что-то гортанное и ловко перепрыгнуло на соседнее дерево. Оттуда карабкалось по ветвям, как по лестнице, и вскоре пропало из вида. На всякий случай мы прибавили ход. Но существо кралось за нами, прячась в ворохе хвои, бросалось шишками. А когда перебегали поле между двумя хвойниками, увидели людей! Несколько всадников гарцевали на опушке леса. Конники в этой местности смотрелись несколько странно. Мы повалились в траву и стали переживать противоречивые чувства. Пойти на контакт или держаться подальше? В обиду мы себя не дадим, но… Послышались отдаленные выстрелы – и желание идти на контакт пропало. Всадники кружили вдоль опушки – мы не видели, кто они, во что одеты, чем вооружены, из какого мира, и что они вообще там делают! Мы ждали, а когда подняли головы, их уже не было, а справа вдоль опушки клубилось облако пыли.
В районе полудня мы вышли из леса и обомлели. Природа Каратая продолжала подбрасывать сюрпризы. Под ногами простиралась бездна – огромная теснина падала вниз почти отвесно. Отдельные уступы, на которых теснились криволапые сосны, не очень-то были похожи на лестницу. Но дальше, в нескольких сотнях метров, края ущелья немного сглаживались, у обрыва прилепилась деревенька – дюжина приземистых бревенчатых срубов. Из парочки дымоходов курился дымок – что позволяло предположить наличие каких-то сельских жителей. Но дальше, сразу за деревней, начинался беспросветный горный массив. Скалы стояли сплошной стеной – величавые, высотой с десятиэтажный дом. Они тянулись на восток и терялись за горизонтом в белесой дымке. Обходить такую преграду было как-то несерьезно. А ущелье за деревней тянулось на юг – и особых затруднений со спуском там вроде бы не было. «Цивилизация!» – возликовала Анюта. «Сомнительная, однако, – возразил склонный к скептицизму Корович. – Ни джакузи, ни электричества, ни пункта междугородней связи». Несколько минут мы сидели в укрытии, гадая, стоит ли выходить на люди. Прибежища сектантов остались на севере, да и не казалась эта деревенька
одним из их скитов. Дома развалились, просели в землю, околица заросла бурьяном, огороды не возделаны. За околицей паслась чубарая кляча – худая, как скелет. Трясла хвостом, отгоняя мух.– Снова лошадь, хм, странно это, – заметил сомневающийся отныне во всем Корович.
– Да, конечно, Николай Федорович, лошадь – это самое странное животное, – откликнулась Анюта. Три года работы в библиотеке не могли не наложить отпечаток на ее интеллект. – Начать с того, что первая лошадь на свете появилась из семени Посейдона, излитого на скалу… Пойдемте в деревню, мужчины? Вдруг нас покормят? Почему вы всегда такие трусы?
Так и треснул бы по затылку. Но мы сделали вид, будто ничего не слышали. Требовалась информация, где мы находимся, как долго еще идти и куда, черт возьми, идти! Мы шли по деревне в колонну по одному, настороженно озирались. Жизнь в этом жалком местечке еле теплилась. В курятнике сдавленно кричал петух. Прогнувшийся «журавль» колодца, полусгнившие плетни и палисадники, похожие на солдат, попавших под обстрел. Дорог здесь не было – даже в ущелье не сходили тропы. Дома стояли, как попало – на свободных от леса и каменистых проплешин участках. Мы просочились на заросший сорняками двор, вспугнув ободранную кошку, которая, завидев чужаков, шмыгнула под завалинку. На стук никто не отозвался, но в доме кто-то был – судя по дымку из трубы. Выносить дверь не хотелось. Мы с Коровичем недоуменно переглянулись. Анюта спустилась с крыльца, стала барабанить в окно. Старческая рука, увитая ручейками вен, отвела занавеску. За мутным стеклом возникло морщинистое лицо. Обитательница дома отпрянула, увидев напротив Анюту, занавеска вернулась на исходную. Анюта озадаченно посмотрела на нас.
– Я что, такая страшная?
