Забытые богом

– Вон та, посмотри, у трубы которая, видишь, как зыркает? – сказала она однажды зимой. – Она сюда каждый вечер садится, в одно и то же место, и ждет, когда я на улице появлюсь.

– Может, думает, что ты ей пожрать вынесешь?

– Смешно, Котов, обхохочешься! – насупилась Вера, хотя Илья и не думал смеяться. – Эта зараза следит за мной, а тебе смешно!

– Зачем? – не понял Илья.

– Ждет, когда ребеночек родится, – серьезно ответила Вера. – Каждый раз на живот пялится, будто у нее рентген вместо глаз.

– Зачем? – повторил Илья терпеливо.

– Гадость какую-то замышляет. У-у-у, сволочь крылатая!

Вера схватила с поленницы толстый обрубок и неуклюже запустила в ворону. Естественно, не добросила. Поленце с грохотом скатилось по жестяной кровле. Птица даже не шевельнулась.

– Видишь?! Вообще ничего не боится! Котов, убей ее!

Тыча пальцем в невозмутимую ворону, Вера раскраснелась от гнева. Губы дрожали, в глазах плескалась вода – того гляди истерику закатит. Илья пожал плечами, загнал жену в дом, а сам вышел с ружьем и первым же выстрелом снес нахальную птицу с крыши. С такого расстояния не промахнулся бы и новичок, а Илья после памятного вечера с волками устроил себе небольшое стрельбище и практиковался не реже трех раз в неделю. Застучало по кровле выбитое дробью кирпичное крошево, и черная тушка шлепнулась на утоптанный снег, пятная его свежей кровью. Из сеней, как черт из табакерки, выскочила Вера. Склонилась, пытливо разглядывая трупик, и неожиданно выдала:

– Это не та.

– Как не та?! – опешил Илья.

– Откуда я знаю? Это ты у нас Верная Рука – друг индейцев! – съехидничала Вера.

– Блин, да она одна там сидела!

– Ну, значит, та улетела, пока ты за ружьем бегал, и прилетела другая. Это – не та!

Переубедить ее не представлялось возможным, и Илья сдался. А на следующий день грохнул «ту самую», в присутствие Веры. Жена вновь долго изучала дохлую ворону, а потом тяжело вздохнула:

– Опять не та…

– Что?! – Илья от изумления чуть шапку бровями не столкнул.

– Капшто! – огрызнулась Вера. – Не та, говорю.

– Да ты чего, издеваешься?! – взорвался он. – Ты сама в нее пальцем ткнула! Ты за ней следила, чтобы она никуда не улетела! Я тебя три раза спросил, точно ли в нее стрелять!

– Значит, ошиблась, – буркнула Вера и вразвалочку поковыляла к дому.

После этого Илья еще шесть раз убивал не ту ворону. Бледнея от бешенства, он подбирал очередной невинный трупик и бросал его на заднем дворе, за банькой. А когда заметил, что маленькое кладбище числом своим приближается к десяти, собрал замороженные тушки и развесил в стратегических местах, поближе к вороньим насестам, но так, чтобы Вере в глаза не бросались. Намаялся, конечно. Пока закрепил «не ту» ворону за трубой, трижды чуть не сверзился с крыши. Но мера оказалась действенной, птиц, даже безобидных воробьев, как чумой выкосило. На какое-то время Вера угомонилась.

До весны. Как стаял снег, Вера надумала венчаться. Илья даже подколол ее: мол, не Бог ли тебе опять во сне нашептал? Так разобиделась, до вечера не разговаривала. А вечером, скрипя диваном, неожиданно сама перекатилась к мужу, обдала ухо горячим дыханием:

– Ты не хочешь, да?

Илья чуть было не заорал от радости – хочу, мол, еще как хочу! – но быстро сообразил, что она вновь о венчании, и прикусил язык. Задумался. Взвесил все «за» и «против». «Против», пожалуй, только отсутствие живого священника. Хотя до условностей ли сейчас?

– Почему бы и нет? – вздохнул он.

Вера щекотно уткнулась носом ему в шею, прижалась крепко, всем телом, хотя с животом сделать это было непросто. Малыш тут же мстительно пнул отца в спину.

– Спасибо. – Вера благодарно поцеловала Илью в затылок. – Я понимаю, ты думаешь, это глупости бабьи, думаешь, я от беременности дуркую, но поверь, так надо. Я сама не знаю, для чего, просто чувствую… Может, для него это важно?

– Для Бога?

