Забыть адмирала!

Британцы вернули Мартынову четверых пленных матросов, захваченных год назад на плашкоуте "Авача", среди которых не оказалось Семёна Удалого, бравого неунывающего весельчака, славившегося своим буйным нравом. Оказалось, пленных сначала держали на "La Forte", а потом перевели на "L'Obligado". Во время странствий по Тихому океану русских матросов привлекли к работе, что называется, "по специальности", поскольку рук на бриге после Петропавловского боя сильно недоставало. Чем сидеть в протухлом трюме, лучше уж дёргать шкоты и фалы, скрести палубу - дело привычное, а вот строить французскую крепость на острове Таити Удалой, а за ним и остальные, категорически отказался, пренебрегая наказанием. То же самое случилось и по приходу в Петропавловск: русских матросов расписали к пушкам, но они дружно заартачились, и особенно - Удалой, а когда французский лейтенант пообещал тут же повесить упрямых на рее и уже приготовил гордень, Удалой, как положено, по-русски обложил его, вспрыгнул на больверк 60 , а оттуда - на ванты и, крикнув: "Да лучше утопнуть, чем стрелять по своим!", бросился за борт и нарочно не пытался выплыть. Он так и ушёл на дно, презрительно скрестив руки... Французский капитан тут же дал команду больше не трогать русских моряков и не пытаться ставить их у пушек. Позже адмирал Завойко анонимно описал подвиг Семёна Удалого 61 в "Морском Сборнике", упомянув при этом бриг "L'Obligado" 62 , но среди перечисленных Мартыновым в официальном рапорте неприятельских кораблей, заходивших в мае-июне 1855 года в Авачинскую губу, бриг "L'Obligado" не значится. Может, это просто упущение есаула Мартынова. Разница невелика, а суть - подвиг русского матроса, всё тот же Русский Дух, Русский Характер...

60

Больверк - устаревшее название фальшборта, планширя, часть надводного борта выше уровня палубы (bulwark - англ.).

61

Его именем названа улица в Петропавловске.

62

"L'Obligado" упоминает также француз Эдмон Дю Айи, находившийся на английской эскадре.

За два дня до размена пленными в Авачинскую губу вошёл огромный 84-пушечный английский фрегат "Monarch" (монарх - англ.), а сразу за днём размена англичане, не зная, что ещё можно разломать в Петропавловске, сожгли прямо у Сигнального мыса китолов "Аян". 30 июня оба британских корабля покинули Камчатку, но на берегу спокойно не вздохнули. Война ещё шла, до зимы было далеко, и вполне можно было ждать новых сюрпризов, хотя крушить в городе было уже практически нечего. Нужно было возвращаться к более-менее мирной жизни, ловить рыбу, окучивать картошку и восстанавливать хоть какое-то подобие прежнего быта.

В начале сентября в Петропавловск зашло американское купеческое судно "Bearing" (пеленг - англ.), но, увидев, что продавать товар здесь некому, капитан согласился с предложением Юлии Завойко доставить его туда, где он намного нужнее, а значит, и дороже, то есть в устье Амура, где к тому времени уже довольно прочно обосновался Петропавловский гарнизон. Заодно воссоединилась большая семья камчатского адмирала, да и не она одна.

А союзный флот направился в Ванкувер. Как раз в это время две эскадры чуть южнее занимались поисками маленькой русской флотилии, ускользнувшей из-под самого её носа. Чем это закончилось, мы уже примерно знаем.

Что весьма занимательно - за всю Крымскую войну ни одно неприятельское ядро не упало на территорию совершенно не защищённых русских владений в Америке. И это в то время, когда об их богатстве в Европе знали не хуже, чем о богатстве русского Дальнего Востока, а даже и лучше! Как же так? Ответ прост: российские дипломаты вовремя распустили слухи о реорганизации Российско-Американской компании, которая уже начала загнивать, в Американо-Русскую. И прецеденты уже были - сначала проданная русская фактория на Гавайях, потом Форт-Росс в 1841 году... Англия не была уверена, что первое же нападение на Русскую Америку не будет расценено как боевые действия против Соединённых Штатов, вроде бы являвшихся негласным союзником России на Тихом океане. Другое дело, что за эти же слухи уцепились американцы, которые потратили в столице России бешеные суммы на взятки, и в итоге Аляска с Алеутскими островами, вместе со всем имуществом компании, отошла к США за смешные деньги - 7,2 миллиона долларов. Но это уже другой рассказ, большой и интересный, а потому не умещающийся между нашими обложками.

