Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола

Даже в первой половине XVIII столетия определить ход и смысл событий прошлого, понять, насколько достоверны те или иные записи, было весьма непросто! Татищев, рассказавший в книге своей о полезной отечеству деятельности генерал-фельдмаршала графа Брюса, отметил, что тот был крайне заинтересован, для пользы отечества, в развитии географии, но не имел для сего труда достаточного времени. Далее Татищев пишет, как он от географии перешел к истории:

«… Прибыв в Санкт-Петербург, видя, что ему (Брюсу. – Авт.) после присутствия в Сенате, в тайных советах и объявленных канцеляриях на оное (на географию. – Авт.) времени нисколько не достает, прилежно меня к сочинению оного поохочивал и наставлял; и хотя я из-за скудости во мне способствующих к тому наук и необходимо нужных знаний осмелиться не находил себя в состоянии, но ему, как начальнику и благодетелю, отказать не мог, и оное в 1719-м от него принял и полагая, что это из сообщенных мне от него знаний сочинить нетрудно, немедленно по предписанному от него плану (оную) начал. Однако в самом начале увидел, что оную в ее древней части без достаточной древней истории и в новой части без совершенных со всеми обстоятельствами описаний начать и делать невозможно, ибо надлежало вначале знать об имени, какого оное языка, что значит и от какой причины произошло. К тому ж надлежит знать, какой народ в том пределе издревле обитал, как далеко границы в какое время распростирались, кто владетели были, когда и каким случаем к России приобщено…

Из-за того его превосходительство рассудил, что наиболее следует искать к изъяснению русской древней, именуемой Несторовой летописи, которую, из библиотеки его императорского величества взяв, мне отдал. Сию я, взяв, скоро списал и чаял, что лучше оной было не потребно, а поскольку тогда в начале 1720 года послан я был в Сибирь для устроения заводов горных, где, прибыв, вскоре нашел другую того же Нестора летопись, которая великие различия с бывшим у меня списком имела (выделено нами. – Авт.), но к сочинению географии в обоих многого недоставало или так тёмно за упущениями переписчиков понималась, что подлинно о положении мест дознаться было нельзя. И сия их разность понудила меня искать другие такие манускрипты и сводить вместе, а что в них неясно, то более следовало от иноязычных изъясниться, и посему я, оставив географию совсем, стал более о собрании этой Истории прилежать».

Работа, за которую взялся В. Н. Татищев еще при Петре и впоследствии завершенная целой плеядой историков при Екатерине, была важна и своевременна. Но представьте, сколь сложно было и ему, и тем, кто шел за ним, составить себе представление о древней русской истории, если даже о временах весьма к ним близких не было достоверных сведений!

В. Н. Татищев родился в 1686 году, всего лишь через семьдесят три года после того, как Собор 1613-го возвел на престол первого Романова. Но вот оказывается, – как о том написано в юбилейной книге «Государи из Дома Романовых, 1613–1913» (изд. И. Д. Сытина, М., 1913), – практически нет документов ни о составе Собора, ни о его ходе. Судить о них можно только по «Книге об избрании» первого Романова, написанной боярином А. С. Матвеевым шестьдесят лет спустя! От тех времен осталось только два разноречивых экземпляра «грамоты об избрании Михаила Романова на царство», и грамота, адресованная Строгановым, в которой новоиспеченный царь и Собор просят Строгановых: «хотя теперь и промыслов убавьте, а ратным людям жалованье дайте, сколько можете».

Из этой грамоты, казалось бы, следует, что к власти Романовы вознеслись на бердышах и пиках наемников («ратными» в русских летописях называли чужих воинов на русской службе), и на деньгах Строгановых. Но мы обратим внимание на то, что оценили заслуги Строгановых лишь через сто лет! Петр I пожаловал дворянство Григорию Строганову (1656–1715), объединившему в своих руках все владения семьи, но – за развитие военной промышленности. Затем он же дал баронство его сыновьям. Внук Григория, Александр Сергеевич Строганов (1733–1811), получив от Екатерины II графский титул, стал членом Государственного Совета, президентом Академии художеств. Нельзя исключить, что, будучи причастны к составлению документов «из русского прошлого», члены этой семьи приняли определенные меры, чтобы возвеличить вклад семьи в российскую историю.

