Зачем цветет лори

Убить его было мало.

Но, к сожалению, даже сильное и тренированное тело сумеречного пса было не способно долго выдержать удар темнотой, а Лавьер был слишком взбешен, чтобы придержать силу. Он никогда не испытывал такой сильной, такой чистой ярости и желания убивать. Ревность… Неконтролируемая злость разбавленная болью, чувство, которого Лавьер не испытывал никогда и которое сейчас просто выжигало ему нутро.

Раяна жалась на кровати, прижимала к губам свои тонкие побелевшие пальцы, и Лавьер остановился, рассматривая ее. У Оникс из глаз брызнули слезы от боли. Темный дар зацепил ее лишь краем, мазнул тенью, но и этого было достаточно, чтобы голова взорвалась. Но лишь на миг, наказывать ее аид собирался по-другому.

Он стащил ее с кровати, встряхнул, как котенка.

— Оникс, я говорил тебе, чтобы ты не смела даже смотреть на других мужчин? Говорил?

— Он пришел… Сказал, что раяна — зло и меня надо убить…

Она снова прижала руки к губам, со страшной ясностью понимая, что она правда, зло. Она проклятая, за которой по попятам идет смерть, чужая смерть. О, небесные заступники! Так в обители скорби ей было самое место. Ей просто нельзя в мир живых людей, нельзя, потому что из-за нее, они умирают!

— Он сказал, что меня нужно убить… — прошептала она, — я просто хотела его остановить…

В дверь втиснулся Гахар, мазнул взглядом по телу Ара.

— Гахар, принеси мой хлыст, — не оборачиваясь, сказал Лавьер.

Оникс испугано забилась. Глаза аида были совершенно темными, на лице побелели скулы. Ярость бурлила в нем, искала выхода, просилась на волю, требовала наказать раяну. То, как ее ладони лежали на щеках Ара, то, как ее губы прижимались к чужим губам, жгло аида изнутри с такой силой, что тьма внутри него бесновалась и выла. Наказать, вытравить из ее и своей головы малейшую мысль об этом, не оставить даже крохотного воспоминания, ни одного следа. Даже понимание, что раяна сделала это, чтобы спастись, не успокаивало, а лишь сохраняло ей жизнь. Сама мысль, что она по своей воле дотронулась до другого мужчины, ставила все собственнические инстинкты аида на дыбы.

Раяна принадлежит только ему.

Аид отпустил ее лишь на миг, чтобы взять хлыст, что тихо положил на лавку Гахар.

Лавьер развернул Оникс так, что она схватилась руками за спинку кровати, оголил ей ягодицы и верх спины. Закатал рукава своей черной рубашки.

— Никогда. Не смей. Прикасаться к другим мужчинам, Оникс, — размеренно сказал он, и ее кожу обожгло хлыстом.

Девушка не хотела кричать, но не сдержалась, ей показалось, что он просто содрал ей все, и сзади у нее теперь кровавая борозда. Она удивилась бы, узнав, как сильно он сдерживается, чтобы не портить ей кожу и не бить до крови. Впрочем, Лавьер сдерживался лишь оттого, что ему слишком нравилась нежная кожа раяны, и он не хотел портить ее шрамами. Рядом с первой красной полосой легла вторая. Потом третья. Девушка изо всех сил давила в себе крики от обжигающих ударов, кусала губы. Когда ее ягодицы уже горели так, что казалось можно обжечься, аид остановился. Бросил хлыст на пол, медленно опустился на колени, прижался губами к красным полосам. Оникс дрожала, судорожно глотая слезы. Его горячие губы обжигали так же, как и хлыст, а может еще сильнее.

Он развернул ее и теперь покрывал ласковыми поцелуями ей живот, впадинку возле пупка, приподнимал рубашку, выцеловывая кожу на ребрах. Оникс смотрела на него сверху вниз. Безумная сволочь… И ему она должна улыбнуться? Сказать что-нибудь ласковое? Обмануть? Как?

