Забудь о комплексах как мужчина, будь счастлива как женщина
Шрифт:
Позднее я узнала, что автором клички была та самая девочка. С уходом почти половины класса она почувствовала себя свободнее, собрала компанию и теперь «отрывалась» за все былые годы.
Оказалось, что друзья мои, как они признавались позже, не были в восторге от моего нового прозвища. Подруга вслух никогда меня так не называла и даже пыталась противостоять, когда так говорили другие, а друг называл — за компанию с авторитетным для него автором. Но все эти объяснения и оправдания не меняли главного. Ощутив себя отвергнутой и чужой настолько резко и неожиданно, я запомнила это чувство как одно из самых болезненных и страшных в жизни.
Тогда еще я не была способна сделать конструктивные выводы. Не могла понять, что урок прост: какой бы ты ни была, хорошей, плохой, как бы ни думала о себе — всегда найдутся люди, которые не будут любить тебя. И даже если в том есть твоя вина и ты действительно
Все это я сумела понять много позже. А тогда с прочтения этого письма началось «возведение баррикад». Теперь уже я сама, вместо мамы и папы, стала защищать себя от реальности. Сюрпризов больше не хотелось. Все больше времени стала проводить в Интернете. Суставы из-за постоянного сидения за компьютером с перерывами на сон, школу (позже университет) сохранили только тот диапазон подвижности, который был задействован ежедневно. И потому со стороны мало кто понимал, что у меня есть проблемы со здоровьем: обычные движения рук, обычная походка и пр. Но более чем эти движения, я уже почти ничего не могла сделать. Ни сесть на корточки или по-турецки, ни поднять руки над головой, ни заплести волосы, ни дотянуться до пальцев ног. Разрабатывать нарастающие контрактуры трижды отвергнутого тела не было никакого желания. Не срабатывал даже страх умереть от блокировки суставов, на который давили врачи. Каждое занятие йогой проходило в состоянии злости на себя — я видела, как сложные асаны выполняют женщины семидесяти лет, а я, которая моложе всех в группе, не могла сделать и самых простых.
Занимаясь с отчаянием и гневом, я сначала ощутила сильнейший прогресс, но после свалилась с серьезным обострением — воспалением суставов. Занятия пришлось прекратить. Организм таким образом оградил себя от потока обращенного к нему негатива.
Вернувшись к компьютеру, день за днем я все глубже заворачивала себя в кокон и отделялась от реального мира. Виртуальная жизнь ничего от меня не требовала и ничем не угрожала. Реальная жизнь причиняла одни только неудобства. К примеру, чтобы надеть зимние сапоги, нужно было потратить минут десять, кряхтя и злясь на себя от боли. Тут несколько раз подумаешь, а идти ли в гости, если там при всех придется проделывать эту неприятную процедуру. Подумаешь, и не пойдешь.
Пиком неосознаваемой тогда еще дезадаптации стала виртуальная влюбленность, случившаяся в возрасте семнадцати лет. Объект отыскался самый что ни на есть подходящий. Не какой-нибудь мальчик из соседнего двора, с которым, не дай бог, можно ненароком встретиться и получить по морде «Дефектом», а московский, далекий, недосягаемый парень из телевизора. Хотя этим выбором я всячески «обезопасила» себя от реальности, тем не менее усилия предпринимала вполне себе не виртуальные. С каким-то безумным азартом я добывала его телефон, месяцами ежевечерне писала пространно-депрессивно-романтические смс, и в итоге сумела-таки его заинтересовать. Он сам предложил встретиться. Но, как бы сильно я тогда этого ни хотела, боялась в сотню раз больше. Страшно было оказаться для него все тем же «Дефектом». Оказаться для него тем, кем являлась для самой себя.
Причем истинный свой страх я осознала, наверное, только через год после того, как якобы кокетливо в ответ на предложение встретиться написала ему: «Ты меня испугаешься». Он, похоже, и правда был напуган такими откровениями, и в день приезда в Питер отключил телефон. Но через какое-то время снова предложил встретиться. И снова, не без моих стараний, основанных на тотальной неуверенности в себе, встреча не состоялась.
Новый виртуальный забег начался в соцсети. Меня добавил в друзья молодой человек, годом старше, с моей университетской кафедры. Закрутился виртуальный… не то что роман, скорее флирт. Четыре месяца мы общались почти круглосуточно по смс и в Интернете. И снова я столкнулась со страхом спонтанной встречи — из-за комплексов и переоценки происходящего. Причем, как выяснилось, продолжая трогательно играть в слова, он эту переоценку с моей стороны чувствовал, и потому и сам избегал встречи. Я вроде бы настаивала на переходе в реальность, но между тем сама боялась даже позвонить и услышать голос, оправдывая это для себя тем, что, мол, не пристало девочкам так уж проявлять инициативу.