Итак, понадобилось целых сто пятьдесят лет – от прихода к власти Михаила Романова и до воцарения Екатерины II, чтобы появилась связная «История Государства Российского».

Создание имиджа новой, имперской России (а не Московии) и написание нужных художественных и прочих произведений на исторические темы началось при Анне Иоанновне и всячески стимулировалось позднее при Елизавете Петровне. А первым «пиарщиком», подражателем Шекспиру в драматургии, становится А. П. Сумароков со своими трагедиями на «древнерусские» темы: «Хорев» (1747) и «Синав и Трувор» (1750).

Последний этап сочинения традиционной истории России происходит в период 1775–1795 годов, причем при непосредственном влиянии и деятельном участии самой Екатерины II. Часть этой работы, связанной с созданием истории «Древней Руси», Екатерина поручила А. И. Мусину-Пушкину, собравшему большую коллекцию древнерусских памятников литературы. Ими широко пользовался при написании своей «Истории» Н. М. Карамзин. Но создавалась, – подчеркнем это еще раз, – не научная история прошлого нашей страны, а ее политическая версия.

Шедшая вслед за древними версиями «предпетровская» историография XVII века – это историография не имперского, а местного московского масштаба. Ее основная цель только в обосновании претензии Москвы на владение и управление огромными территориями Евразии. А реализованы претензии были Петром, что и отражено в истории. Характерно, что в декабре 1721 года по случаю торжественного въезда Петра в Москву на специально построенных триумфальных воротах герцога Голстинского в Немецкой слободе было два образа: Ивана Васильевича с надписью «Начал», и Петра – с надписью «Совершил» (сообщает И. Е. Забелин). «Екатерининская» же историография есть обоснование владения действительно завоеванными ею в 1764–1794 годах землями от Кракова до Владивостока и колониями в Северной Америке.

И.М. Тонков. Сельский праздник. 1790-е годы. Холст, масло. (Гос. Русский музей)

Екатерина II сама и набросала необходимую уже не для предыдущих Романовых-московитов, а для своей евроазиатской Российской империи «древнерусскую канву», сверяясь при этом с английским шекспировским образцом. Это видно из ее «Записок касательно русской истории», в частности, из эссе «Чесменский дворец», где прямо показано, в какой последовательности надо выстроить историю и какие из ранее заявленных персонажей должны в этой истории участвовать, например: Всеволод Большое Гнездо и Александр Невский.

В этом эссе повествуется, как некий старый инвалид, «обходя рундом вокруг Чесменского дворца», услышал разговор находящихся в дворце портретов и медальонов. А хранились во дворце изображения всех современных Екатерине государей Европы, и якобы всех вообще государей России. [10] Героев много; приведем в качестве примера разговор с древними русскими князьями:

«ФРИДРИХ [принцу Генриху]. Брат мой, кто этот бородач, которого я там вижу? Господин бородач, кто вы такой?

10

Ни от одного из упомянутых ниже русских князей не осталось портрета.

Cв. АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ. Не нужно судить о людях по бороде. Таков, как я есмь, я никогда не предпринимал несправедливых войн. Я защищал свою родину и своих союзников храбро и успешно против шведов, литвы и тевтонских рыцарей, основавшихся в Ливонии и Пруссии. Мои достоинства и в особенности мое бескорыстие привлекли мне доверие моего народа и моих соседей. Мои родные меня любили и уважали, потому что я был справедлив и без зависти по отношению к ним; моя праведная жизнь и мудрость способствовали моему причислению, после смерти, к лику преподобных.

ФРИДРИХ. Всего вам доброго, господин преподобный, поглядите-ка, сколько достоинства скрывалось под этой бородой.

Св. АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ. Дорогой сотоварищ, недостаточно остроумничать насчет бороды своего ближнего; нужно понимать достоинства, не смотря на бороду. Я родился и жил до 1740 года. Вы могли бы меня знать, если б столько же занялись этой частью истории, которая меня касается, сколько французскими стихами. Не моя вина., если вы со мной знакомы не более, чем с немецкой литературой, хотя это литература вашей родины; а вообще, слуга покорный, я не имею ничего общего с вами ни на этом, ни на том свете.