Забытый солдат империи

Мартовский лес в абхазском предгорье больше похож на ухоженный парк. Среди еще не покрывшихся листвой дубов и буков стоят странные кусты с большими толстыми темно-зелеными листьями. Возможно, это молодые побеги магнолии, но Вадиму и Эве кажется, кто-то специально насадил комнатные фикусы, чтобы украсить лес. Он нереален, как на картинах постимпрессионистов. Эва вдруг начинает страстно целовать Вадима. Она плачет.

– В чем дело, Эвочка?

Она лишь машет головой и тут же закрывается броней своего извечного цинизма:

– Ты хочешь меня? Может, прямо здесь?

Где-то слышны голоса. Вскоре они выходят к небольшому селению в распадке гор. Просят напиться у двух пожилых женщин, окучивающих побеги лимона.

– А нельзя ли у вас купить вино?

Их ведут в комнату с земляным полом, где, однако, стоит большой цветной телевизор. На столе появляется казенный графин, вроде тех, что стоят в президиумах, с рубинового цвета вином. Потом второй такой же. Они много выпили, но хмель не идет, только тяжелеют ноги, когда они спускаются с горы.

– Пойдем быстрее домой, я хочу спать.

Эва засыпает в его кровати, едва сняв платье и при этом крепко обняв рукой Вадима.

Вечером, приняв душ, они продолжают совместные похождения.

От утреннего уныния Эвы не осталось и следа. Напротив, она очень весела. Они идут в ресторан в соседний санаторий. Весь вечер трое кавказцев из-за соседнего стола приглашают Эву танцевать и каждый раз та охотно соглашается.

В душе Вадима растет ревность.

– Эва, нам пора домой.

– Хорошо, ты иди домой, а я еще посижу полчаса за соседним столиком с теми ребятами.

Вадим растерян.

– Эва…

– Я тебе не жена. Иди домой.

– Но…

– Иди домой.

Вадим выходит из санатория. Отходит в тень деревьев и ждет.

Наконец-то! Из бокового выхода санатория выбегает Эва.

– Эва, я здесь…

– Быстро отсюда. По берегу.

Они бегут по песку. Вот и их Дом творчества. Но у забора из рабицы, уходящего прямо в море, их уже ждут. Трое. «Объехали кругом, на машине».

– Эва, отойди…

– Осторожнее, Вадим.

Он останавливается у самой кромки воды. Эти трое подходят ближе. Вообще-то, никакой угрозы для него эти праздные гуляки, с психологией насильников, не представляют. Так, курортная шелупонь. Если…если у них нет в кармане ножей. Иначе меня собьют с ног, а «девочку» затолкают в машину и увезут в горы. Поэтому надо действовать, как учили, – на упреждение. В конце концов, их трое и намерения каждого вполне понятны. Вадим ждет, когда силуэт каждого четко прорисуется на фоне белого песка. И бьет. Мгновенно и три раза. Три раза ногой. Ниже живота каждому. Неэффектно, но надежно, особенно когда тебя полгода заставляли тушить ногой свет в комнате. На пляже стоит дикий вой и мат на нескольких языках. Но похотливые коты в ближайший час никому не страшны.

– Вадим, я боялась…

– Ну что ты, Эва, я же рядом…

– Я боялась за тебя…

– Тоже мне, скажешь, это же пижоны. – Они уже поднимаются в лифте на свой этаж.

– Я боялась, что ты их сгоряча убьешь, а потом будет скандал. У тебя плохая память. Мы давно знакомы, Вадик, видели друг друга пять лет назад. В Таджикистане… в разведшколе… После прыжков. Я зайду к Люсе.

– Не надо, пошли сразу ко мне. Зачем ты спровоцировала эту драку? – Вадим раздражен.

– Извини, а вдруг я сама ошиблась. Вдруг ты – вовсе не «солдат империи»?

– И тогда что? Меня бы вырубили, будь я обычным вахлаком, а тебя бы коллективно изнасиловали. Прямо на песке.

– Я бы и сама с ними справилась. Не веришь?

– Почему же? Вполне верю.

Они заходят в комнату Вадима. Он зажигает свет и долго-долго смотрит на Эву.

– А когда ты меня признала?

– Сразу. Еще в Гаграх, возле автобуса, «консерва» ты моя ненаглядная…

– И ты тоже?

– А кто же еще? Балтийская шпрота в масле. Слушай, если у тебя не болит в паху после ударов…

В эту ночь она единственный раз заснула у него в номере.

8

…Всего три часа назад к берегу возле знаменитых пицундских «свечек» подошел какой-то большой катер, дал длинную очередь и ушел в море. Убило двоих. Трупы перенесли с прибрежной полосы в прохладный подвал магазина: подростка и пожилого мужчины. Генерал их осмотрел.

– Чья это работа, как ты думаешь? – вдруг обратился он к Земцову.

– Не могу знать, товарищ командующий. Наверное, тех, у кого есть крупнокалиберный пулемет.

Земцов еще раз наклонился к трупу пожилого мужчины. «Ну, точно, это Ашот, армянин, он тогда торговал в крайнем кафе со стороны Дома творчества”.

Они вышли на воздух. Генерал курил и о чем-то вполголоса говорил подчиненным. Вадим и Семен отошли в сторону.

– Вадим, что ты выпендриваешься перед генералом: «Не могу знать». «Крупнокалиберный пулемет». – Маликовский был явно раздосадован вниманием генерала к Земцову.

– Слушай, Семен, ты, кажется, забыл, что в университете мы с тобой в один день и час получили офицерское звание. Только ты пошел служить, а я остался на скамеечке запасных, хотя по своему собкоровскому рангу «дорос» до капитана. Что, много армейской каши нужно съесть, чтобы понять: дырку в боку, куда кулак можно всунуть, оставляет только крупнокалиберный пулемет Владимирова? Брось валять дурака. Я остаюсь здесь, если генерал разрешит.

– Здесь? Зачем? – Семен опешил.

– Я, в отличие от тебя, свободный художник. В газетный номер ничего не сдавать. Спокойно отдохну недельку и «выпишусь». Это же Пицунда. Кусочек рая на планете Земля. В старые времена я отдыхал здесь раз пять. Посижу, повспоминаю молодость…

– Смотри, пристрелят.

– А кому я нужен? Товарищ генерал, – снова обратился Земцов к командующему. – Если вы не против, я остаюсь в Пицунде. Напишу серию очерков о жизни солнечной Абхазии в это смутное время.

Командующий махнул рукой:

– Твои проблемы. Вот он, – генерал кивнул головой в сторону коменданта поселка, – тебе поможет. Назад не возвращайся рейсовым автобусом, только с военными.

– Хорошо.

Семен успел отлить Вадиму из заветной канистры семисотграммовую фляжку коньячного спирта:

– Для усиления мыслительных процессов. Твори. Остальное допьем дома. Если, конечно, останется к твоему приезду.

Борт с командующим и коллегой улетел.

– Ну что, пошли? – Комендант подошел к Земцову.