Завершая эту часть книжки, хочется задать один интересный вопрос, остающийся без ответа вот уже полтора века.

Кто сможет сказать, почему союзники, войдя, наконец, в Петропавловск, причём уже без боя, без потерь, не стали обустраивать на Камчатке свою колонию, не остались в городе на зиму, превратив жителей в рабов и начав обогащать две самых могущественных страны Европы несметными камчатскими дарами? Почему всё было брошено на полпути? При выигранной Крымской кампании захват Камчатки был бы англичанам очень и очень кстати, даже если бы они из-за неё и перессорились с Францией. И ведь война продолжалась ещё почти год, и силы были, и Камчатка оставалась совершенно незащищённой... Что же случилось? В чём дело? Неужто это был всего лишь странный фарс?

Может быть, на этот вопрос ответишь ты, читатель.

И этот вопрос не единственный. Их впереди ещё много.

Часть II. Выстрел перед полуднем.

Кто может сказать с определённостью,

что он доживёт до завтрашнего дня?

Лама Кази Дава-Самдуп,

"Океан Удовольствия для Мудрого"

Тихое августовское утро озарило недвижное зеркало широкой Авачинской губы. Прохладный белесый туман, призрачный и почти невесомый, окутал берега; он тает, сползая в бухту, и обещает светлый и чистый августовский день с щедрым солнцем и почти полным безветрием. Последний день лета изо всех сил хочет быть погожим, он хочет подарить всей Камчатке сам себя и стать незабываемым, словно желает дать кому-то последний шанс перед тем, как наступит обычное время оглядываться назад и подводить итоги - раздумчивая и немножко печальная осень.

От места, где неподвижно стоят на якоре шесть грозных боевых кораблей, хорошо видно почти всю губу, во все стороны. Волшебной красоты бархатные зелёные холмы, обрывающиеся к воде, тихие заводи и бухточки, причудливые прибрежные скалы... Виден и выход в океан - словно вымощенная отполированным хрусталём дорога меж серо-коричневых скальных ворот, и Три Брата, и Бабушкин Камень, словно вечный недвижимый часовой... Поднимающийся на востоке переливающийся оранжевый диск солнца становится ослепительным и слащаво-тёплым; его лучи неспешно играют в почти стоячей воде редкими ленивыми зайчиками, навевают истому, нежно касаясь лба и щёк...

Просыпается новый день, этот последний день лета - и его встречают угрюмые вулканы, красно-коричневой громадой взлетающие в прозрачную голубую высь. На самом высоком из них заметна шапка свежевыпавшего снега. Уже давно проснулись суетливые чайки, вот они, отчаянно вереща, закрутили огромный живой клубок вокруг какой-то плавающей на воде снеди. Изредка из зеркала воды выпрыгивает очумевшая рыбёшка, и тогда одна из чаек стремительно пикирует на неё - когда удачно, а когда и нет.

Берег уже давно проснулся. Над Сигнальным мысом поднят крепостной Андреевский флаг - он не развевается по причине абсолютного штиля, и огромное бело-голубое полотнище повисло безжизненно. Крохотные фигурки оживлённо суетятся меж деревьев, их можно легко различить и на песчаной косе, и на склоне сопки к юго-востоку от порта, но особенно много их на Лаперузовом перешейке, где прямо возле скромного деревянного памятника знаменитому французу на скорую руку сооружён небольшой, толком не достроенный редут. Люди готовят тяжёлые ядра и картузы с порохом, раскладывают фитили и запальные трубки, волокут что-то ещё. Пять пушек батареи голодными чёрными жерлами уставились на гладь бухты, на шесть военных кораблей, три из которых фрегаты, а ещё корвет, бриг и трёхмачтовый колёсный пароход. На стеньгах висят непривычные здешнему глазу разноцветные флаги и вымпела; обычные для больших парусников продольные белые полосы по бортам тщательно закрашены в чёрный цвет. Пушечные порты кораблей открыты и ощерились немигающими чёрными зрачками орудий. Корабли стоят на якоре, вытянувшись кильватерной цепочкой правым бортом к береговым батареям.

Сегодня будет бой.

К эскадре только что вернулись три шлюпки с промеров глубин у северного края Раковой отмели и у подходов к берегу возле Красного Яра. Пара пущенных с берега ядер не долетела до них - ядра упали в воду, даже почти не обрызгав гребцов. Результаты промеров оказались вполне удовлетворительными.

