Забытые письма

Джейми пришел в ярость, когда она рассказала ему о своих приключениях.

– Но ты же сказал мне найти работу.

– Ничего я не говорил!

– Еще как говорил, и не раз. Ты ведь не намерен кормить нашего ребенка, значит, это придется делать мне.

– Но я не имел в виду, что выйдет вот так… Мы не можем быть в одном бизнесе.

– Это еще почему? У меня нет тут других занятий. Такие заказы сегодня есть, а завтра нет… Правда, мне сказали, что у меня подходящее лицо, так что покуда они будут снимать вестерны о Диком Западе, кто-то должен чинно прогуливаться по городкам первых поселенцев, – улыбнулась она, надеясь, что он сможет увидеть забавное в ситуации.

– Ну да, и буду я по одну сторону улицы гулять, а ты по другую. Я вовсе не так все планировал, – вздохнул он, но хотя бы уже не сердился, и то хорошо.

– Нам надо будет подыскать другое жилье, когда малыш родится. Сюда и кошку не подселишь, – напомнила Сельма, воспользовавшись его хорошим настроением.

– Мои папаша с мамашей вырастили шестерых щенков в одной конуре… И ту мы снимали, – последовал ответ.

– Да где же вы все спали?

– Друг на дружке вповалку в кладовке: матрас на пол кинули, и довольно. Мелкие – в люльке, а родители – на самодельной кровати. На первые несколько месяцев малому вполне подойдет нижний ящик комода.

Сельме вовсе не хотелось, чтобы ее ребенок спал в ящике комода, но нищета не выбирает. Во всяком случае, ей удалось заставить его задуматься о предстоящем событии. Ничего, вот станет отцом, и научится более ответственно ко всему относиться. Но тогда она начала понимать, как же мало она знает о своем муже и как мало он знает о ней.

* * *

Гай удивленно наблюдал за птицей – алая овсянка мелькнула в кустах. Птицы здесь были такими яркими и такими разными – то голубые сойки, то дятлы с красными шляпками. Огромные ястребы, описывающие величественные круги в небе, до сих пор заставляли его бросить инструменты и восхищенно следить за их полетом. Нравилось ему вот так отправиться куда-нибудь в одиночестве – просто поразмыслить, как же сильно меняется его жизнь.

Он все набирался храбрости подойти к Ицхаку и спросить разрешения ухаживать за его дочерью. Теперь уже пора – он ведь вступил в их общину, принял крещение, причастился, изо всех сил помогал на ферме. Что же тут необычного, что ему хочется обустроиться, создать семью?

Он очень любил наблюдать, как Роза крутится по хозяйству вместе с матерью – готовит еду, шьет платья, строчит причудливые одеяла из лоскутков, ни минуты не сидит на месте. Но стоило ему войти к комнату, как все менялось: он видел, как щеки ее вспыхивают и что уголком голубых глаз она чуть косится на него, едва заметно улыбаясь краешком рта.

Им не требовалось спрашивать позволения, чтобы вместе прогуливаться по полям, и она расспрашивала его о прежней жизни, о его семье, о том, какая же Англия на самом деле. Она никак не могла понять, как он смог покинуть родную страну, а он ловил себя на том, с какой ностальгией рассказывает о Йоркшире, о том, как иной холм или пейзаж здесь так его напоминает, рассказывал о Джемайме и о своем брате. И о том, как его жизнь там закончилась.

– Как и у тебя, у меня нет больше семьи. Большой семьи, я хочу сказать. Школа и армия тоже были моей семьей.

Она посмотрела на него озадаченно, ничего не понимая. Ну как же ему описать все перипетии его судьбы девушке, чье формальное образование окончилось в тринадцать лет? А после началось настоящее образование. С пяти лет она печет хлеб и шьет.

Они пришли друг к другу из разных миров. Что может знать Роза о его кошмарах, когда он просыпается среди ночи от крика сотен мужчин разом, задыхаясь: в голове грохочут взрывы, его окружают языки пламени – желтые, оранжевые, танцуют вокруг него, и в ноздри ударяет запах паленого мяса и крови.

