Забвение истории – одержимость историей

Попробуем разобраться с этим вопросом на свежем географическом примере. С 2011 года в Иерусалиме действует маршрут скоростного трамвая, связывающий две противоположные части города. Еврейский музей австрийского города Хоэнемс посвятил свою выставку этому 14-километровому маршруту между районом Писгат-Зеэв и Горой Герцля, то есть между западной частью Иерусалима и еврейскими поселками на востоке города. Открывшаяся в 2015 году экспозиция приглашала совершить путешествие по «Йерушалаим – Иерусалим – Аль-Кудс», чтобы посетители музея смогли по фотографиям познакомиться с разными сторонами жизни священного города, увидеть картины мультикультурного и чреватого конфликтами повседневного быта его жителей – евреев, христиан и мусульман. Музейный проект наглядно воссоздает то, что трамвайный маршрут делает изо дня в день, связывая между собой различные городские районы, мировоззрения и языки, которые теснятся, сталкиваются и смешиваются на узком пространстве. Подобную музейную экспозицию, демонстрирующую горизонтальные связи, интересно сравнить с другим проектом, выявляющим связи вертикальные. Такие связи реконструируются археологами, которые соединяют обнаруженные при археологических раскопках исторические слои с нашей современностью. Ландшафт, насыщенный следами истории, чреват конфликтами, ибо эти следы могут оказать существенное влияние на формирование религиозных и политических нарративов. В подобных случаях археологические находки и материальные реликты оцениваются по тому, насколько убедительно они подтверждают религиозные мифы или секулярные исторические сюжеты. Некоторые археологические проекты, осуществляемые в Израиле, преследуют четкую национальную цель – доказать: «Это наша земля!» Поэтому Амос Элон называет израильскую археологию дилетантской в тех случаях, когда она занимается поиском корней национальной идентичности. Противоположную стратегию забвения неугодного прошлого Джо Робертс характеризует словами «либо копать, либо строить!» («either you dig or you build!»).

Земля и три нарратива

Вертикальные связи с прошлым могут быть установлены и без использования археологических инструментов для проникновения в грунт. Для этого достаточно присмотреться к неприметным следам и реликтам, которые хотя бы немного видны или случайно обнаруживаются при ведении строительных работ. То, что, напротив, возвращается в прошлое, является результатом пассивного забвения. В отличие от активного забвения (damnatio memoriae), ниспровергающего памятники и устраняющего строптивую, неугодную символику, пассивное забвение происходит за счет того, что вся работа предоставляется естественному ходу времени, запустению, после чего заброшенное пространство с его прежними структурами или останками вновь становится «чистым листом» для новых проектов. Таким образом, очередной слой «автоматически» формируется над предыдущим, который тем самым стирается из общественного сознания. По мнению французского историка Анри Лефевра, пространство есть «нечто большее, чем театр, сцена и кулисы для разыгрываемого спектакля. Пространство не нейтрально, оно – активный участник событий в качестве инструмента и задачи, средства и цели» [111] . Как подчеркивается в культурологических исследованиях со времен «пространственного поворота» (spatial turn), пространство является не нейтральным местом действия, а социальным продуктом, объектом постоянных воздействий и преобразований [112] . Социальные, культурные и политические рамки определяют, что должно остаться и что будет отброшено.

111

Lefebvre H. La Production de l’espace. 1974. Цит. по англ. изд.: Lefebvre H. The Production of Space. Oxford, 1991. P. 410 f.

112

Soja E. Postmodern Geographies. The Reassertion of Space // Critical Social Theory. 1989. № 10. Ср. также: Soja E. Thirdspace. Journeys to Los Angeles and Other Real-and-Imagined Places. Oxford, 1996.

Отношение Израиля к пространству характеризуется не только свойственным западной культуре «творческим разрушением» старого ради замены его новым. Это отношение проявляется в виде завоевания и колонизации страны, которая, благодаря победе в войне за независимость (1948), совершила поворот, схожий с ситуацией «чистого листа» или кардинально нового начала. В 1948 году родилась израильская нация, впервые в истории после 135 года н. э. обретшая с созданием нового государства собственную политическую идентичность. С этого года начинается отсчет новой эры. Поскольку прежние израильтяне десятилетиями проживали на этой земле в качестве «еврейских палестинцев», они отчетливо сознавали, что до ее завоевания израильской армией эта земля была населена арабскими палестинцами. Они были соседями, которые жили рядом, были знакомы друг с другом, их дети играли вместе на одних крестьянских дворах. Цезура войны и изгнания арабских палестинцев из их домов, городов, деревень и крестьянских хуторов заставила резко забыть прежнюю совместную жизнь в Палестине. Палестинские дома и хозяйства были захвачены или уничтожены, поэтому предыстория нового государства оказалась отрезанной, хотя отчасти и сохранившейся в коммуникативной памяти старших поколений.

