Забытая история русской революции. От Александра I до Владимира Путина

В целом положение в мировой системе стало крайне неравновесным, и выход из него могла дать мировая война, ощущение неизбежности которой стало в СССР общим после прихода к власти в Германии Гитлера. Сталин окончательно утвердился в идее своего «нового курса». Он был не раб теории, а государственник-практик, и, ощутив угрозу войны, понял, что Советский Союз должен выходить из дипломатической изоляции. В это время, из-за крайнего обострения ситуации на Дальнем Востоке, приходилось считаться с возможностью войны на два фронта. Необходимо было создавать систему международной безопасности, в которой СССР имел бы своё, и не последнее, место. Но с доктриной мировой революции в качестве государственной идеи найти союзников было невозможно. Требовалось внятно сказать миру об отказе России от этой доктрины, и в то же время не подорвать стабильность в собственной стране!

Новая внешняя политика предусматривала отказ от разжигания мировой революции и заключение оборонительных договоров с капиталистическими странами. А также — отказ от борьбы с социал-демократами, призыв к коммунистам других стран добиваться большинства в парламентах в блоке с социал-демократами. Этот курс должен был вывести СССР из политической изоляции и позволить создать блоки коллективной безопасности, направленные в первую очередь против фашистской Германии. Но все попытки создать антифашистскую коалицию поначалу ни к чему не привели: Англия, Польша и Франция отказались от антифашистского союза с СССР.

Частью плана по созданию системы коллективной безопасности было вступление СССР в Лигу Наций. Почти год втайне от членов ЦК велись дипломатические переговоры. Понятно, почему втайне: этот шаг был чреват для узкого руководства большими опасностями. Ведь Лигу Наций в полном соответствии с оценками Ленина у нас определяли как «ничем не прикрытый инструмент империалистических англофранцузских вожделений… Лига Наций — опасный инструмент, направленный своим остриём против страны диктатуры пролетариата». В партии и в её широком руководстве очень большим авторитетом пользовались старые большевики, для которых сговор с империалистами был неприемлем. Несомненно, группа Сталина (Молотов, Орджоникидзе, Каганович, Ворошилов, позже Жданов) опасалась, что на любом пленуме их могут обвинить в ревизионизме и оппортунизме, исключить из партии и арестовать.

1934, 18 сентября. — Вступление СССР в Лигу Наций. 1 декабря. — Убийство С. М. Кирова, переход к массовому террору против партийных кадров. Установление дипломатических отношений с Румынией и Чехословакией. Начинается либерализация; осуждённые по кулацким и прочим делам люди возвращаются из заключения.

18 сентября 1934 года после ухода из Лиги Наций Германии и Италии, по приглашению тридцати стран в неё вступил СССР. Как тогда говорилось, чтобы использовать пребывание в ней для борьбы против фашистской агрессии и разоблачения пособничества агрессорам со стороны западных держав. Разумеется, при такой трактовке широкое руководство вынуждено было эту пилюлю проглотить. А кто возражал, рисковал попасть в списки пособников агрессоров.

В конце 1934-го — начале 1935-го СССР заключил оборонительные антигерманские договора с Францией и Чехословакией. По нашему Договору о взаимопомощи с Чехословакией стороны обязались немедленно оказывать друг другу помощь при нападении со стороны какого-либо европейского государства — при условии, что помощь жертве нападения будет оказана и со стороны Франции. Велись переговоры с Великобританией. С точки зрения ортодоксального коммуниста, что это, как не возрождение пресловутой Антанты: Англия, Франция и Россия против Германии? Сталину постоянно приходилось считаться с неявной оппозицией, с возможностью её мгновенной реакции. С такой точки зрения, убийство как раз в это время ленинградского лидера С. М. Кирова произошло в очень неудачный момент.

Киров примыкал к группе Сталина, которая именно сейчас собиралась дать старт «новому курсу», начав внедрение целого комплекса реформ либерального толка в области внутренней и внешней политики. Корнем их должна была стать новая Конституция и новый избирательный закон. А с точки зрения леворадикальных коммунистов, имевших большое влияние в ЦК и партии в целом, эти реформы можно было расценить как отступничество от дела Ленина и революции. И тут погибает Киров, и не в результате какого-то заговора; его убил психически невменяемый Николаев, а одной из причин убийства стало то, что женолюб, завсегдатай кулис театра оперы и балета Киров имел любовные отношения с женой Николаева, Милдой Драуле.