О, небесные заступники…

Оникс смотрела на его руки, что сейчас ласкали ее тело. На запястья, исчерченные множеством тонких белесых шрамов до самых локтей. На длинные сильные пальцы, на одном из которых темнело кольцо. И опускала ресницы, пряча свои чувства.

Лавьер поднял голову, посмотрел на нее.

—Оникс, пожалуйста, не зли меня, — негромко сказал он, — я ведь тебя просто убью…

—Ты и так меня убьешь, Ран, — без эмоции ответила Оникс, глядя на него сухими глазами. Слез больше не было, кажется, скоро она совсем разучится плакать. То, что он делал с ней, было сильнее слез.

Он не ответил, снова прижался губами к ее животу, прокладывая дорожку из нежных поцелуев, потянул вниз ее штаны. Его дыхание стало тяжелее, он уже лизал и прикусывал ей кожу, алчно, настойчиво. Она вырвалась. Ноги дрожали от пережитой боли, и пришлось уцепиться за край кровати, чтобы не упасть.

— Не здесь. Пожалуйста, прошу тебя.

В мертвых грязно-коричневых глазах Ара, Оникс чудился упрек. Она вздохнула и протянула руку, коснулась лица аида.

— Не здесь…

Лавьер прижал ее ладонь к своей щеке.

— Мы уйдем, Оникс, если ты будешь делать все, что я захочу.

Она подавила усмешку. Как будто у нее есть выбор… И просто кивнула. Он осторожно потянул вверх ее штаны, и подхватил на руки. Жадно нашел ее губы, вышел в коридор, не переставая целовать. Вошел в какую-то комнату. Оторвался лишь на миг, чтобы обжечь хозяев дома злым взглядом:

— Уйдите.

Те выскочили испуганно, и аид ногой закрыл за ними дверь. Он откинулся на кровать, положил Оникс сверху, почти сдирая ее одежду. Запах ее тела, запах лори сводил Лавьера с ума, он слишком долго отказывал себе в этом, давил эту дикую жажду обладания. Ревность все еще терзала его, сплетаясь с вожделением и требуя близости, которая была нужна ему немедленно, прямо сейчас, и как можно сильнее.

Девушка сжалась испуганно, когда на пол полетели ее сапоги и штаны, понадеялась, что кристалл не вывалится, отвела глаза, боясь, что он заметит. И положила ладони ему на грудь, отвлекая.

Ее легкое движение отозвалось в нем глухим рыком, аид приподнялся, впился в ее губы, глотая ее дыхание и понимая, что не в силах больше сопротивляться желанию. Лавьер приподнял ей бедра, шире разводя ноги раяны, и вошел, откинул голову. Ощущения, что накрывали его, заставляли Лавьера рычать, чувствовать себя животным, которое не может сдержаться. Он хотел еще быстрее, еще глубже, так, чтобы забыть о том, как она прикасалась к кому-то еще, снова и снова входить в ее тело, чувствовать ее запах, прижимать ее к себе, с каждым ударом выбивая из себя воспоминания о том, что раяна целовала другого. Или выбивая эти воспоминания из нее?

Он хотел, чтобы в ее теле, в ее мыслях, в ее сущности был только он…

И не сдержал стона, когда оргазм сотряс тело, притянул девушку, уткнулся ей в шею, замер, переводя дыхание. А потом Лавьер приподнялся, перевернул Оникс на бок, и стал расстегивать рубашку, которую так и не успел с нее снять. А потом раздеваться сам.

— Еще хочу, — усмехнулся аид.

Он собирался продолжать долго и сейчас хотел видеть ее всю, прикасаться везде, брать ее так, как захочет. Очень долго.

Теперь Лавьеру было мало простого обладания ее телом, он хотел от нее отклика и участия.

— Хочу, чтобы ты целовала меня. Везде… — шептал он, — хочу, почувствовать на себе твои губы, твои руки, Оникс…

Она опускала ресницы, прятала выражение глаз, и целовала. Скользила губами по его телу, прикусывала ему кожу, со злым удивлением отмечая его реакцию. Сильное тело аида замирало под ее руками и губами, дрожало от нетерпения, мышцы напрягались.