Зачарованное озеро

— Могу попробовать, — решительно сказал Тарик, побуждаемый чем-то наподобие охотничьего азарта. К тому же по чести полагается отслужить — ее подарок может пригодиться...

— Это может быть опасно...

— Но не настолько же, чтобы я, выйдя на этого твоего тайфеля, сразу... перестал быть?

— Вовсе не обязательно. Можешь победить и первым ударом... или просто прогнать навсегда. Если он убежит навсегда — зло спадет, и я смогу выходить на берег, гулять по лесам...

— Берусь, — сказал Тарик столь же решительно.

Злобное создание, несомненно принадлежащее к нечистой силе, зачарованный меч — и все это в другом мире, куда далеко не всякий способен пройти... И красавица из озера, вроде тех Фей Ручьев, что в сказках дарили своей любовью не одних лишь благородных рыцарей, узница злого колдуна... Вот это приключение! И в книжках Стайвена Канга о таком не прочтешь!

— Берусь, — повторил Тарик. — Когда он должен прийти?

— Он приходит в определенные дни, несколько раз в оборот, когда Ночные Огоньки Небес встанут особым образом, а Золотое Око будет над самой головой. Если расчесть... — Она ненадолго задумалась, нахмурив красивые брови. — Я не знаю, как объяснить, у людей есть какая-то система счета, но я ее и не знаю, я вообще счета

не знаю, мне это ни к чему... Ждать его не завтра, но и не особенно долго... Вы считаете время по дню и ночи?

— Конечно.

— Дней и ночей пройдет больше, чем у меня пальцев на руках и ногах, но ненамного.

Недели три самое малое, прикинул Тарик. А это загвоздочка... правда, не такая уж сложная: теперь-то он знает, как добраться до Озерного Края, хотя неизвестно, как сочетаются длина дня и ночи там и здесь...

— Тебя что-то заботит, я вижу...

— Не такая уж это головоломная забота, — сказал Тарик. — Понимаешь ли, я живу не у самой тропы, а поодаль, до моего дома нужно ехать... ну, не целый день, но долгонько. Что же придумать...

— А тут и придумывать нечего, — сказала Озерная Красава с явным облегчением. — Когда должно будет наступить урочное время, я загодя пошлю к тебе вестника, он сможет пройти по тропе и найдет тебя в твоем мире... Сейчас...

Она обернулась к крутой скале, одиноко высившейся над озером, наполовину стоявшей в воде, вытянула руку, и Тарику вновь на мгновенье заложило уши. С вершины скалы сорвался серый комочек и помчался к ним. Вскоре можно было разглядеть, что это птица; когда подлетела поближе, оказалось, что она гораздо меньше тех пестрых. Красава сказала:

— Протяни руку.

Птичка безбоязненно опустилась ему на ладонь — величиной самую малость побольше воробейчика, но клюв загнут в точности так, как у хищных птиц. Очень похожа на речного соколика, искусного ловца рыбы, такая же серая, только на крыльях бурые полоски, каких нет у соколика. Снова на миг заложило уши. Птичка уставилась на Тарика немигающими черными глазами-бусинками, легкая, как воробейчик. Она легонько царапала кожу растопыренными коготками, удерживая равновесие. Несколько раз клюнула в ладонь острым, хищно изогнутым черным клювиком — больновато, но не до крови, потом, трепеща крыльями, вспорхнула с руки и низко

над водой полетела назад к скале. Не полпути резко нырнула вниз, будто провалилась, коснулась когтями воды и вновь взмыла, держа вовсе уж крохотную бьющуюся серебристую рыбешку — ну да, все повадки речного соколика. Надо полагать, таких серебристых малявок тут много — птица ничуть не выглядит заморенной голодухой, — а рыбку покрупнее ей не вытянуть...

— Вот теперь она тебя везде найдет, — сказала Озерная Кра-сава. — Даже на краю твоего света, если ты туда заберешься. Я ее пошлю загодя, чтобы ты успел приехать.

