Забытая Византия, которая спасла Запад

Император уже дал жителям своего нового города хлеб, а теперь должен был удостовериться, что им хватает и зрелищ. Были назначены официальные инстанции, чтобы наблюдать за празднествами, финансировать дорогостоящие гонки на колесницах, раздавать одежду и деньги зрителям. [12]

Созванный народ ожидала целая череда развлечений, каждое из которых было еще более зрелищным, чем предыдущее. Грациозные гимнасты выступали с дикими животными или удивляли толпу, прохаживаясь по тросу, натянутому высоко над землей, медведей заставляли бороться друг с другом, а размалеванные артисты радовали публику живыми пантомимами и непристойными песнями. После представлений довольные сенаторы и собранные сановники, занимающие мраморные скамьи, что ближе всего были расположены к беговым дорожкам, могли присоединиться к гражданам из всех сословий в новой огромной бане, которую император торжественно открыл на центральной площади города. У самых состоятельных, разумеется, были собственные бани в своих имениях, рассыпанных между триумфальными арками, что обрамляли Мезе, главную транспортную магистраль города — но даже они не могли не признать явной роскоши новых публичных зданий Константина.

12

Это было начало тех самых знаменитых «синих» и «зеленых» партий, что вскоре заняли главенствующее положение на ипподроме и сыграли огромную роль во время правления Юстиниана.

Город, которому суждено было стать империей, был официально открыт 11 мая 330 года, но хотя Константин и назвал его Новым Римом, он всегда был известен как Константинополь — в его честь. [13]

Празднования были настолько пышными, что только хозяин всего известного мира мог позволить себе подобное. Они завершились странным сочетанием христианских и языческих служб. В сопровождении жрецов и астрологов человек, объявивший себя защитником христианского мира, проследовал к центру своего форума и остановился перед высокой колонной, которую он воздвиг в свою собственную честь. Это высокое сооружение было увенчано подходящей золотой статуей, позаимствованной в храме Аполлона и подправленной так, чтобы иметь большее сходство с Константином. Коронованная нимбом с семью лучами (которые, по слухам, содержали гвозди, использованные в распятии Христа), эта впечатляющая фигура уверенно взирала на восходящее солнце, размышляя о славном будущем, которое однажды настанет. У подножия колонны император руководил торжественной церемонией, посвящающей город богу, в то время как наиболее священные предметы, какие можно было найти в языческом и христианском прошлом, закапывали в землю под этой колонной. В момент, указанный астрологами, реликвии были помещены в громадные порфировые цилиндры, привезенные из египетской пустыни, и зарыты в землю под колонной. Таинственный плащ Афины, топор, с помощью которого Ной построил свой ковчег, корзины, из которых было накормлено пять тысяч людей — все это в нелепом сочетании лежало там на протяжении столетий. [14] Поскольку дело касалось его души, Константин предпочел действовать наверняка.

13

Начиная с 232 года и вплоть до падения империи более чем тысячу лет спустя, граждане Константинополя каждый год 2 мая собирались на Ипподроме, чтобы отметить годовщину рождения города.

14

Предполагается, что все эти предметы до сих пор находятся там. Со временем, когда колонна сама по себе стала чем-то вроде реликвии, каждый Новый год (1 сентября) люди собирались вокруг нее и пели гимны.

До конца своего правления Константин пытался поддерживать политическую и религиозную гармонию. Под его твердой рукой вернулось прежнее благополучие, но временами его твердость граничила с гневливостью. Недовольный популярностью своего сына Криспа, император обвинил его в попытке соблазнить его мачеху Фаусту. Не дав сыну ни малейшего шанса доказать свою невиновность, Константин казнил его, а затем приказал убить Фаусту, обварив ее горячей водой в ее же ванной. Он пролил столько крови для объединения империи под своим руководством, что не мог допустить соперничества — особенно в своей собственной семье.

Но в том, что касалось его взаимоотношений с церковью, его решительность куда-то девалась. Утомленный богословскими спорами, Константин заботился только о том, чтобы христиане были объединены под его рукой, что вылилось в традицию поддерживать ту из сторон, что на тот момент представлялась ему более влиятельной.

Главным затруднением было то, что Собор — даже такой значительный, как Никейский — мог определить доктрину, но не мог изменить умонастроения простых людей, составляющих церковь. Арий мог быть объявлен еретиком группой епископов, но это никак не умаляло его популярности как оратора, и он находил теплый прием повсюду на Востоке, где люди продолжали переходить на его сторону. Египетской пастве был дан новый епископ — Афанасий, пламенный сторонник основного церковного направления, но прихожане оставались верны проповедям Ария.

