Забыть нельзя, влюбиться невозможно

– Ты меня ночью уже все облапал, если бы что-то было не так думаю, заметил бы, – решила я пошутить, чтобы немного разрядить напряжение. Но он только «мазнул» по лицу злым взглядом и прицыкнул.

– Даша, это не шутки.

– Да, прости. Нет, ничего не сделал. Мы были в кафе, поэтому все нормально. Но Алекс, он меня пугает. Инесса рассказала ему про нас с тобой и…

– Инесса?! – прорычал мужчина, – она и сюда влезла?!

– А ты не знал? – удивилась я такому повороту.

– Нет, вот об этом я не знал.

– В день, когда ты встречал меня с мамой из аэропорта, она ждала меня в ресторане.

– Об этом охрана мне говорила, – кивнул мужчина, не сводя с меня сосредоточенного взгляда.

– Инесса узнала про бывшего. Угрожала, что расскажет тебе, а потом и ему. Судя по нашему разговору со Стасом в кафе, угрозу она выполнила. Он знает про тебя и детей, последнее пугает больше всего.

– Без поддержки своего отца он из себя мало что представляет. Ты же это понимаешь? – выгнул бровь мужчина.

– Понимаю. И он понимает – это злит его еще больше. Он безумен и может выкинуть любую гадость.

– Пусть отец сам со своим разгулявшимся щенком разбирается. Мы же с тобой забудем про этих двоих, как страшный сон. Закончилось уже все.

– Поэтому ты ездил к Рустаму Кольнику? – не упустила я момент узнать подробности.

– Да. Разговор был тяжелый, но мы нашли компромисс.

Отговориться общими фразами Александр умел.

– Невероятно, – помахала я головой, – то есть ничего мне не скажешь?

– Нет. Больше они не тронут ни тебя, ни твоих родных. Это все, что тебе следует знать.

– Ты же их не убил?! – округлила я в ужасе глаза.

– Даша, лихие девяностые прошли, – засмеялся негодяй. – Сейчас используют другие рычаги давления. Связи называются.

– М-м-м, понятней не стало, родной, – замотала я головой, возмущённо надув губы.

– И не надо, – улыбнулся одними уголками губ Алекс.

Мы замолчали, играя в упрямые гляделки. Глаза в глаза. Лоб в лоб. Близко-близко и так обжигающе волнительно.

Вот так должен поступать настоящий любящий мужчина. Брать ответственность и за себя и за свою женщину, какой бы взбалмошной особой она не была. Хотя в современном мире такие представители мужского пола скорей исключение, и я тысячекратно благодарна Вселенной, что такой мужчина достался мне.

Я не выдержала первая, проиграла эту войну взглядов. Поняла, что пропадаю, тону с головой в шторме чувств, плещущихся в черных омутах глаз. Прижалась к мужчине сильней, упираясь налившейся от желания грудью. До дрожи в теле от соприкосновения возбужденных сосков с твердой мужской грудью и ноющей болью внизу живота. Выбивая такой близостью тяжелый вздох Алекса.

Он прикрыл глаза. Веки с черными ресницами легко затрепетали. Мне нравилось знать, что это я заставляю его терять контроль. Терять себя.

Любой женщине тешит самолюбие ощущение власти над сильным и неприступным мужчиной. Приятно знать, что холодный со всеми Алекс превращается в сгусток нежности и трепета рядом со мной. Теряет спокойствие и сгорает от желания, от прикосновений.

Знание, что привыкший сам контролировать свои отношения с женщинами Алекс доверился мне, окрыляло и будоражило. Доверил свое сердце, позволяя крутить им как маленьким мальчишкой. Когда мужчина, не признававший столько лет каких-либо чувств, сдается и отступает под напором этих самых чувств – это проявление силы. Внутренней силы и уверенности в себе и в человеке, которому ты даришь всего себя.

Алекс сделал шаг, вынуждая меня отступить и крепко прижимая к ледяному окну, впился нетерпеливым поцелуем, сминая мои губы своими губами, будоража горячим дыханием и уверенными движениями языка. Руки уже блуждали по попе, нежно сжимая и заставляя меня выгнуться от наслаждения.

– Я люблю тебя, ты же знаешь? – отстранилась и, переводя дыхание, прошептала я.

– Знаю, – прерывая поцелуй, ухмыльнулся Алекс, – но буду не против, если ты будешь говорить мне это чаще, родная, – добавил тихо, но уверенно.

– А это как пойдет… – прошептала я, решив слегка покапризничать. Алекс тихо, с сексуальной хрипотцой, рассмеялся.

– Мне нравится, как на тебе смотрится моя футболка, – гладя рукой по животу, медленно подбираясь к груди, бесстыдно задирая при этом светлую хлопковую ткань.

– Еще бы она не нравилась, почти все на виду, ничего не прикрывает, – пробубнила я, прикусывая губу, сдерживая рвущийся из груди стон. По спине уже маршировали стройные ряды мурашек, светлые волоски на руках встали дыбом, а внутренности защекотало он невесомых прикосновений. На щеки набежал румянец то ли стыда, то ли возбуждения.

– Все что хотел, я уже увидел, – «промурлыкал» Алекс, смотря прямо в глаза, видимо, решив, что все-таки первый вариант, – поэтому смысла смущаться теперь уже нет…

– Вчера было темно, – возразила я не своим голосом. Я уже готова была умолять сделать со мной хоть что-нибудь. Искусала всю губу в кровь, сдерживая неприличные звуки, так и разрывающие грудную клетку. Его видимое спокойствие заводило, хотя его рука, подобравшаяся к моей груди, мягко поглаживая большим пальцем чувствительный сосок, слегка подрагивала. Но змей искуситель – Алекс – не отводил от меня внимательных глаз, наслаждаясь моей реакцией, наблюдал и абсолютно наглым образом улыбался.

– Зато утром было светло, а ты очень сладко спала.

– Бесстыжий, – выдохнула я, наклоняясь к его губам. Сил держать зрительный контакт уже не осталось, он доводил до исступления. Этот его хитрый, глубокий, пронзительный взгляд, будто говорит тебе: «Я помню все твои стоны…». Уже только им он может довести до вершины блаженства, а еще и ласковые руки, которые то нежно поглаживали, то грубо сминали мою грудь – настоящая пытка для моих бедных нервов.

– Нет, – прошептал Алекс. Я запустила пальцы в его волосы, чуть-чуть потянув, легонько прикусила мужчину за подбородок, вызывая легкую волну желания, пробежавшую от макушки до пят и грубый мужской стон, рокочущий и пробегающий по всему телу. – Просто рядом с тобой я теряю голову.

– Это проблема.

– Почему? – выдохнули мне в губы.

– Потому что я тоже теряю голову.

Сорвался.

Алекс стянул с меня свою футболку с таким остервенением, что бедная ткань даже затрещала в его руках. Отшвырнул тряпицу в другой конец комнаты и пнул ногой свалившееся с его бедер полотенце, прикрывающее наготу и бывшее для наших тел единственным тоненьким барьером. Припал влажными губами к шее, втягивая нежную кожу и запечатлев внушительный засос. Словно клеймя, обозначил «свою территорию». Схватил под попу, заставляя закинуть ноги и обвить его за талию, прижимая мою голую спину к промёрзшему окну.