Зачарованный киллер-2

Лева выделяет Айболиту триста колов, мы ловим такси и едем обратно. Уже в дороге я чувствую резкие позывы к рвоте, дважды останавливаю машину, чтоб проблеваться.

В своей комнатке я продолжаю блевать. Пью и блюю до позднего вечера, целое ведро воды перекачал через себя в ведро. Но к утру я, в самом деле, довольно свеж.

Вторично я еду к чудодею один. Повторяется тот же трюк с соком, но на этот раз он добавляет туда белый порошок. На этот раз я, по его словам, должен пропотеть, перегореть и окрепнуть. Еще 300 рэ переходят в его карман.

На обратном пути меня начинает жечь, кожа горит, краснеет. И сразу приходит догадка — действие кодеина ни с чем не спутаешь. Остается понять, какое рвотное он так хитро подмешал мне в сок.

Через три дня я опять у него. Он не ожидал моего визита, но мне нужно хоть пару сотен — жить не на что, а опять попросить у директора стыдно. Я поясняю чудодею, что готовлю заметку в местную газету, где намерен поблагодарить его за помощь, а параллельно рассказать о его хитрой методике. Нет, я действительно ему благодарен — из запоя–то вышел, но зачем эта дешевая магия, проще раскрыть рецепт рвотного и ограничиться 50 рублями за услугу.

Айболит чувствует себя так, будто сам заглотил это рвотное вместе с лошадиной дозой кодеина. Тем не менее деньги возвращает, грубо заметив, что он не нищий. Еще бы! У него в коридорчике ждут приема мужиков пятнадцать вместе с женами и родственниками. 60О * 15=9000. Неплохой бизнес за пару дней. Но я не склонен его шантажировать. Не все же его клиенты эрудированны вроде меня. И не сомневаюсь, что многим он помогает на несколько лет завязать с выпивкой. Он же не антабусом ядовитым пользует, а медикаментами безобидными, должными только подкреплять его внушение, вызвать соответствующую реакцию. Короче, мне этот мошенник вполне понятен и чем–то близок. Я сам такой.

А работы за это время накопилось масса. Надо брать анализы на глисты, болеет муфлон — похоже на воспаление легких, пора делать прививки от сибирской язвы, некоторые клетки требуют профилактического ремонта. Да и директор, успокоившись за меня, опять намыливается в командировку, а потом планирует от пуск.

Работать же в Махачкале чрезвычайно трудно. Очень яро выражен национализм дагестанцев. Меня утешают тем, что в Грозном среди чечни будет еще хуже.

Москва, Полежаевская, квартира Верта, 7–30, 2000 год

Дурной голова — ногам правды нет. Так буряты обычно говорят. Интересные люди буряты, у них например, объяснение в любви звучит так: би шанда дуртеп, что означает: я тебя хочу. А слово «люблю» в их лексике отсутствует. Зато для обозначения снега существует несколько самостоятельных существительных, определяющих снег как ранний, плотный, ноздреватый, обледеневший и подтаявший. Есть еще существительные, ориентированные в будущее этого снега: снег, который скоро растает, снег, который скоро выпадет. А слово «люблю» отсутствует, только «хочу».

Ехал я как–то в междугороднем автобусе, народу было немного, молодой парень с девушкой на заднем сидении играли в слова, слева от них сидела в одиночестве опрятная старушка, прислушивалась. Я читал книгу, но краем уха ловил разговоры.

«Кол, — сказал парень, — тебе на «л».

«Мы, вроде, все слова на «л» перебрали, — сказала девушка. — Ну, может, листать…»

«Это глагол, — сказал парень, — а надо существительное».

Девушка примолкла, не могла вспомнить слово. И тут старушка возмущенным и очень звонким, молодым голосом сказала:

«А — ласка, любовь! Эх вы, лопари!»

Наверное, у лопарей тоже нет такого слова.

Я, вот, со словом «любовь» знаком. Но кого я люблю больше: дочку, себя? Вчерашнее (нет, сегодняшнее) казино — лучшее тому свидетельство. Это же надо, спустить за ночь 12 тысяч. Хорошая квартира во Владивостоке для любимой дочери!

Эх, подумал я, жалко, что выпить не могу. Сразу стало бы легче.

А внутренний голос, привыкший поддакивать, выразился, вдруг, вполне независимо.

«У тебя еще имеется 18 тысяч, — сказал он, — поезжай тот час в банк и переведи их дочке. Ну, не все 18, а хотя бы десять. Ей на квартиру вполне хватит. А тебе восьми оставшихся так же хватит. Все равно у тебя еще пару месяцев назад и бычка покурить не было».

«А что, — сказал я внутреннему голосу, — и поеду. Вот банк откроется к девяти, и поеду. Все равно же промотаю деньги зазря».

«Ну, ну, — сказал внутренний голос скептически, — попытаюсь поверить».

Я пустил горячую воду. Пока ванная набирается, успею приготовить завтрак, а потом, чистый и свежий, позавтракаю и поеду. Главное — кофе побольше и послаще.

Кофе в шкафу не набралось и на глоток. Выдул вчера остатки.

Я посмотрел на часы — без пятнадцати восемь. Внизу, кажется, был гастроном круглосуточный. Да и в ларьках должен быть кофе. Я быстро оделся и подошел к бурчащему телевизору, выключить.

По ТНЧ (Твоя Новая Чушь) шли «влагальные» новости. Я порадовался, что звук приглушен. Один вид этого «вещателя» вызывал у меня (сам не знаю почему) брезгливую дрожь. А голос вообще выбивал из колеи: я мгновенно проникался яростью, видно выброс адреналина в кровь был угрожающе велик. Поэтому, заткнув ему глотку нажатием кнопки телевизионного выключателя, я испытал некоторое довольство. (Как мало нужно человеку для счастья!)

Потом вновь направился к двери, но, похоже, мне не суждено было сегодня до нее дойти. Дело в том, что дверь проявила некую самостоятельность, ранее ей неприсущую, — открылась сама. Этой я ей мог простить, но она, вдобавок, впустила мужика совершенно отвратительной внешности. Сказать, что он был похож на столь мне антагоничного «влагального вещателя», — значит, ничего не сказать: он был еще противней.

Грозный, декабрь, второй год перестройки

Скоро Новый год. Уже месяц, как мы стоим в Грозном. Директор, естественно, умотал в отпуск, зверинец пока на консервации. Холодина стоит мерзкая. Так–то всего градусов 15, но сырость. Перед отъездом шеф принял нового главного инженера — национала, представителя какой–то южной расы, я не уточнял. Он каждое утро устраивает с шоферами планерки, на работу приезжает на одолженном у родни «жигуленке», красуется в галстуках ярчайших расцветок.

Единственно, что, видимо, вызывает его недоумение это моя особа. Он меня пока видел только в робе и у клеток. В разговоры с ним я почти не вступаю, пахнет же от меня, естественно, говнецом. короче, не и. о. директора, а сплошное недоразумение.

Директор пока дома, в Пятигорске. Каждый вечер я обязанностью регулярно (ежедневно!) ему звонить, докладывать манкирую, подсылаю звонить нового главного и толстозадую главбухшу. Те до писка рады этой возможности.

Основная работа в период консервации — техническая. Пять машин не в строю; мы их распихали вместе с водителями по гаражам, ремонтируем. Но работа идет медленно, зато обходится дорого. Любая мелочь, будь то сварка, толи незначительная правка крыла, требует денег. Чечены сосут их из нас с настойчивостью коровьих слепней.