Сталин мог опасаться, что эту, в общем-то, некрасивую историю его политические противники используют для атаки на «новый курс», и поспешил перехватить инициативу: сам стал разыгрывать политическую карту. Во всяком случае, сразу после отъезда Сталина из Ленинграда, куда он приезжал на похороны, следствие полностью отказалось от бытовой версии, которая на первых порах вообще была единственной, и стало превращать убийство в широкий заговор с целью захвата власти.

Фракционная борьба в партии шла всегда, с самого начала, с расслоения на меньшевиков и большевиков. Особенно она стала явной в 1923 году ввиду скорой кончины Ленина и с тех пор не стихала вплоть до 1937-го. И всякий раз победившая фракция вычищала представителей других фракций, но это были репрессии а) выборочные, и б) «гуманные». Устранили от власти Троцкого — поснимали с высоких должностей в Москве его наиболее активных сторонников и отправили работать куда подальше: в Сибирь, Среднюю Азию, на Урал. Отстранили Зиновьева — то же самое: его соратников снимают с высоких должностей, и отправляют, например, в Ташкент.

Теперь, после убийства Кирова, против оппозиционеров начались судебные процессы на основании выдуманных обвинений. В тюрьмы пошли не крестьяне и не инженеры, а бывшие товарищи вождя (которые раньше отдавали под суд крестьян и инженеров), а вместе с ними — десятки крупных партийных и хозяйственных работников. Дошла очередь и до Бухарина.

Внутренний враг, он как раковая опухоль, её надо вырезать, иначе погибнешь. А внедрившийся в свою страну враг внешний, проповедующий приоритет иностранных интересов — как вирус, разрушающий организм, только он разрушает государство. Законы эволюции всеобщи; любой организм имеет защитные функции, иначе и организмов бы не было на Земле. Так что говорить, будто Сталин, сажая политических, «вёл войну со своим народом», нельзя. И разве эти «политические» не были действительными врагами его политики? Другое дело, что не всегда можно было объявить истинную причину устранения от власти (а зачастую и из жизни) того или иного деятеля.

Посмотрим, например, на борьбу с Бухариным. Он выдвинул лозунг «обогащайтесь!» Ну, и как с ним бороться? Лозунг-то привлекательный! Человек не может сразу понять, что в условиях ограниченных ресурсов там, где один будет обогащаться, несколько других с голоду опухнут. Или: Бухарин требовал дисциплины, жёсткой борьбы с кулаком, устраивал репрессии против учёных-вредителей. И что на это можно возразить? Нельзя же сказать, что не нужна дисциплина, и не надо наказывать вредителей… Столь же глупо устраивать на суде теоретические диспуты и разбирать мнение Бухарина, что Советский Союз должен оставаться аграрным и стать придатком социалистической Европы, после победы там революции…

Надо сказать, поводов для расправы с бывшими соратниками Сталин не искал, иначе репрессии начались бы на год раньше. В 1933 году в Сочи, где он тогда отдыхал, пограничники случайно обстреляли катер, на борту которого был генсек, а чуть позже в легковую машину, на которой он ехал, врезался грузовик с пьяным водителем. Более убедительных поводов для начала репрессий и придумать трудно, — но в то время они ему были не нужны.

Ведь на самом деле Сталин не был параноиком и патологическим убийцей, вопреки уверениям многих авторов. Террор он рассматривал как инструмент политики. Несомненно, он опасался организованного сопротивления со стороны членов ЦК своим новым реформам. Несомненно, он считал полезным исправить положение в свою пользу, а страх и всеобщая подозрительность, которых он добился, практически полностью исключили сговор в среднем звене руководства. В этом отношении террор, направленный против бывшей верхушки партии, был полезен. Другое дело, что любая общественная структура (как и вообще любой организм), однажды появившись, дальше выживает сама по себе, — таким организмом оказалась возникшая вскоре «машина террора».

Интересно, что в 1934–1935 годах многие творческие личности приняли политику Сталина. Например, в 1934-м — М. А. Булгаков. Самое первое яркое поэтическое произведение о Сталине — оду вождю — написал в 1935 году Б. Л. Пастернак. А еще раньше, в 1930 году, Юрий Тынянов в беседе с Корнеем Чуковским говорил, что Сталин — гениальнейший человек нашего века, что если бы он даже ничего не сделал, кроме коллективизации, то всё равно был бы самым гениальным. И это тогда было настроение широких кругов!