Зацепить 13-го

— Нет-нет-нет, — торопливо уговаривал я. — Я девственник, правда.

— Нет, — плакала она, качая головой. — Не ври мне сейчас.

И что теперь прикажете делать?

Черт, где мой отец, когда он так нужен?

— Тебе же тогда было всего четырнадцать, — продолжала стенать мама.

— Тринадцать, — пробормотал я, прижимая ее к груди и поглаживая по спине.

— Пресвятая Дева! — Мама услышала и зарыдала громче.

Черт.

Какая жесть!

— Да девственник я, — продолжал повторять я, пока мама заливала слезами мой школьный джемпер. — Я берегу себя для брака.

— Это все регби, — всхлипывала она, сжимая в кулаке джемпер. — Это проклятое регби всему виной!

— Чему?

— Что ты потерял невинность! — прошипела мама. Она взглянула на меня и снова залилась слезами. — Парни, с которыми ты играешь, гораздо старше тебя, они-то и сбили тебя с пути.

Нет, мама, это член сбил меня с пути, когда начался пубертат…

— И она в твоей комнате, — завывала мама, вновь уронив голову мне на грудь. — Боже мой!

— Это ведь ты привезла ее сюда, — напомнил я, продолжая гладить мамину спину. — Давай представим, чисто для примера, что у меня с Шаннон что-то было. Хотя ничего не было, — торопливо добавил я. — Но если бы да, так за каким чертом ты привезла ее к нам, если так волнуешься о моем благополучии?

— Потому что, когда я везла ее сюда, я думала, что ты еще девственник! — ответила мама, ударив меня в грудь. — Я думала, ты впервые влюбился. И я думала, что сумею вовремя удержать тебя от глупостей.

Логично.

— Мам, мне почти восемнадцать, — сказал я, пытаясь ее успокоить. — Ты к этому возрасту была уже замужем за папой.

— Это не одно и то же, — всхлипнула она.

— Почему?

— Потому что ты мой малыш, — шмыгнула носом мама. — О господи, мой малыш сексуально активен!

— Ошибаешься, — мягко возразил я, обнимая ее. — Сейчас я совершенно сексуально не активен. — В смысле прямо сейчас. — Никакого секса, мам.

— Но ты хотя бы предохраняешься? — спросила она, глядя на меня большими карими заплаканными глазами.

— Я играю с девочкой в компьютерную игру, — сдавленным голосом произнес я. — Разве это не показывает, как тщательно я предохраняюсь?

— Это правда, — кивнула мама и шмыгнула носом.

— Спасибо, — вздохнул я.

— Значит, мне не о чем беспокоиться? — спросила она. — Ты предохраняешься? — Она снова шмыгнула носом. — Пользуешься… боже мой, презервативами?

— Мама, не волнуйся, я не занимаюсь сексом. — Я продолжал придерживаться этой линии и прижал маму к груди. — Так что расслабься.

Как дошло до такого?

Куда катится моя жизнь?

В один день я расстроил не меньше чем трех женщин.

Той, которая дала мне жизнь, я сказал, что больше не девственник.

Той, которая использовала меня, написал, чтобы она отвалила.

И той, что помутила мой разум.

Исусе, моему члену есть за что ответить.

По правде сказать, я сомневался, что сегодня чем-то расстроил Шаннон, но еще не вечер, и с везением у меня было херово, так что шансы закончить это игровое свидание и не облажаться таяли на глазах.

Прошло минут десять, на протяжении которых мама всхлипывала и шмыгала носом, уткнувшись мне в грудь.

— Мам, я пойду посмотрю, как там Шаннон.

— Конечно, милый, — ответила она. — Ты ведь не собираешься…

— Нет, мам, — пообещал я, осторожно разжимая ее руки и высвобождаясь из объятий. — Я ее пальцем не трону, потому что мы просто друзья, а я — девственник.

— Я знаю, что нет, — хрипло сказала она. — Но я верю, что ты поведешь себя правильно.

— Можешь мне верить, поскольку между нами ничего нет, — в миллионный раз повторил я. — Но мне нужно в душ, потому что я весь промок. Поэтому я пойду в твою ванную, не возражаешь? — Я двинулся к двери, но тут же обернулся и сказал: — Позови меня, когда надо будет забирать твоих сумасшедших собак.

— Да в общем-то… — замялась она.

— Значит, ты наврала? — спросил я, с упреком посмотрев на нее. — Вообще не надо сегодня забирать Бонни и Плюшку?

Разумеется, она наврала.

Достаточно было взглянуть на ее виноватое лицо, чтобы это понять.

— Заноза! — возмущенно бросил я.

— Беспутник! — в том же тоне ответила она.

Вот же херь.

В этом сражении мне не победить.

Я поднял руки в знак поражения и поспешил убраться из кухни, прежде чем мама утопит меня в новых потоках слез.

46. Последствия поцелуев с парнями в спальнях

Шаннон

Как и в прошлый раз, я безумно долго простояла под душем в великолепной ванной Джонни.

Я не смогла удержаться.

Я винила в этом тугие струи воды.

И его гель для тела.

И его запах.

Боже, я просто теряла рассудок.

Когда же я наконец вылезла, то завернулась в громадное белое пушистое полотенце и вздохнула, ощутив прикосновение роскошной ткани к коже.

Джонни вряд ли сможет понять, как ему повезло расти в таком доме, с такими родителями и такими удивительно мягкими полотенцами.

Я долго стояла посреди ванной, вслушиваясь в тишину.

Никаких криков.

Никаких тяжелых шагов.

Никаких болтающихся дверных ручек.

Никакого предчувствия неминуемой опасности.

Только покой.

Когда холод наконец добрался до меня, я насухо вытерлась и надела лифчик.

Правда, это действие не имело смысла: скрывать мне было почти нечего, а то, что имелось, торчало само и не нуждалось в поддержке.

Ничего похожего на груди моделей, которые гордо демонстрировали себя на постерах, украшающих спальню.

Простояв секунд десять в лифчике, я передернулась и сняла его.

Он был насквозь мокрым, как и трусы.

Я бесконечно долго скручивала их в тугой шарик, чтобы затем завернуть в лифчик.

Так неловко, что под рукой не было рюкзака, куда все это можно засунуть. Я стояла посреди ванной, чувствуя себя круглой дурой и начиная паниковать.

Логика сообщала мне, что это глупо, но при мысли, что Джонни увидит мое нижнее белье, кружилась голова.

Кончилось тем, что я запихнула белье в колготки, завернулась в полотенце и прошла в комнату.

На этот раз я была готова к встрече с Сьюки, которая и сегодня храпела на кровати.

А вот к виду голого зада Джонни я была не готова.

Он стоял перед комодом, ко мне спиной, на полу валялось полотенце, а он натягивал боксеры.

Боже, у него даже на ягодицах мускулы.

Как такое вообще возможно?

А потом Джонни обернулся и поймал меня с поличным.

— Нравится зрелище? — дразнящим тоном спросил он, выгибая бровь.