Зачем идти в ЗАГС, если браки заключаются на небесах, или Гражданский брак: «за» и «против»

Самодостаточность — вот гимн тех лет.

Женщины, зарабатывающие в больших городах достаточно, обзаведшиеся отдельными квартирами, постепенно осознают, что больше не нуждаются в «сильном плече», на которое опирались в течение долгих веков.

ОТ АВТОРА

Кажется, я начинаю описывать свою маму. Она наслаждалась свободой.

Мужчина-добытчик еще прочно сохраняется как вид, однако именно 1960-е — время не просто какого-то отвлеченного «феминизма», но пробуждения безбрачия, такого отличного от послевоенного вдовства в связи с вполне понятными причинами.

На фоне увеличения заметного количества разводов в связи с либерализацией нравов, общественного климата и даже законодательства советские городские профессионалы массово отказываются регистрировать отношения: изменилось отношение к государству.

Популярно выражение: «Какое государству дело до моей личной жизни?»

Действительно, какое? Обилие связей входит в норму; брачный возраст стремительно увеличивается.

В это время элита Советского Союза второе десятилетие кряду демонстрирует тенденцию к образованию замкнутых каст: партийной, военной и т. д. Поощряются кастовые тенденции и на производстве: в прессе нахваливаются трудовые династии (от деда к отцу, от отца к сыну — на одном предприятии!).

Увеличивается мобильность населения: облегчаются перевозки людей и грузов, романтизируются «разъездные» профессии геолога, секретного физика-ядерщика, звучат песни с лейтмотивами «Мой адрес — не дом и не улица» и «А я еду, а я еду за туманом», «Под крылом самолета о чем-то поет» и «Снова между нами города, взлетные огни аэродрома».

Вместе с тем Москва и Ленинград остаются «режимными»…

ОТ АВТОРА

Я дал себе слово быть в этой книге предельно откровенным, и я его сдержу.

Моему отцу пришлось столкнуться с институтом фиктивного брака: Николай Николаевич Рыжов, принявший его на работу в УДН, откровенно сказал будущему сотруднику, что без прописки принять на работу не сможет. Замкнутый круг действовал.

Отец встал, грустно улыбнулся и сказал, что вынужден отказаться от работы. На следующий день он уехал домой.

В Тбилиси он зашел к старшему коллеге, Ивану Ивановичу М-ву, у которого в Москве работала старшая дочь. Иван Иванович сказал: «Сережа, поезжай в Москву и женись на Л. и поступи на место, проживете раздельно год, а потом разведетесь».

Отец снова встал и отказался.

Друзья уговаривали его пять лет. За это время он начал десятилетний труд — диссертацию по теории механизмов и машин. В 1965-м папа приехал в Москву на очередной семинар по машиноведению и встретил там дочь Ивана Ивановича. Она с некоторой обидой сказала ему: «Сергей, вы что, действительно такой неженка?»

Отца передернуло.

— А еще сын фронтовика, — продолжала она довольно бесцеремонно. — Вам предлагают добро — а вы что, отплевываетесь? Не бойтесь испортить мне жизнь, я живу, как хочу. С отцом общаюсь редко, но если уж он меня о чем-то попросил, сделаю. Кончайте ломаться, у вас будущее, я же вижу. Имейте в виду — мне это раз плюнуть.

Эта женщина была орешком твердым, вроде Лоры Лойонс из «Собаки Баскервилей». Советская феминистка без страха и упрека. Отец покачал головой…

Видимость заключения брака в ЗАГСе и скромной свадьбы удалось создать без труда. Едва после расхода гостей перемыли посуду, с послышался негромкий гудок, раздались шаги. В комнату в сером штатском костюме, широкополой шляпе вошел космонавт — нет-нет, не первый. И не второй. Лицо его в тот весенний вечер состояло из сплошной боли.

— Здравствуй, — приветствовала его новобрачная.

— Здравствуйте, — сказал отец.

— Здравствуйте, — сказал первопроходец.

— Посидим? — предложила дочь Ивана Ивановича.

— Поздно, — сказал отец.

— Любишь ее? — спросил космонавт.

Отец опустил глаза.

— Это мое дело, — сказала женщина.

— Зачем ты это сделала? — спросил космонавт.

— Это всего на год. Ты против?

Отец все понял. Он пожал пальцы своей первой жене, набросил на руку плащ и вышел. Космонавт его не задерживал. Он любил эту женщину. Но был женат. Она испытывала его.

В следующий — и последний — раз отец и дочь И. И. увиделись в суде на разводе, ровно спустя положенный год. Отец уже встретил маму и уже работал там, где бывали и космонавты, и их командование.

СОВРЕМЕННЫЙ БРАК: ЗАПАД И ВОСТОК

Нетрудно догадаться, как относится к гражданским бракам Церковь… причем любая.

Православие, возрождение которого началось еще в Советском Союзе (помните 1988-й год, тысячелетие крещения Руси?), жестко пресекает попытки граждан не замечать ни Церкви, ни государства с их ритуалами.

Вы можете сказать — это борьба за влияние. Да, отчасти это так, но — лишь отчасти.

Возможно, вы удивитесь, но Церковь практически не борется за доходы граждан, выплачиваемые ей в виде вознаграждения за проведенный обряд венчания! Это даже в масштабах страны — копейки. Церковь хочет, чтобы граждане страны относились к своей жизни гораздо серьезнее, чем сегодня, вот и все.

А как это — серьезнее?

Если б я знал…

Обряды потому и обрамляют нашу жизнь со всех сторон, что придают ей особенное свойство серьезности совершаемых нами шагов — в саму жизнь, в брак, рождение детей и уход из жизни.

Вспомните, какие фото делали полтораста лет назад, и вы поймете, с каким чувством люди садились под объектив. От некоторых из них оставалось единственное свидетельство — фотопортрет.

А теперь сравните эти торжественные, нередко семейные портреты в строгих костюмах и строгих позах с нашими мгновенными «луками», на которые мы ждем «лайков».

Сравните их с нашими «сэлфи» в зеркалах собственных ванных, где мы предстаем смазанными, растрепанными, неприбранными, сиюминутными. Разница в том, что мы чувствуем, что можем сфотографироваться в любую минуту, и потому фото не представляется нам уникальной ценностью, а наши предки зачастую снимались всего несколько раз в жизни.

И то же самое различие наблюдают семьеведы в отношении к браку. Сегодня развод настолько облегчен, что некоторые невольно воспринимают брак как временную меру: ну что ж, не получится на этот раз, получится в следующий. И это путь в никуда.

Никто заранее не может предугадать, чем окажется для людей тот или иной союз. Но чутье их на «своего» человека изрядно притуплено упростившимися процедурами.

«Никто никому ничего не должен» — чуть не основная сегодняшняя заповедь.

Но она лжет.