Он познал сражение, и жизнь навсегда будет окрашена для него иначе, чем для этих мирных селян. Он страстно желал забыться среди простых вещей и достойных людей, которых не волновали наживное богатство и положение в обществе. Мать пришла бы в ужас, узнай она, кого он выбрал в невесты, но он вырезал ее из своего сердца. Ему не хотелось больше проверять, насколько сильны его гнев и разочарование. Ему хотелось лишь остаться здесь, забыть обо всем, что было прежде, и начать все сызнова.

Деликатность его просьбы заставляла его трепетать. Он ужасно боялся сделать что-то не так. Согласятся ли они принять в лоно семьи этого англичанина из Англии? Что ж, есть только один способ выяснить это.

После ужина, когда Ицхак сидел на крыльце, наблюдая, как солнце медленно садится за крышу сарая, Гай подошел к нему, сжав шляпу в руках.

– Брат Ицхак, мне надо кое-что сказать тебе, – пробормотал он.

Фермер взглянул на него и улыбнулся.

– Валяй, брат.

– У меня просьба. Мне очень нравится ваша дочь. Так нравится, что я хотел бы провести с нею всю мою жизнь, если на то будет твое согласие.

– Вот как? – Ицхак с секунду смотрел на него испытующе. – Это серьезный разговор. Знаешь ли ты, что ожидается от мужчины, который делает такое предложение?

– Не вполне, – поколебавшись, ответил Гай, чувствуя, что это не к добру.

– Так позволь же мне рассказать тебе, как это делается – если, конечно, она даст свое согласие. Сначала вы должны будете вместе появляться на людях. Потом будет время духовной подготовки: за это время надо будет построить дом, оснастить и наполнить его всем необходимым, что потребуется невесте – белье, мебель, кухонная утварь. Потом состоится церемония венчания, да только время надо подобрать правильное, чтобы братья и сестры наши успели в Хоумстед, подготовиться к торжеству, ну и, конечно, заботы по хозяйству никуда не уходят, надо и под них подстроиться. Некоторым приходится ждать несколько лет, прежде чем они могут начать общую жизнь. – Ицхак бросил взгляд на Гая и, увидев разлившееся по его лицу разочарование, расхохотался: – Садись, садись… А то упадешь еще. Ничего, не тужи, лет за пять, может, и управитесь. Разве Яков не ждал своей Рахили семь лет?

Гай вздохнул. Пять лет? Да это целая вечность…

– Я надеялся, что это будет пять месяцев, брат, – ответил он.

– Ох, Чарльз, я ведь просто дразню тебя! Я же вижу, как оно пошло между вами. Да и всякий заметил – Господь зажег этот огонек в ваших глазах, стоило вам увидеть друг друга. Что же ты молчал-то так долго?

Только тут Гай выдохнул с облегчением.

– Обещаю, я буду заботиться о ней.

– Каждый из вас будет заботиться о другом и беречь другого. В этом и заключается брак: две лошадки впрягаются в один фургон и тянут в одну сторону – ну, почти всегда, – хмыкнул он весело. – Да, Чарльз, ты был послан нам Небесами. А к тому же каждой ферме нужна свежая кровь, – подмигнул он. – Ну, а теперь пойдем спросим, что наши женщины скажут на это.

Улыбающиеся Мириам и Роза немедленно появились на крыльце, будто того и ждали.

– Ну, сестры, что вы ответите?

– Кажется, нас ждут хлопотное лето и хлопотная осень, – проговорила Мириам. – Ноябрь – хороший месяц, чтобы сыграть свадьбу.

Роза посмотрела на Гая с таким облегчением и такой нежностью, что он хотел бухнуться на колени и благодарить Бога, недоумевая, чем же он заслужил такое счастье.

Глава 19

Сельма смотрела на красненькое личико дочери и чуть не плакала от умиления – на нее глядела совершенная красота.