Постепенно я впала в жуткую зависимость и от этой переписки, и от какого-то неясного, смешанного со страхом ожидания, что вот-вот, ну, вот же оно теперь-то сейчас уже оживет, перейдет в реальность. Но, увы, где началось, там и закончилось. Через некоторое время стало ясно, что ему
просто было одиноко и не хватало хоть какого-нибудь тепла до тех пор, пока его бывшая девушка не предложила восстановить отношения. К тому же я действительно сильно напугала его привязанностью, возникшей с пол-оборота, и очень уж серьезными ожиданиями на его счет. Но главное, крепко сросшись со своими страхами и комплексами, опять была не готова перебраться в реальность.Этот эпизод заставил меня крепко задуматься. Я впервые ощутила, увидела со стороны не только свою глубокую отдаленность от реальной жизни, но и разделенность внутри себя. Я поняла, что существую в двух измерениях. Соня-социальная — та, которую знают друзья, на первый взгляд — адаптированная, общительная. Она без труда окончила университет, у нее прекрасные друзья, в общем-то легкая жизнь. Эта Соня, как правило, плохо помнит о том, что у нее есть тело и предпочитает ничего о нем не знать. При этом она строит планы счастливого будущего, где она — и женщина, и жена, и мать. Правда, мечты не осуществляет, так как без тела это сделать довольно сложно. И потому живет эта Соня по большей части в виртуальном мире.
А вторая Соня — это Соня-дома-и-у-врачей. Да, у нее есть тело. Она все про него знает. Но не выносит. Не может с ним смириться. Принять факт того, что оно принадлежит ей, и в нем надо жить. У этой Сони никаких планов на будущее нет, как нет никаких мыслей о том, что кто-то к ней может всерьез отнестись иначе, не как к тяжелому пациенту и больному беспомощному ребенку.
Эти два измерения отделились друг от друга настолько, что любая попытка осознать их одновременно и выстроить некоторый общий план действий всегда заканчивалась «программным сбоем», слезами, паникой и активацией разного рода защит.
И вот недавно этим двум Соням пришлось встретиться. Началось все с символичного расставания с элементами бутафорской защиты — с лифчика. По совету мудрой подруги и с опорой на ее поддержку я преодолела этот, кажущийся на первый взгляд несерьезным, страх. Лифчик за долгие годы стал для меня чем-то серьезным, одной из границ, переключателем между двумя внутренними мирами. Без него я всегда ощущала себя той настоящей домашней Соней, которая давно от себя отказалась и не ждет в жизни ничьего принятия и внимания, кроме родительского и врачебного. С ним — попадала в ту часть себя, которая хоть и иллюзорно, но видит огромное счастливое будущее и хочет быть частью Жизни. И потому избавиться от этой границы было очень и очень страшно. Мне казалось, что я не вынесу реакции окружающих. Я не сразу осознала, что боюсь не столько реакции на визуальное изменение размера груди, сколько на предъявление им внутренней настоящей Сони. Так, всего лишь отказавшись от ненужного предмета одежды, я сделала первый и очень весомый шаг на пути к внутреннему воссоединению.
Вскоре мои внутренние миры пересеклись еще раз. Впервые я уехала за границу на долгий срок без родителей. В Индию. Там я была и Соней-ребенком-пациентом и человеком, который на равных общался со взрослыми людьми (нашей группой) и не был ими отвергнут, несмотря на кривые пальцы ног (в Индии принято ходить в помещениях босиком) и отсутствие сисек.
Там, в поездке, двум внутренним Соням пришлось встретиться в еще более неожиданном сочетании… В поездке нашу группу сопровождал молодой врач-индус, у которого до этого я лечилась уже несколько месяцев. Пообщавшись с ним в новой обстановке, я вдруг поняла — тогда мне так показалось. — что влюбилась. Раньше я никогда не смогла бы позволить себе влюбиться, находясь в субличности пациентки, больной и слабой, которую он знает как врач. Как уже было сказано выше, для меня эта Соня всегда была потерянным человеком без будущего и без права на нормальные отношения.
Получилось, что он стал единственным мужчиной, который узнал меня с обеих сторон и не отвернулся. И как врач, и как друг. Когда я поняла, что цепляюсь именно за эту ниточку, за такую его исключительность — влюбленность прошла.
Возможно, я даже сознательно отвергла ее, осознав, что, как только приму себя целиком (этого я решила достичь во что бы то ни стало), отпадет беспомощная дефицитарная потребность в этом человеке. А такой исход был бы нечестным по отношению к нам обоим.
После Индии я долгое время ощущала себя выбитой из колеи. Все происходящее эту самую колею основательно размыло. Начав обретать целостность, ломать свои внутренние стены, я стала обнаруживать в себе первые, робкие, но общие для обоих миров желания. Так, снова начав общаться с молодым человеком из университета (Германом), никак не могла понять, зачем же опять начинаю идти по этому кругу. И вдруг инсайтом осознала — я ведь так и не смогла сказать о своих чувствах напрямую.