Зачётный профессор

— Нет, вы — мужчина, а я — женщина, — непререкаемо подчеркнула Ника, которую жизнь научила, что два человеческих пола совершенно разные во всем, и в понимании мира, и в поведении, и в способе мышления.

— Нет, вы самка моего вида, — с ехидством превосходящего возразил Костя, — и я не собираюсь с вами враждовать.

— Но ведешь себя ты агрессивно, — не отступала Вероника, не дававшая сбить себя с толку. За этими медоточивыми речами что-то крылось, но что? Даже не ум, а интуиция уже пошла в атаку, и это шестое чувство подсказывало, что не всё здесь так просто.

— Агрессия — это здоровое проявление мужского характера, мы разрушители от природы, что поделать.

— И что ты хочешь разрушить в этот раз? Мою преподавательскую репутацию? — прищурилась женщина.

— Ледяную стену, за которой вы прячете своё сердце, — приглушенно прошептал Костя, предварительно сняв солнечные очки и посмотрев ей в глаза. Ника чуть не засмотрелась в них, поэтому заставила себя закатить свои, в жесте уставшей от глупостей. Этот маневр дал ей две секунды на то, чтобы опомниться и стряхнуть с ушей роллтон, доширак, спагетти и, похоже, ещё несколько видов лапши, толково развешиваемой парнем по вкусовым качествам.

— Думаю, для начала тебе стоит сломать свою собственную.

— Вам кажется, что я не умею любить?

— Ты ещё помнишь сегодняшнюю лекцию? — приподняла любопытно брови Ника. Костя кивнул. — Мне кажется, что в тебе не хватает нескольких качеств для этого чувства.

— В таком случае, в себе мне нужно не ломать, а строить, — подытожил молодой человек, — будете моим Пигмалионом? У вас ведь профессия, в принципе, близка к скульптору. Педагоги лепят личности.

— Личность нельзя слепить. Для неё нужна врожденная величина.

— Так, по-вашему, я безнадежен?

— По-моему, ты достаточно взросл, чтобы понять это самостоятельно, — Ника внезапно улыбнулась и, расслабившись всем телом, отшагнула назад, окончательно приготовившись уйти, — я доцент, а не нянька, Костя. Хочешь любить — люби, не можешь любить — значит, плохо хочешь.

Махнув ему рукой, она развернулась и ушла. Молодой человек закусил губу, задумавшись над её словами. Игра игрой, спор спором, но во всех этих диалогах было столько изысканных мыслей, смака, роскоши! Столько науки! Его разум чувствовал себя привередой, оказавшимся там, где всё идеально и выполняется точь-в-точь, как он требует. Определенно, если бы он выбирал, в кого влюбляться, он бы хотел любить именно такого склада женщину. Внешность? У Кости никогда не было по ней определенных предпочтений, поэтому, конечно, погружаясь в битву духа, тело отзывается постепенно не меньшим интересом. Ника слишком умна, чтобы проглотить ложь, тем паче то лакейство, которое проповедует Тимур. Пока что её удалось сбить с толку и запутать. Породив в ней сомнение в самой себе, в её убеждениях и идеях, проще будет навязать ей что-то инородное. Он уверен, она сможет влюбиться и полюбить, только наживка должна быть достойной, на мотыля она не клюнет. Крупной рыбе — крупную блесну.

Аудиокнига не помогала, шум общественного транспорта тоже, и пчелиный рой звуков и картин жужжал на заднем плане страхами, когда Ника добралась до дома. Это был ужасающий страх надежды. Нет ничего хуже надеяться и ждать, когда это провально, не будет оправдано. Это был кошмарный страх веры на просторах благополучного безверия, в котором она жила больше десяти лет. Мужчины не умеют любить, сами того не осознавая. Все их привязанности временные, скоротечные, проходящие, не моногамные, условные. Ника знала это, и переубедить её было уже невозможно, надежда была не в том, что Костя, действительно, мог бы в неё влюбиться, а в том, что она захочет его любви. Она не хотела, чтобы в ней просыпалось желание любви, потому что ненавидела заранее обреченные на неудачу желания. Любовь мужчины заполучить невозможно, как невозможно приручить единорога, поймать фею и съесть амброзию, в общем, коснуться вещей, которых не существует. Да, мужчина может привязаться и пострадать, ухаживать, добиваться какое-то время, быть рядом, но никогда — НИКОГДА! — то, что предлагает мужчина не удовлетворит её женское видение идеальных и правильных чувств. Они будут слишком мелки, бессмысленны, непостоянны и дешевы, эти чувства.

