Забытые имена (сборник)

Может быть, Даль подумает, что он, Нат, просто замешкался и немного оттянет старт? И Нат уверовал в то, что Даль подождет.

Он был сильно утомлен. Не слышал и не видел зонда. Когда они доползли до последней цепи возвышенностей и уже начали спускаться к звездолету, Нат почувствовал легкое дрожание грунта. Быстро взглянул вниз.

…Он заметил, как дрогнули защитные створки и начали открывать главный двигатель. Ведь их наверняка видели. Это было страшно.

В последний момент они успели уйти со взгорья. «Чужой» долго не мог понять, в чем дело. Нату пришлось чуть ли не нести его на руках. Резкий толчок — и Нат распрощался с последними надеждами. Собственно, зачем они отступают? Чтобы избежать удара гравитонов? Но и без того 327-Н уничтожит их через несколько минут. Или секунд? Он отвел глаза от черного неба, где скрылся его звездолет, и по бурной жестикуляции инопланетянина понял, что тот не собирается сдаваться. Они должны сделать попытку — использовать последний, пусть даже совсем малый шанс.

Нату было уже все равно. Но ведь инопланетянин ранен! Нат решил предпринять последнее усилие. Взвалил его на спину и побежал. Вес был небольшой, но он чувствовал, что долго так бежать не сможет.

Он был слишком утомлен, чтобы рассмотреть их корабль. Сразу было видно, что это фотонный корабль самого простого типа. Когда Нат подбежал к кораблю, оттуда выскочили несколько пришельцев и втащили раненого в люки. Видимо, они были к этому уже подготовлены, потому что тотчас помогли и Нату вползти внутрь. Они очень спешили.

Нат, отдыхая, наблюдал за ними. Собственно, старт корабля они провели вручную. Сами поочередно включали отдельные системы. Когда они дали запал на поток водорода, он почувствовал это.

Он взглянул на экран, ярко светящийся в центре рубки. Быстро разобрался в шкале. У них тоже был точно определен момент «ноль». И все-таки они ждали.

Он почувствовал горький стыд перед этой вновь познанной цивилизацией.

Эти существа общались с помощью звуковых, а не электромагнитных колебаний. Было не более шести «g», однако все они лежали в противогравитационных креслах. Только позже, когда они были уже далеко от планеты и на одну секунду опережали мчащуюся за ними пылающую смерть, повернувшись к звезде фотонным зеркалом, когда закончилось ускорение и они скинули скафандры, он понял, что, хотя они тоже двуногие и двурукие, они гораздо нежнее его, чье тело защищал мощный хитиновый панцирь, и что большей перегрузки выдержать они не могли.

Эрик Симон Разведчик

Вы интересуетесь астронавтикой, а не знаете историю о Звездном Соне! Странно, ведь когда это случилось, интерес к межзвездным полетам после многих лет забвения вновь стал постепенно возрастать, а события, связанные с Соней, немало этому способствовали.

Впрочем, прошу прощения, вы же были тогда еще ребенком, а потом столько всякого произошло… Почитайте-ка сборник, составленный… Хотя нет, есть другой путь, получше. Выберите-ка время и побывайте в Музее истории космонавтики, теперь он снова называется Музеем звездоплавания. Лучше всего, если вы заглянете туда в будний день и с утра.

Там вы увидите неплохо сохранившийся одноместный звездолет. Не заметить его нельзя — это единственный целый корабль во всем музее, к тому же весьма оригинальной конструкции. Увидев его, вы сами поймете, о чем я говорю. Стоит он в отдельном зале, и смотрителем там один старичок. Попросите его объяснить вам устройство этого корабля, и, если повезет, он расскажет вам и историю про Соню. Только ничему не удивляйтесь и не вздумайте его прерывать, даже если вам покажется, что его объяснения к делу не относятся. Рассказывать по-другому старик просто не умеет. И еще одно: если посетителей будет много, то расспрашивать его не стоит, он вас и не увидит — тут уж он с корабля глаз не спускает.