– Для него, балда. – Вера улыбнулась и толкнула мужа животом. – Для него. Он – наш бог. Когда он родится, мы будем петь и плясать для него, и приносить ему щедрые дары, и делать все, что он пожелает. Пылинки с него сдувать будем – никакому богу такое внимание не снилось!

– А мы тогда кто? Если мы родители бога… богородители… богородцы?

– Люшка, ты в некоторых вопросах – сущий пень! – рассмеялась Вера. – Мы тоже боги. Для него. Так же, как наши родители были богами для нас – всесильными, мудрыми, добрыми…

– …злыми, жестокими, равнодушными, – тихо продолжил Илья, думая о чем-то своем.

– Не-е-ет! – Вера покачала головой. – Мы будем хорошими богами. Будем учить и направлять его, и он тоже вырастет всесильным, мудрым и добрым.

Нет, хотел возразить Илья, не вырастет. Ему не для кого будет становиться мудрым, добрым и всесильным. Однажды мы умрем, и он останется один, совсем один на этой прекрасной мертвой планете. И правда, лучше остановиться на одном ребенке, потому что если у него появится сестра…

– Почему ты все время говоришь «он»? – вместо этого спросил Илья.

– Потому что я знаю, – просто ответила Вера. – Я же мать.

Илья кивнул, словно это действительно все объясняло. Матери виднее. Сам он твердо знал: будет девочка.

* * *

Асфальт, пусть и разбитый, пролегал до самой деревни, так что к месту проехали без труда. Вера выкатилась из уазика, зажимая нос ладошкой, – всю дорогу жаловалась на запах бензина. Заглушив мотор, Илья выбрался следом. Из-под сугробов на дорогу выбегали талые ручейки, исходящие паром под весенним солнцем. Здесь пахло хвоей и лесной прелью. Разглядывая темные избы, он пристраивал на спине рюкзак и с горечью думал, как мало времени понадобилось, чтобы выветрить из этого места запах человека.

До церквушки, растущей на солнечном пригорке, оставалось еще полкилометра, но соваться в талое месиво Илья не рискнул даже на уазике. Уж лучше тишком-бочком, сапоги точно вывезут. Вспомнив о сапогах, он раскатал «болотники» до бедер и, поскрипывая, как несмазанный механизм, поспешил догонять жену. Двигаясь с настойчивостью трактора, Вера преодолела уже метров тридцать.

– Может, лучше на машине попробуем? – для очистки совести предложил Илья, беря жену под руку. – А то еще родишь по дороге…

– По этой чаче растрясешь – точно рожу, – не останавливаясь, сказала Вера. – Или, если застрянем, рожу на обратном пути, посреди леса. Давай ножками лучше.

Илья не возражал, и они пошли ножками, чавкая сапогами по грязи, оскальзываясь на влажной земле, поддерживая друг друга, точно пара немощных стариков. Церковь, поначалу маленькая, за эти несколько сотен шагов удивительно вытянулась, втыкаясь в голубое небо ржавыми крестами. Серая штукатурка намокла, местами обвалилась, обнажая скелет из дранки. Вместо оконных рам – щиты из досок, прикрытые грубо сваренными решетками. По всему видно, забросили церковь не в прошлом году. Когда Вера указала точку на карте, Илья не стал задавать лишних вопросов. Но сейчас, на месте, увидев, куда же так рвалась жена, не удержался:

– Не понимаю, почему здесь? Верка, все храмы мира к твоим услугам, хоть Христа Спасителя, хоть Парижской Богоматери, а мы…

– Далеко до Парижу! – оборвала его Вера, с чавканьем вытаскивая сапог из грязи. – Если только на самолете, но у тебя прав нет. А еще на моем сроке на борт не пускают.

– Блин, ну серьезно, а?! Вон, в Слободском церквей как грибов! Или в Кирове, этот, старый который… Иоанна какого-то там…

– Предтечи, – пропыхтела Вера и добавила мечтательно: – Да, там красиво. Только вот… – Она остановилась, внимательно глядя на мужа. – Ты серьезно хочешь туда ехать? Снова увидеть все это? Вспомнить, как оно было раньше и как есть сейчас? Тут ведь, в глубинке, все это скрадывается, не так заметно… А зимой, когда ты за лекарствами для нас ездил, ты же потом месяц еще отходил! Что глаза вылупил? Я не слепая, Люшка, и не чужая. Не знаю, что ты чувствовал там, что видел, но точно знаю, что я этого чувствовать не хочу!