Однако с созданием собственного государства эта история сделалась непригодной, и ее следовало забыть, ибо она не вписывалась в нарратив нового государства. Триумф израильского самоосвобождения стал символическим стартовым капиталом, который ни в коем случае не должен быть умален историей страданий противников-арабов. Страдания палестинцев не могли найти себе место в сознании новой нации уже потому, что после судебного процесса над Эйхманом сама израильская нация по праву все сильнее осознавала себя в качестве жертвы. К тому же эта жертвенность служила сильным императивом для национальной памяти. Он определял миссию нации, обязанной поведать миру о чудовищном злодеянии Холокоста, совершенном по отношению к евреям немцами и их сообщниками, в то время как мир безучастно взирал на происходящее.

Алон Конфино попытался рассмотреть понятия «Холокост» и «Накба» с точки зрения сходств и различий между ними. Оба события являются основополагающими травматическими событиями, которые знаменуют собой судьбоносный поворот в истории двух национальных общностей, формируя их жертвенную идентичность. Но если для евреев история Холокоста завершилась, то для Накбы условия сохраняются и продолжают определять нынешний день. Если палестинцы неповинны в судьбе евреев, то израильская армия несет ответственность за изгнание палестинцев, захват их имущества и запрет на возвращение для беженцев. Вместо того чтобы интегрировать трагедию палестинцев в собственную память, израильтяне, как пишет Конфино, слишком заняты вытеснением Накбы из своей памяти: «Накба – это часть их истории, причем важная часть: они помнят о Накбе независимо от того, стараются ли вытеснить ее из памяти или рассказывают о ней в стихах и прозе. Даже попытка вытеснить Накбу из памяти требует чрезвычайных политических и культурных усилий. Стирание этой памяти приводит к значительному оживлению внимания к проблеме. Евреи обречены на постоянное напоминание себе об истории палестинцев, потерявших дома и родину, и на то, чтобы непрестанно по-разному рассказывать эту историю, поскольку она неразрывно связана с тем, как сами евреи обрели свои дома и свою родину» [113] .

113

Confino А. Review of Bashir B., Goldberg A. (eds) The Holocaust and the Nakba. Memory, National Identity and the Nakba. Jerusalem, 2015 // H-Soz-Kult. 22.4.2016.

Сцепление событий, о которых идет речь, – весьма запутанный процесс. Чтобы понять его, недостаточно сопоставить Холокост и Накбу. Необходимо телескопически растянуть события и охватить взглядом их тройственную взаимосвязь.

Израильская нация героически завоевала себе свободу в сражении с Британской империей, но победа сопровождалась родовой травмой в виде изгнания 700 тысяч арабских палестинцев. Поэтому с 1948 годом связаны два противоположных нарратива, ставящие друг друга под вопрос: триумфальная история создания нового государства Израиль и травматическая история палестинцев, утративших свою родину, культуру, условия существования и идентичность. Холокост имел два последствия: войну за независимость, положившую конец страданиям евреев, и Накбу, начавшую историю страданий палестинцев. Эти два исторически взаимосвязанные события являются содержанием двух национальных нарративов, каждый из которых охватывает лишь два из трех этапов. Для израильтян это этапы I и II, для палестинцев – этапы II и III. На одной и той же земле живут два народа, каждый из которых поражен «слепым пятном» по отношению к истории другого народа.

В 1948 году Израиль, избрав путь западных стран, создал в качестве «догоняющей нации» современное национальное государство. В XIX веке многие новые нации сформировались в результате освободительной борьбы против великих империй, которые воспринимались как угнетатели. Петер Новик писал об учредительном мифе нации: «Национальная память упрощает, она видит события единственно в перспективе собственных интересов; она не терпит многозначности, редуцируя события до мифических архетипов» [114] . Я бы добавила: в национальной памяти ментальные образы становятся иконами, а нарративы делаются мифами, важнейшей особенностью которых является их убедительная сила и аффективное воздействие. Подобные мифы отрывают исторический опыт от конкретных обстоятельств его возникновения и преобразуют его во вневременную историю, на которой основывается представление нации о самой себе и которая передается от поколения к поколению. Как долго продолжается эта традиция, зависит от того, насколько она оказывается полезной, то есть способной или не способной служить целям социальной группы. Длительность традиции ограничивается не сроком жизни ее носителей, а осознанием ее дисфункциональности и необходимости замены.

