Зачем нам враги

— Где? — спросила Эллен. — Где, какой этаж? Женщина моргнула, явно не понимая языка, но о смысле слов догадалась и ткнула дрожащей рукой в нижнюю левую часть дома.

Первый этаж. Отлично. Может быть, она и справится.

Выбора у нее все равно не было.

Эллен огляделась — соседний дом заливали водой, видимо, не теряя надежды погасить пожар. Эллен бросилась туда, вырвала из рук первого попавшегося человека кадку, взметнула ее над головой (сухожилия на руках едва не порвались от усилия). Не холодный и не теплый поток туго ударил ее по голове, по плечам. Эллен отшвырнула кадку и бросилась к дому, в котором остался зундер богато одетой женщины.

Уже в пяти шагах от стены треск делался оглушительным, а дыхание пламени, по-прежнему не обжигая, теперь било ее по лицу, мгновенно высушивая текущую по нему воду. Потемневшая дверь дрожала в прямоугольном ореоле пробивавшегося сквозь щели огня.

Эллен толкнула дверь, и та с грохотом провалилась внутрь дома.

«Я не смогу», — подумала Эллен, когда жар ударил ее кулаком в лицо. Внутри ничего не было видно от огня. Эллен знала, что нельзя туда идти: она погибнет там. Да, для нее это будет легкая и безболезненная смерть, но ведь Эллен шла в этот дом лишь потому, что не хотела умирать в грязи среди пьяных матросов, как портовая крыса. Может быть, и правда лучше — в огне. Говорят, огонь очищает.

Самое время проверить, подумала Эллен и ступила в него.

Ее юбка тут же загорелась, но, рванувшись вперед, Эллен неожиданно оказалась в относительной безопасности. Поперек двери упала балка, это она горела, преграждая вход. Эллен оказалась в островке посреди бушующего пламени. Воспользовавшись передышкой, она сбросила горящую юбку и лихорадочно осмотрелась. Ей показалось, она слышит приглушенный крик. Слева?.. Да, похоже, слева. Эллен шагнула в глубь помещения. Справа что-то затрещало, почерневшая балка повалилась вниз и застряла между стен на пол пути, плюясь огнем. «Только бы не сзади, — подумала Эллен, пробираясь между перевернутой мебелью — стулья, столы: это был трактир. — Только бы сзади не... » Снова что-то затрещало над самой ее головой, Эллен испуганно отпрянула и тут же, идя наперекор инстинкту, рванулась вперед, налетела на стену, выставив вперед руки и погружая их в лизавший стену огонь. Что-то с грохотом обрушилось за ее спиной, но она не обернулась, потому что кричали теперь совсем близко. Только крик был не детский — мужской.

Рубашка теперь тоже горела. Задыхаясь от дыма, Эллен сорвала ее, швырнула в огонь, метнулась вдоль пылающей стены — и увидела дверь, заваленную стоящим на боку столом. Кричали там, за этой дверью.

Эллен схватилась руками за ножку стола, толкнула. Раздался треск, но за окружающим грохотом она его не услышала: только уставилась на пылающий факел в своей руке, когда ножка отделилась от стола. Мгновение Эллен тупо смотрела на нее, потом отбросила головешку и, навалившись на стол всем телом, принялась что было сил толкать его в сторону от двери. Стол был большой, дубовый, столешница, хоть и объятая пламенем, еще не успела прогореть и была очень, очень тяжела. Эллен легла на нее спиной, уперлась ногами в валявшуюся рядом балку и давила. Скоро она начала кричать — яростно, во весь голос, чувствуя, как что-то рвется внутри. Крик заполнил ее всю: кричать было хорошо, и Эллен очнулась, только рухнув на спину следом за повалившимся набок столом. Позвоночник взорвался болью; Эллен перевернулась на четвереньки, вскинула голову, жмурясь и задыхаясь, и успела увидеть, как дверь слетает с петель. Мутная в огне и дыму фигура выскочила из проема, заметалась.

— Там! — прохрипела Эллен, указывая на выход. Она сидела на полу — странно, тут было как будто немножко легче дышать, — и не знала, хочет ли подниматься.

Человек на миг застыл, развернулся к ней. Ее ударил пронзительный ясный взгляд.

— Там... ребенок, — из последних сил выговорила Эллен.