Из трубы трёхмачтового парохода вываливаются клубы чёрно-серого дыма и остаются висеть в воздухе, медленно тая и ложась на воду. В условиях штиля на пароход ложится важнейшая задача - под обстрелом береговых батарей он будет растаскивать по позициям фрегаты, такие быстрые и вёрткие в открытом море, и такие неуклюжие, неповоротливые вблизи берегов. На всех кораблях эскадры кипит работа по приготовлению к бою; пароход уже снялся с якоря и движется к одному из них, меланхолично пыхтя дымом и шлёпая колесами по зеркалу воды. Склянки пробили три двойных удара - одиннадцать часов.

* * *

От борта самого большого фрегата эскадры с трёхцветным флагом французской республики на гафеле и сверкающей надписью "La Forte" на корме отваливает большая гребная шлюпка. На её флагштоке колышется "Юнион Джек", а на кормовой банке шлюпки видна гордая фигура человека в дорогом синем мундире с эполетами. Привычно положив на колени кортик с золочёным эфесом, он сидит, чуть нагнувшись вперёд и напоминая слегка сжатую упругую пружину. Он собран, но не напряжён, тонкие губы плотно сжаты, овал лица обрамлён ниспадающими из-под фуражки седыми локонами кудрей. На вид ему лет пятьдесят, и только глубокие складки по углам прищуренных глаз предательски выдают возраст, более близкий к старости, хотя это и единственный признак. Его озабоченность и усталость тщательно замаскированы и прячутся за ровным спокойным взглядом - таким и должен быть перед боем настоящий английский офицер, а тем более адмирал. Гребцы работают дружно и слаженно - шлюпка стрелой летит к фрегату "President", который стоит под флагом Королевского флота вторым после французского брига. Шустрая стайка озорных топорков 63 пересекает путь шлюпке, и адмирал провожает её взглядом, скосив глаза, голова же по-прежнему остаётся неподвижной и направленной строго вперёд. Шлюпка подходит к фрегату под правый выстрел 64 , слышен заливистый горн; у самого борта фрегата вышколенные гребцы, как один, поднимают вёсла вертикально.

63

Топорок - небольшая морская птица с большим красно-жёлтым клювом, чёрным оперением и щёгольскими белыми кисточками на голове. Её ещё иногда шутливо называют камчатским попугаем.

64

Выстрел - вываливаемый перпендикулярно борту брус со шторм-трапами. Под него на якорной стоянке ставятся шлюпки.

Адмирал поднимается по бортовому трапу и вступает на палубу, принимая доклад вахтенного офицера, кивает ему и просит вызвать капитана. "Слушаюсь, сэр!" - бравый молодой мичман быстро, но без излишней спешки, удаляется в сторону кормы. Адмирал остаётся у грота-вант и с весьма довольным выражением лица оглядывает верхнюю палубу фрегата. Вокруг слышны отрывистые команды, каждый занят строго своим делом. Парусиновые койки-гамаки давно уж скручены в тугие скатки и закреплены вертикально на больверке одна к другой - днём их место здесь, чтобы не мешались в тесных кубриках, а заодно во время боя они защищают находящихся на верхней палубе от неприятельских пуль и осколков. Канониры деловито готовят пушки, наматывают банники, катят ядра, несут пороховые картузы, фитили и трубки, снаряжают бомбы, проверяют орудийные тали и клинья прицелов. Расписанные по парусам карабкаются по вантам и расходятся по реям; старший боцман руководит подбиранием якоря, и двадцать четыре матроса под озорную шэнти 65 дружно налегают на вымбовки, вставленные в пазы огромного кабестана 66 . Швартовая команда на левом борту готовит концы и кранцы для подачи на подгребающий пароход. Между фок- и грот-мачтами капитан Королевской Морской пехоты Паркер построил своих молодцов и проверяет амуницию. Примерно то же самое сейчас происходит на всех кораблях эскадры.

65

Шэнти - разновидность нехитрых старинных морских песенок, мелодичная присказка типа "эй, ухнем!" - помогает в тяжёлой работе. Например, знаменитая "Йо-хо-хо, и бутылка рома!" (chantey - англ.).

66

Кабестан - ручной шпиль для работы с тяжёлыми тросами, в него вставляются рукоятки-вымбовки (capstan - англ.).