114

Novick P. Nach dem Holocaust. Der Umgang mit dem Massenmord. Stuttgart, 2001.

Пока нарратив глубоко укоренен в географическом ландшафте, следы другой культуры остаются преимущественно стертыми. Вместе с завоеванием территории история победителей повсеместно закрепляется в виде архитектурных сооружений, памятников и топонимов, а история потерпевших поражение перестает зримо присутствовать в публичном пространстве. Там, где зримые следы еще сохраняются, возникает привычка их не замечать. Мы говорим здесь о земле с двумя топологиями и двумя нарративами, при этом символика одной стороны зримо преобладает, а следы другой стороны все более стираются.

«Зохрот»: памятование в виде экскурсий по городу

Как сблизить эти два противоположных, враждующих нарратива, чреватых насилием? Израильская общественная организация «Зохрот», созданная в 2001 году, разработала для этого специальную программу: она намерена расшифровать палимпсестный характер местных ландшафтов, сделать вновь зримой их исчезнувшую историю. Слово «зохрот» означает «мы вспоминаем»; логотипом организации служит замочная скважина для ключей от дома, которые палестинские беженцы уносили с собой в 1948 году; эти ключи становились главным символом памяти, палестинцы хранят их в качестве реликвий и памятных знаков [115] .

115

Эйтан Бронштейн так объясняет название своей организации: «„Зохрот“ означает акт воспоминания („мы вспоминаем“, женский род, множественное число). В иврите глаголы имеют мужской или женский род. Большинство употребляет это выражение в мужском роде. Но мы решили использовать его в женском роде, поскольку мы хотим сохранить другую память. Это не память о войнах и о мужчинах. Это память о местах, рассказывающих другую историю, например историю Накбы» (из интервью с создателем организации «Зохрот»).

После Шестидневной войны 1967 года на месте бывших палестинских деревень были разбиты национальные парки. Основателю «Зохрота» Эйтану Бронштейну, работавшему раньше туристическим гидом, пришла в голову идея отметить такие места, чтобы воскресить память о том, что оказалось забытым: «Во время моих экскурсий я в критическом свете показывал парк, рассказывая, как его превращают в израильский ландшафт, который игнорирует и замалчивает историю палестинцев. <…> В Израиле существуют сотни таких мест, где следовало бы установить специальные таблички [о событиях] не только после 1967, но и после 1948 года» [116] .

116

Так, приложение iNakba для смартфонов 2014 г. показывает на карте Израиля на иврите, арабском и английском языках названия 500 палестинских деревень, которые были в панике брошены жителями во время израильской войны за независимость (1948).

Из этой борьбы против забвения родился проект экскурсий, которые регулярно проводятся в Иерусалиме и других городах. Подобные исторические экскурсии заявляются не в качестве политических демонстраций, а как перформансы [117] . Ифат Гутман также подчеркивает художественный характер этих экскурсий, в ходе которых группы израильтян осматривают немногочисленные следы бывших палестинских городов и деревень [118] . Смысл такой экскурсии или туристической прогулки заключается в том, чтобы вернуть прежние имена населенных пунктов, стертые с израильских карт, и закрепить их в сознании израильтян. Поэтому экскурсии заканчиваются установкой памятной таблички, на которой наряду с новым топонимом на иврите указывается арабское название посещенного места. Тем самым формируется память о стертой арабской предыстории израильских городов и деревень, которые при переименовании обычно получали библейские названия, чтобы внушить израильтянам мысль о том, что именно они являются легитимным коренным населением этих земель [119] . Исторические экскурсии учитывают чувственный и эмоциональный аспекты: на основе воспоминаний арабских очевидцев, их преданий и песен, лекций арабских ученых пробуждается воображение участников проекта «Зохрот», стимулируется их интерес к альтернативной истории своей страны.

117

Roberts J. Contested Land, Contested Memory. Israel’s Jews and Arabs and the Ghosts of Catastrophe. Toronto, 2013. P. 227.

118

Gutman Y. Transcultural Memory in Conflict: Israeli-Palestinian Truth and Reconciliation // Parallax. 17.4.2011. P. 64–71; Gutman Y. Memory Activism. Reimagining the Past for the Future in Israeli-Palestine. Nashville, 2016.

119

Roberts J. Contested Land, Contested Memory. P. 144.