Но когда он начнет рассказывать, путаясь и спотыкаясь, все время отвлекаясь от сути дела, ему все-таки удастся дать вам описание космического корабля.

1. Гиперпространственный двигатель. Безмолвное небо

Медленно приближался берег. Деревья стояли у самой воды, их ветви и вылезшие на поверхность корни образовывали ходы и арки, где царила полутьма.

«Какие большие деревья», — изумленно сказала Солифь, указывая рукой вперед, и он увидел, что она права, — из города лес казался куда меньше.

«Расстояние, — ответил он и обнял ее за плечи, — это из-за расстояния».

Гидроплан оторвался от воды и резко взмыл вверх, и вот они уже перед стеной из деревьев. Они оставили гидроплан висеть над лесом, включили свои антигравитационные поля и спустились прямо в чащу.

Потом они вдруг снова очутились в гидроплане, теперь уже возвращавшемся назад в город — двадцать его башен светло-серого и золотистого цветов виднелись вдали, возвышаясь над мелководной бухтой. Дома казались неестественно низкими и будто бы убегали от гидроплана. И тогда ему стало ясно, что гидроплан стоит на месте.

«Ты забыл захватить запасную ракету с горючим», — сказал пилот-робот, находившийся тут же, в гидроплане.

Но Солифь теперь рядом не было. Где же она? Он выскочил на поверхность воды и побежал по направлению к городу — Солифь должна быть там. Однако он скользил и падал, не продвигаясь ни на шаг, а расстояние было слишком велико. Корни деревьев оплетали его ноги и не отпускали. Откуда взялись эти заросли прямо на поверхности моря? Как он ни старался, ему не удавалось освободиться, а башни города убегали все дальше, все быстрее, хотя и оставались в поле видимости. Это так его удивило, что он проснулся…

Он сразу понял, что находится в кабине своего звездолета, в своем кресле, но вызванное сном чувство изумления и напряжения нервов не оставило его и тогда, когда он окончательно пробудился и забыл то, что видел во сне.

Как обычно, он бросил первый взгляд на приборы на главном пульте. Все в норме, так что он может полежать еще минуту-другую. Времени у него много больше, чем ему хотелось бы. Вот уже почти двести суток он торчит на этой планете, которая с самого начала показалась ему неинтересной и пустынной и которую он за это время успел основательно возненавидеть.

Наконец он поднялся из силового поля и включил экран кругового обзора, хотя и знал, что ничего нового он там не увидит — те же тупые оранжево-коричневые дюны и плоский горный хребет на юго-востоке. Вопреки всякой логике он ненавидел этот пейзаж, который здесь был таким же, как и повсюду на этой планете с ее разреженной атмосферой, постоянно безоблачным черно-фиолетовым небом, чей сумеречный цвет с трудом пропускал свет звезд, и этот большой красноватый диск, неподвижно висевший на западе между горизонтом и зенитом, — близкое, но бессильное солнце этого мира.

Он уже подумывал о том, чтобы перебраться со своим звездолетом куда-нибудь в другое место на этой планете, только что бы это изменило? Разве что положение солнечного диска, профиль почвы да рисунок созвездий на небе — больше ничего.

Он мог бы заняться исследованием планеты, чьим пленником он был сейчас, но только это уже давно проделали его предшественники.

Он выключил экран, зная, что в эти сутки больше его не включит. «Сутками» он называл период времени, объединявший сон и бодрствование, — в сумме это составляло двадцать часов. Планета была обращена к своему солнцу всегда одной стороной, и он мог бы подобрать для себя другой жизненный ритм, а то и вообще не подбирать никакого, а спать и бодрствовать, когда ему заблагорассудится. Но он определил для себя этот двадцатичасовой интервал и придерживался его, потому что такая регулярность, связанная с внешним миром, помогала ему сохранять внутреннюю дисциплину.