Если бы Константин твердо придерживался решений своего Никейского собора, все могло бы закончиться благополучно, под жестким давлением верховной власти ересь Ария вскоре бы выдохлась. Но Константин решил, что общественное мнение переметнулось на сторону Ария, поэтому он изменил свою позицию и вынес приговор Афанасию. Когда осужденный прибыл в Константинополь с просьбой пересмотреть его дело, император был так потрясен его ораторским мастерством, что снова изменил свое решение и на сей раз осудил Ария. К этому времени жители Александрии уже достаточно намучились, пытаясь понять, кого из двух епископов они все-таки должны слушать.

Дела шли все хуже. Арий сделал все возможное, чтобы не обращать внимания на свое отстранение от должности. Он основал свою собственную церковь, и большая часть александрийцев вскоре поддержала его. Константин ответил попыткой обложить их налогами, чтобы призвать к повиновению, объявив, что каждый объявивший себя приверженцем арианства будет платить больше. Это не возымело особенного эффекта, и вскоре группировка сторонников Ария при дворе уговорила нерешительного императора поменять мнение еще раз. Афанасия уже привычным образом отстранили от должности и отправили в отставку. Из-за колебаний Константина ситуация запуталась окончательно и продолжала ухудшаться даже после зловещей смерти Ария. [15]

15

Согласно официальной версии, прогуливаясь по константинопольскому форуму, Арий внезапно почувствовал желание облегчиться. Как только он пристроился позади колонны, его кишки выплеснулись наружу вместе с печенью и почками, и он умер почти мгновенно.

У Константина уже не было сил разбираться с запутанными религиозными вопросами, и очень скоро его ум обратился к мыслям о военной славе. В дни его молодости христиане собирались под его знаменами, когда им угрожал Лициний — так что, возможно, другая военная кампания вернет церковную жизнь в спокойное русло. Подыскивая подходящего противника, он остановил взгляд на Персии, заклятом враге Рима. Персидский царь Шапур II как раз вторгся в Армению, и кампания по завоеванию и христианизации огнепоклонников-персов была весьма кстати.

Между двумя империями не было любви, и у Шапура II имелось что ответить. Крашеная кожа римского императора все еще висела в персидском храме, а захваченные римские штандарты все еще украшали его стены. Пришло время отомстить за эти оскорбления. Собрав армию, Константин выступил в поход сразу после пасхи 337 года, но дошел только до Хеленополиса (современный Херсек) — города, названного в честь его матери. Здесь он почувствовал себя слишком плохо, чтобы продолжать поход. Воды ближайшего горячего источника не улучшили его состояния, и к моменту, когда он достиг предместий Никомедии, он уже знал, что умирает.

Император всегда соблюдал осторожность в отношениях с религией, откладывая свое крещение до последнего — ведь посвящение богу в последнюю минуту, снимающее все грехи, подарит ему верную возможность войти в рай «с чистого листа». Теперь же, чувствуя приближение последнего вздоха, он отбросил императорские регалии и облачился в белые одежды новообращенного христианина. До самого конца колеблясь между сторонами Никеи, он в конце концов выбрал арианского епископа Евсевия, чтобы принять крещение. Спустя несколько дней, 22 мая, первый христианский император скончался.

Даже в смерти он сумел показать свое величие. Он получил звание «равноапостольного» — хотя явно полагал себя выше апостолов, — а его погребение не оставляет сомнений в том, кем он считал себя. В отличие от обычных римских традиций кремации, его похоронили в роскошном саркофаге в пышной Церкви Апостолов, построенной им в Константинополе. Вокруг его гробницы располагались двенадцать пустых гробниц, по числу апостолов, а он сам, как Христос, занимал положение в центре. Это был последний пропагандистский ход от человека, который представлял свои грубые и корыстные действия как боговдохновенные деяния. Несмотря на то, что он убил свою жену и старшего сына, его почитают как святого — довольно впечатляющее достижение для человека, который считался языческим богом и был крещен еретиком.

Но если отвлечься от непривлекательности его характера, немногие правители в истории внесли в нее такой вклад. Он пришел, когда и империя, и ее религия пребывали в расколотом и безнадежно противоречивом состоянии, и в обоих случаях восстановил порядок, который мог хорошо послужить и той, и другой. Его ограниченное понимание христианства усугубило разногласия между ними — но принятие им христианской веры стало культурным потрясением и привело к широкомасштабным и долговременным изменениям в обществе. На Западе он заложил феодальные принципы средневековой Европы, сделав крестьянский труд наследственным, а на Востоке вера, которую он исповедовал, стала связующей силой его империи на следующую тысячу лет. Со временем город, который он основал, стал великим бастионом христианства, что защищал молодую Европу от бесчисленных азиатских нашествий.