— Не слопали бы ее у нас по дороге, — с сомнением покачал головой Тарик. — Там леса, а в лесах хищных птиц полно...

— Не слопают, — улыбнулась Озерная Красава. — Вон те пестрые птицы — простые, а эта весьма даже непростая. На берегу у меня только птицы и остались, над ними тайфель не имеет власти. Рыбы послушные, но их же в твой мир не пошлешь... Желаю удачи: мы скоро увидимся...

Она погладила Тарика по щеке — словно прогретая солнцем текучая вода прикоснулась, — лучезарно улыбнулась, повернулась и вошла в озеро. Сверкавшая солнечными зайчиками гладь скрыла ее по пояс, по шею, а там и голова исчезла. Тарик стоял, глядя на резвящихся в воде Малышей. Тому, что творилось в голове, не было человеческих слов, кроме одного — яростного предчувствия

...Они с рыбарем шагали к околице. Сжигаемый нетерпением Тарик охотно пустился бы вприпрыжку, но людям, перешагнувшим годочки Недорослей, полагалось идти по деревне степенно, неторопливо — конечно, если все мирно и покойно, нет пожара, переполоха или срочных дел вроде перехвата косяка желтоперки...

В деревню они вернулись быстро. Накупавшись, Малыши вышли на берег такими же сухими, как давеча Тарик, но, в отличие от Тарика, словно этого и не заметили — привыкли, ага. И повели Тарика обратно в наш мир, к грибной поляне. Россыпь разноцветных шляпок оказалась столь обильной, что азарт грибной охоты пропал

начисто: не нужно было искать, высматривать — срезай и кидай в корзины, скоренько наполнившиеся с горками.

Когда пришли в деревню, рыбарь с подручным уже были там. С удачей вернулись: громадный косяк желтоперки перехватили, не дав ему уйти в чужие угодья. (Правда, не в обычае было перекрывать сетями озеро от берега до берега, так что меньшая часть рыбы досталась и тем, кто опоздал.) Барталаш привез три громадных мешка во влажных пятнах. И закипела работа: за длинный стол уселись Лита, рыбаренок и две тетушки-родственницы, принялись сноровисто вскрывать брюхи, выскребать потроха и сбрасывать готовую к просолке рыбу в широкие плетеные корзины (мужчинам этим заниматься зазорно, они добытчики). Тарик впервые видел, как разделывают рыбу, знакомую ему только вяленой и копченой, но насмотреться на это зрелище не успел, без сожаления его оставил, когда из дома вышел рыбарь, переодевшийся в чистое и вымывшийся, но вокруг него, как и тогда в городе, витал неистребимый дух свежей рыбы — ну, да и в городе многие ремесленники всю жизнь распространяют запахи, по которым горожанин их безошибочно узнает, хоть напяль они королевские одежды...

Кузня, как обычно, располагалась на отшибе, чтобы снопы искр, валившие из трубы, не наделали пожара, опасного и для каменных домов с черепичными крышами — там тоже немало пищи для огня вроде высохших за поколения деревянных балок. Сейчас труба не дымила и не раздавался перезвон молотков. Рыбарь вошел первым, затоптался у порога. Он выглядел чуточку робким, почти как в городе:

— Почтенные, вот господин городской по имени Тарик, у него к вам серьезное дело с надеждой на помощь, а я уж пойду...

И тихонечко вышел, а Тарик разглядывал сидящих за грубо сколоченным столом во все глаза, благо деревенским обычаям это нисколечко не противоречило. Сразу видно, кто из них кто: священник — в простой повседневной коричневой сутане с серебряным символом Создателя на груди, а коваль — в обычной одежде здешних жителей, с бляхой на груди. Несхожие лицом, но чем-то

неуловимо похожие: широкоплечий кряжистый священник и вовсе уж могучий коваль близких годочков, у обоих в волосах и в бородах нити седины, только у священника волосы темные, а коваль рыж и кудряв так, что Шотан обзавидовался бы.