От этой эпопеи, заведенной Костей, надо было как-то избавляться. Для начала выкинуть её из головы, потому как все сигналы идут из неё. Но помимо мыслей о любви, Нику охватило физическое возбуждение, и с ним тоже стоило расправиться. Выдавить из себя ненужные страсти сразу с двух сторон. Наметилось два плана, один духовный, другой материальный, и Ника взялась воплощать их немедленно.

Телесные желания, к счастью, ей сейчас было куда деть. Как вовремя возник этот Баскаев (но и неспроста!). Женщина позвонила ему и упросила заехать к ней следующим вечером. Да, делает первый шаг, да врет, что собирается с ним всего лишь погулять где-нибудь, но ничего страшного. Ей главное получить своё, и лучше от этого статного жеребца, не сведущего в тонкостях умных женщин, чем от змея-искусителя в обличье Константина, который, прикрываясь фиговым листом неопытности, заставит вкусить с древа познания, дознания, самосознания, подсознания и выпить яд цикуты, аки когда-то Сократ. Нет уж, секс так секс, без всяких мудрствующих примесей. Ну, а для духовного очищения и развития был верный давний способ.

Ника позвонила по городскому телефону на другой конец Москвы и, подождав, когда там подойдет к трубке древний, но ещё полный жизни и внутренней молодости старик, доктор психологических наук, её коллега-преподаватель с факультета психологии, она устало выдохнула:

— Владимир Петрович? Доброго вечера! Когда у вас завтра есть свободный часок? Мне очень нужно с вами посоветоваться. Да, я стала забывать психологию, и мне нужен дополнительный курс лекций.

Урок семнадцатый: Нечего на зеркало пенять, коли у соседа трава зеленее

Не хватало кушетки и подобающей обстановки кабинета типичного психолога. Профессор Владимир Петрович был куда консервативнее, и принял Нику в лекционном зале, где закончил последнее занятие, сев с ней на стулья за первой партой. Однако чувствовала она себя всё равно как пациент, благодаря своему внутреннему состоянию, а не располагающему взгляду по-отечески добрых глаз старого преподавателя. Они-то как раз приободряли.

— Что тебя заинтересовало, Ника? — спросил он, внимательно разглядывая её лицо, которое могло обмануть кого угодно, только не его. Опыт и полвека изучения людей не пропадали даром.

— Скажите, если у человека есть склонность к чему-то — это можно исправить? Изменить его вкусы?

— Разумеется, можно, — подал надежду профессор, — травмировать лимбическую систему, — он тут же посмеялся, вызвав улыбку на лице той, которая когда-то была его ученицей, — мы же в течение жизни постоянно слушаем разную музыку, любим разные фильмы, меняем всё, от одежды, машин, до друзей и мест жительства. Меняемся мы — меняются вкусы, а уж у вас — женщин! — старик коварно погрозил пальцем, — у вас и любимый цвет-то от погоды зависит, а настроение от фазы луны.

— То есть, причина приоритетов и выбора — гормоны и химические процессы организма? — задумалась Ника, ища разгадку не чему-то, а самой себе, и желая избавиться от того, что сломало ей всю личную жизнь десять лет назад. Она всегда имела храбрость признать, что её вина тоже присутствует, и будь её мозги тогда в порядке, как теперь, то не наступила бы на грабли. — Можно ли всё объяснить анатомически? Выпил витамины — стал веселее, пустырника — спокойнее, кофе — бодрее. Значит, при запуске чего-то в метаболизме, или гипоталамусе, можно избавиться от лени, язвительности, полюбить блюда, от которых раньше тошнило? Верно?

— А почему бы нет? — как прожженный научный сотрудник, профессор Владимир Петрович никогда не отрицал ничего. Он допускал возможность всего и всё ставил под сомнение. От этой манеры многие уставали, либо же подхватывали и становились такими же. Ника когда-то относилась к первым, теперь перешла по вторую категорию, означавшую и возрастное пересечение определенной черты. — Если не хватает кальция, то хочется грызть мел, если не хватает железа, то лёд. Знаешь, сколько всяких вещей хочется, когда чего-то не хватает организму? — седовласый дедушка, не теряя юношеского задора, похлопал Нику по плечу, не разучившись вводить в краску противоположный пол, хоть сам давно от него ничего и не хотел.