Забудь обо мне

— Марк, с Алисой все в порядке. — Снова натянуто? Как будто я вдруг перестал быть другом их семьи. — Но раз уж ты все равно позвонил…

Мне не нравится эта ебаная пауза.

Я привык жопой чувствовать проблемы и именно поэтому сумел вскарабкаться так высоко.

— Ты же понимаешь, что ничего хорошего из всего этого не выйдет? — Звучит как вопрос, но больше похоже на утверждение. — Моя вина, что Алиса выросла немного… оторванной от реальности и не видит многих вещей. Не понимает, что уже взрослая и нужно отвечать за свои поступки, а лучше сначала понимать последствия и вообще их не совершать.

— Ты о чем?

— Ты знаешь. Моя дочь не годится на роль любовницы, Марк. Даже при всем том, что я понимаю, почему мужчина постарше — это как раз ее вариант. Как бы странно это ни звучало, но пока Алиса не повзрослеет окончательно, ей нужен кто-то… с опытом, трезвым взглядом на мир и готовый взять ответственность за ее внутреннего ребенка. Но не ты, Марк.

Даже не хочется выкапывать, откуда все это взяла.

Но и отнекиваться, словно мне шестнадцать, и мамочка застукала меня кончающим на сиськи ее дочери, тоже не собираюсь.

— Спасибо за мораль, Тань, — говорю почти без иронии. — И… Вовка тоже в курсе?

— Раз в твоей голове пока не добавилось новых дырок, то очевидно, что нет, — пытается шутить она. Но мы оба понимаем, что, если бы Вовка действительно узнал, что я протягивал лапы к ее любимой дочуре — с него правда сталось бы на хрен вышибить мне мозги. — Держи себя в руках, Марк. Всем от этого будет только лучше. Особенно Миле.

— Тань, ок, я понял твои претензии насчет Алисы. Но в своей семье я как-нибудь сам разгребусь, хорошо?

Кажется, она пожимает плечами.

Говорит «пока» и кладет трубку.

Глава пятьдесят четвертая: Бармаглот

Я обещал, что не буду лезть к Зайцу, но в моей голове ни хрена не укладывается, почему, блядь, когда она вся похожа на баклажан, я должен быть хрен знает где и даже не привезти ей ее любимых сладостей из шоколадницы.

И еще две порции кофе в пол-литровом термосе.

И охапку теплых носков вместо цветов, которые Алиса не любит, потому что считает их «похороненными заживо».

В аптеке на всякий случай покупаю обезболивающие, кальций, заживляющий крем и витамины.

Она, конечно, не берет трубку, так что приходится ехать наобум, надеясь, что ее малахольного не будет поблизости. И дело совсем не в том, что боюсь нарваться на его праведный гнев — пусть бы только тявкнул. Просто Заяц сразу начнет рычать, что я снова разрушаю ее охуеть какую идеально-розовую личную жизнь.

На звонок в дверь шаги раздаются не сразу.

Но когда, наконец, она открывается, на пороге стоит мой бедный побитый Заяц.

В домашнем толстом халате.

Стянутых на половину ноги носках.

Лохматая, с разъехавшимися в разные стороны хвостиками.

С ужасной царапиной через переносицу, которая «вживую» выглядит намного хреновее, чем на фото.

— Бармаглот, — выдыхает Заяц.

Переступает за порог прямо как есть, без тапок.

И прижимается лбом к моей груди.

Приходится сгрести ее в охапку, занести обратно в квартиру и пяткой закрыть дверь.

Все покупки практически не глядя ставлю на тумбу.

Отодвигаю ее.

Шмыгает носом и даже не пытается посмотреть, что я там привез, хотя обычно мгновенно разбирает подарки.

— Зай, почему не позвонила?

— Удалила ваш номер, Марк Игоревич.

— Опять? — Дать бы ей по жопе — может, тогда бы начали доходить хотя бы какие-то элементарные вещи. Ничему не учится. Танцовщица, блядь, по граблям.

Заяц как будто что-то вспоминает, немного отходит назад и случайно задевает рукой ручку шкафа. Морщится, но на всякий случай выставляет вперед руку, потому что меня, как обычно, тянет обнять ее и тупо почувствовать, что с ней все в порядке.

Папочка, блядь.

— Как ваша новая любимая Зая, Марк Игоревич? — врубает свою любимую сладкую язвительность. — Не заругается, что вы свои тестикулы притащили чужой бабе, а не в теплую гостеприимную постельку, ммм?

— А твой малахольный свои тестикулы не потеряет, если что? — интересуюсь в ответ.

— Они у него прекрасно держатся, — язвит зараза. — Лично проверяла.

— Так и мои вроде тоже прошли твой тест-драйв, — скалюсь, делая шаг вперед.

— Было бы что вспоминать.

— В самом деле.

— Ты — долбоеб, — спокойно, с лицом, как у удава.

— А ты похожа на Пеппи Длинный чулок. Кофе будешь? — Киваю на пакет со вкусняшками для нее.

— И тирамису есть? — У Зайца тут же загораются глаза.

— Ага.

— Тогда буду все! — И вприпрыжку несется по коридору, вообще забыв о больной руке. — В постель принесете, Бармаглот? Можно даже с голым торсом.

— Да я и совсем голым могу, — мрачно усмехаюсь ей в спину.

Пока Заяц где-то в комнате, я немного хозяйничаю у нее на кухне: часть десертов выкладываю на большую тарелку, часть делю пополам и прячу в холодильник. Кофе ей в термосе, себе делаю чай с лимоном — его Заяц хранит в специальной лимоннице, на почти пустой полке холодильника. Такое чувство, что она вообще неделю не выходила из дому, но язык не повернулся попросить помощи, потому что она зачем-то удалила мой номер.

Ничему не учится.

Может, и правда переложить через колено и всыпать?

Не зря же от деда-прадеда нас всех так воспитывали.

Но эта мысль испаряется из моей головы сразу, как только захожу в спальню.

Как Зая и просила — без толстовки, в джинсах, правда, с на хрен расстёгнутой ширинкой. Вроде все эти сопливые девочки прутся, когда у мужика торчит резинка трусов с логотипом известного бренда. На мой взгляд — хрень какая-то, но у Зайца тут же загораются глаза.

— Вы это куда? — спрашивает она почти искренне удивленно, когда передаю ей поднос с тарелками и чашкой и начинаю взбивать подушку рядом с ней. — Я еще не готова впускать вас в свое личное пространство, Марк Игоревич.

Приподнимаю бровь — точно не готова?

Она проводит пальцем по верхушке тирамису, сует его в рот и выразительно облизывает.

— Зая, ты дрянь.

Алиса пожимает плечами, возится, но все-таки находит силы бросить в меня подушкой, выразительно указывая взглядом на противоположную сторону кровати.

Ок, не вопрос.

Я сажусь напротив и беззлобно рыкаю, когда Заяц многозначительно вытягивает ноги поверх моих. Снимаю ее пушистые мягкие носки, сжимаю ступни в ладонях — они у нее совсем крохотные, как у тех японских красавиц, которым ради этого с детства надевали на ноги деревянные колодки.