– Помыться бы вам не мешало, девушка, – проворчал Корович и начал молотить по двери прикладом. Дверь затряслась, готовясь выпасть из петель. Кончилось тем, что нам открыла смертельно перепуганная старушка в платочке, и мы стали дружно ее уверять, что не являемся носителями зла, а хотим всего лишь информации и, если не затруднит, немного хлебушка (в обмен на тайменя, которого мы уже видеть не могли). Старушка в дом нас не пустила, разговаривать пришлось на крыльце – под грозное рычание ободранной кошки, выглядывающей из-под завалинки. Пейзанка разглядывала нас настороженно, с опаской, мол, ходят тут всякие и разные, но, видимо, сделала вывод, что крупной опасности для ее жизни и имущества мы не представляем. Старушка оказалась более чем вменяемой. Деревня называется Мочаловка, и проживает в ней бабушка Богдана уже бог ведает сколько лет – даже не припомнит, сколько именно. Был муж, да помер лет тридцать назад, двое сыновей сгинули во мраке Каратая, последнего внука Невзора три года назад призвали на службу в армию (так и сказала – «на службу в армию»), и с тех пор она его не видела, не слышала. Мужчин в Мочаловке давно не осталось, да и женщин не густо – три-четыре древние бабки доживают свой век. Люди здесь не ходят, даже разбойники не встречаются – по причине полного отсутствия потенциальной добычи. Да и добраться до деревушки сложно, нужно объезжать Мглистые горы, а это такой, прости боже, крюк… А в принципе, если по прямой, то до «ойкумены» здесь совсем недолго – за ущельем Айгарач есть большие деревни, там и власть, и сносные условия для проживания (если пренебречь суровыми канонами Домостроя), и даже какие-то предприятия – на охрану которых, кстати, и забрили внучка Невзора. Имени местного «феодала» бабушка Богдана не знает, память уже не та, да и меняются они часто, но вроде обитает местный князек в Грозовой долине верстах в восьми к югу. Там у него и поместье, и все положенные князьку «причиндалы». Давненько уже не было от него сборщиков подати, но что возьмешь в Мочаловке, кроме десятка кур, петуха бабки Лесаны да ее же доходяги кобылы?
– А вы откуда взялись, молодые люди? – полюбопытствовала бабка.
– Из России мы, уважаемая, – отозвались мы.
Старушка наморщила лоб, пытаясь вспомнить, с чем связано явно знакомое слово.
– На юг мы направляемся, – поведал я. – Объясните, бабушка, зачем нам обходить Мглистые горы, если можно спуститься в ущелье и напрямую выйти к Грозовой долине?
Старушка побледнела, стала судорожно креститься и понесла такую пургу, что пришлось усомниться в ее вменяемости. Неужели мы не знаем?! В Айгарачское ущелье никто не ходит, туда нельзя ходить, это место проклято Богом и взято под контроль его антиподами. Там властвует нечистая сила, злые духи, люди бесследно пропадают… «А в чем проблема, бабуля? – простодушно спросил Корович. – Банды? Дикие гориллы?» Старушка продолжала креститься и уже жалела, что завела с нами разговор. «Негоже ходить в Айгарач, негоже…» – твердила она заевшей пластинкой. Единственный путь на юг – это обойти Мглистый кряж – ну, верст пятнадцать крюк, не больше. Всю ее жизнь, сколько она помнит, над Айгарачем веет проклятье. Гиблое место, нехорошее. Постоянно там пропадали люди – охотники, бродяги, а особенно те, кто не любит ходить в обход, как все нормальные герои. Молодая она была – первый жених ее сгинул в Айгараче, а ведь тоже смеялся над суевериями старшего поколения. Но, надо признаться, случались и такие, что были в Айгараче и вернулись живыми. За примером далеко ходить не надо. Племянник бабы Богданы, некто Емельян, лет пятнадцать назад спустился в ущелье – уж и не припомнить, по какой надобности. Хлебнул самогонки для храбрости – и убрался с богом. Его уже оплакали, и вдруг через месяц – нате вам, явился. Выбрался весь бледный, седой, задумчивый какой-то. Онемел бедняга, рассказать толком не смог ничего. Год прожил букой, чураясь людей, а через год утонул в местной речушке Курчавке – пошел искупаться, утром выловили…
– Натуральные суеверия, – озадаченно почесал затылок Корович и покосился на раскрытый курятник, украшенный горлышком разбитого кувшина с привязанным лоскутком кумача. Оберег от кикиморы, не иначе. Чтобы кур не воровала.
– Я бы даже сказала, фольклор, – добавила Анюта и косо глянула на висящее над крыльцом ожерелье из «куриных богов» – камешков с естественными отверстиями (чтобы в дом кикимора не попала; а то обживется, понимаешь, за печкой…). – Луговой, а ты что думаешь?
Я не знал, что и думать. Геомагнитные зоны разбросаны по всему миру, где-то их больше, где-то меньше, где-то они слабее, где-то интенсивнее. Сам Каратай – большая геомагнитная дыра. И нечисти тут хватает, и необъяснимых явлений. А нагонять на себя страх и множить без нужды сущности – это в крови отсталых «народностей». Дыма без огня не бывает, кто бы сомневался. Но в глубине души я считал, что всё возможное и невозможное мы уже пережили, страшнее быть не может. Да и с прикладной точки зрения – тащиться снова через горы, где свои опасности… и миллион сопутствующих обстоятельств, – это слишком. Оставаться в Мочаловке, дружным шведским семейством? Даже не рассматривается. Какая нечисть в своем уме нападет на вооруженную до зубов группу?