Забытая ария бельканто
Шрифт:
– Вовремя… ты… – садовник говорил с придыханием. Лицо бледное. Щеки ввалились. – Нагнулся коровяк развести, и поясницу прихватило. – Он сделал шаг и вскрикнул, выронив ведро: – Черт! Током бьет. Воду выруби – за сараем кран.
«Каким током?! Какой кран?!» – Максим застыл как вкопанный на внезапно ослабевших ногах.
– Чем помочь? – он попытался подхватить садовника под локоть трясущимися руками.
– Тише-тише! – лицо садовника покрылось испариной. – В скорую звони.
Максим поднял ведро и побежал к дому. Вернулся. Кинул ведро под куст сирени. Оттащил шланг к хозблоку и закрутил
– Да не суетись ты так, – садовник медленно выпрямился.
Максим дрожащими руками набрал номер и вызвал скорую.
– Иван Семенович, что еще сделать?
– Мне прилечь надо. На крыльцо не поднимусь. Давай туда, – он слабо махнул в сторону скамьи на террасе.
Максим осторожно перекинул руку садовника себе через плечо. Иван Семенович мычал, стиснув зубы.
«Какой же он тяжелый», – Максим вытер выступивший на лбу пот. Садовник приволакивал левую ногу и каждые полметра останавливался, чтобы перевести дух.
«Наконец-то!» – Максим помог Ивану Семеновичу лечь, поправляя под спиной жилетку.
Садовник слабо улыбнулся и проговорил извиняющимся голосом:
– По весне всегда обостряется. Алиса Витальевна знала: витамины пить заставляла наперед. А по мне, стопка за ужином сто крат полезнее любой аптекарской дряни.
– Вам водки принести?
– Да ну тебя! Это я так, к слову.
– Вы же не умрете?
Иван Семенович засмеялся и тут же скривил лицо:
– Ерунду не говори. От радикулита еще никто не помирал. Укол сделают, и буду как новенький.
– Я сейчас! – Максим метнулся в дом, схватил со своей кровати одеяло и, вернувшись, накрыл садовника. – Где же скорая?
– Так с районной пока доедет. Небось, все пробки собрала. Пятница. – Садовник глянул с прищуром: – Струхнул?
Максим поежился и спрятал руки в карманы толстовки.
– Вижу, что душа в пятки ушла. Смотришь, как Алиса тогда, в Свердловске.
– «Тогда»?
– В шестидесятом дело было. Мы вышли на банду братьев Вязовых. Много через этих сволочей душ загублено. А тут – удача: на простенькой краже взяли пацана, а он оказался наводчиком. Решил, дурак, на дело раньше пахана выйти. Ну, и застучал парнишка со страху, застучал.
– Кто это «мы»?
Садовник крякнул и попытался перевернуться на бок:
– Я как после ФЗО в армии отслужил, сразу в милицию пошел. А ты думал, что: Иван Семенович Климов только в земле копаться умеет? Старлеем ходил в тот год.
Максим обомлел:
«Семеныч – милиционер?!»
– Радикулит аккурат в ту зиму и заработал: морозы на Урале не то, что тут. Ядреные. Прям после истории с твоей бабушкой.
Максим присел на край скамьи:
– Что за история?
Садовник вымученно улыбнулся:
– Алисе тогда грамоту дали. Сам, лично, в больнице вручал. – Он закрыл глаза и провел рукой по воздуху, точно по написанным строчкам: – За самоотверженную помощь, оказанную органам милиции в борьбе с уголовной преступностью, и проявленное при этом мужество. Вот!
«Офигеть!» – Максим смотрел на садовника, не моргая.
– Она путь хотела срезать через дворы: лекарство матери-туберкулезнице несла из ночной аптеки. А тут мы, в засаде сидим. Вот на Алису, как на живца, бандюки
и вышли. Но не растерялась твоя бабушка: тараном пошла на одного. Повалила, а он, гадина, с ножом на девчонку. Если б мы не подоспели, добил бы, как пить дать. – Иван Семенович замолчал.Максим перестал дышать, боясь спугнуть накативший на садовника приступ откровенности.
– Мать у нее на следующий день умерла. Алиса с теткой осталась. Я какое-то время им продовольственный паек оставлял – жалко девчонку. А потом перестал ходить… – садовник осекся.
– Почему? – осторожно спросил Максим.
– Она смотрела на меня, как затравленный зверек. До мурашек прям. То ли боялась, то ли ночь ту проклятую вспоминала. Ну, я и решил не бередить ей душу. А как в Италии повстречал, сразу признал…
Раздался звонок. Максим вскочил.
– Скорая!
Садовник попытался привстать:
– Открывай.
Молодой врач, не обращая внимание на протесты садовника, оформил госпитализацию. Максим помог санитару перенести носилки с Иваном Семенычем в машину, проводил ее взглядом до поворота, закрыл калитку, и вернулся на террасу.
«Если б паспорт собственными глазами не увидел, никогда бы не подумал, что Семеныч такой старый. Это ж ему десять лет было, когда война закончилась! А с бабушкой, вообще, получается целую вечность знаком?! А она в четырнадцать лет с бандитами в схватку вступила… Интересно, сколько еще скелетов в нашем семейном шкафу прячется?!»
Солнце спряталось за крышами, и сразу от земли потянуло холодом. Небо заволокло сизыми тучами. Приближалась гроза. Крупные капли покрывали дорожку темными пятнами. Максиму вдруг стало неуютно на улице. Он занес пластиковые стулья на террасу и зашел в дом.
За окном лил дождь, отбивая барабанную дробь по водосточным трубам и карнизам. Раскаты грома взрывались петардами. То тут, то там чернильное полотно неба распарывали молнии. Ветки сирени хлестали по замутненным потоками воды окнам.
Максим подошел к окну, задернул кухонные шторы. Запиликал телефон. Максим посмотрел на экран и сразу ответил:
– Здравствуй. Сейчас выйду, – он выскочил в холл, накинул куртку и побежал к воротам.
Дождь лил стеной. За калиткой стояла Юданова. По ее лицу, облепленному волосами, стекала вода. Мелкие капли на ресницах блестели при свете фонаря.
– У тебя что, зонта нет?
– От ветра сломался, – Виолетта протянула зонт, похожий на дохлую летучую мышь.
– Заходи.
Юданова прошла мимо Максима. Он заспешил следом.
– А плащ тоже сломался?
Юданова оглянулась:
– В общежитии оставила.
«Чокнутая! Кто же в дождь ходит в туфлях и платье?»
Пока Виолетта переодевалась в сухую одежду, Максим вскипятил чайник и сбегал в подвал за вареньем.
«Ну, бабуля, будем отпаивать твою вокалистку. А то еще простудится и голос потеряет, примадонна».
Виолетта стояла в арочном проеме кухни. Волосы заплетены в толстую косу. Вельветовый бабкин халат в мелкий цветочек смотрелся мешковато, а вязанные носки на ногах казались несуразно большими.