— Твой? — резко спросил человек — на калардинском, отрешенно поняла Эллен. Она хотела спросить, какое это имеет значение, но не стала тратить силы. Кашляя в ладонь, она поднялась, пошатнулась, схватилась за горящую дверную панель, заглянула в проем — и почти сразу увидела вытянувшуюся на полу у стены фигурку. Спотыкаясь, Эллен добралась до противоположной стены, схватила бесчувственное детское тело на руки, потянула вверх и удивилась, что еще может его поднять.

Это стало последним, что она запомнила.

Очнулась она на земле, в десяти шагах от все того же полыхающего дома. На нее щедро лили воду, и по мостовой растекалась грязная теплая лужа.

Эллен приподнялась на локтях, отерла лицо. Богато одетая женщина по-прежнему рыдала, но теперь уже от счастья, сжимая в объятиях худое тело мальчика. Тот что-то слабо лепетал — жив, стало быть. Эллен вздохнула, закашлялась. Она не помнила, как вышла из дома, ну да теперь это не важно. Она села, тяжело дыша, уперлась руками в колени, обтянутые одной только нижней юбкой. Руки, черные от копоти, уже пошли волдырями, но Эллен это было не впервой.

— Заплатите мне, — хрипло сказала она, глядя прямо перед собой.

И услышала смех.

Совсем рядом, в двух шагах. Ее передернуло от этого смеха — заливистого, мелодичного, — и почему-то перед затуманенным взглядом помчались образы: Глэйв, Рассел, леди Рослин... и кто-то еще, да, чьи-то суровые глаза под сведенными бровями, хмурый, но притягательный взгляд...

Эллен обернулась на смех и увидела другие глаза — блестящие и ясные, даром что в ободках копоти. Я где-то их видела совсем недавно, подумала она удивленно и тут же вспомнила: там, в огне.

Разве люди, только что выбравшиеся из ада, смеются так, подумала Эллен и тут же увидела мужскую руку, протянутую к ней ладонью вверх. Эллен отрешенно вложила в нее пальцы и едва не вскрикнула, когда эта рука с силой рванула ее вверх, вздергивая на ноги.

Она попыталась отстраниться и застыла, когда ее вновь припечатали к месту все те же ясные и чудовищно злые глаза. Никогда она таких жутких глаз не видала, ни у кого... даже у своей маленькой госпожи, плывущей сейчас среди прохлады ночного моря домой.

И хуже всего то, что на миг они показались ей знакомыми.

Мать мальчика перестала причитать и подняла голову. Тут же отвела взгляд, будто стыдясь чего-то. Как смешно, подумала Эллен, я только что вытащила из огня ее сына, а она не хочет смотреть мне в лицо, потому что я в одном исподнем.

— Заплатите мне, — хрипло повторила она и, протянув к женщине руку, стиснула ее в кулак.

— И правда! — смеясь, воскликнул мужчина, державший ее за руку, и что-то быстро и жестко сказал на тальвардском.

Женщина вспыхнула, снова опустила глаза, потом перевела робкий взгляд на мужа, стоящего в шаге от нее и неотрывно смотревшего на Эллен. За их спинами заахали люди, бывшие свидетелями этой сцены. Мужчина на миг скривился, потом снял с пояса кошелек и — Эллен глазам своим не поверила — вытянул из него одну монету. Через миг она зазвенела у босых ног Эллен: она только теперь поняла, что босая: подошвы туфель, должно быть, сгорели и отвалились, пока она ступала по огню.

— Однако... — сказал человек, которого она спасла, и выпустил ее руку. Народ как-то вдруг схлынул; Эллен стояла одна, совершенно одна в целом мире, полуголая, босая, с обгоревшими руками, и смотрела на кусочек золота, издевательски блестевший у ее ног.

— Невысоко же вы цените жизнь вашего сына, — сказала она. Женщина, по-прежнему сжимая ребенка, метнула на мужа умоляющий взгляд. Тот отвернулся, что-то резко бросил ей, видимо, говоря, что пора убираться отсюда. Эллен смотрела ему в затылок — широкий, твердый... бычий, почему-то подумала она и тут же — небеса знают почему, вспомнила стол, загораживающий дверь... стол, перевернутый набок...

— Дверь была не завалена, — сказала она больше самой себе, но мужчина вздрогнул, будто понял. — Ее специально задвинули, чтобы те, кто внутри, не могли выбраться.