Зачистить Чистилище
Шрифт:
Брошенные казармы, в которых размещались штурмовики, находились километрах в тридцати от аэродрома. Мазуров прикинул, что на дорогу уйдет максимум полчаса, но он научил себя тому, что если у него выдастся даже несколько минут свободного времени, то лучше их потратить на сон, чем на обозревание окрестностей. Да и ничего интересного вокруг, кроме деревьев, не было — оставалось надеяться, что за ними не притаился какой-нибудь отставший от своей части германец, все еще не выловленный русскими, который лежит себе в траве, дожевывая последний сухарь, и поджидает с ружьем в руках, когда же покажется
«Сплю и сплю, прямо как медведь в спячке».
Его разбудил скрежет отворяемых металлических дверей. Казармы опоясывала бетонная стена, поверх которой были прикреплены на железных штырях мотки с колючей проволокой. Штурмовик, прикрывая глаза ладонью от яркого света, подошел к авто, заглянул внутрь салона.
— Командира вашего привез, — доложил водитель.
Как только штурмовик посмотрел на Мазурова, лицо его преобразилось, мгновение назад он выглядел немного сонным, теперь сон исчез.
— Рад приветствовать вас, господин подполковник, — гаркнул он.
«Разбудит всех еще», — подумал Мазуров, кивнув ему.
Это был кто-то из новеньких. Его лица Мазуров не помнил.
— Двери-то отворяй, — тихо сказал водитель, высунувшись из салона.
Штурмовик бросился исполнять эту просьбу.
Автомобиль въехал во двор, освещая фарами одноэтажные приземистые бетонные строения, выглядевшие отчего-то неуютно. Может, оттого, что выкрасили их в серое, но построили совсем недавно и они еще не успели обветшать, а со стен не осыпалась штукатурка. До войны здесь располагался пехотный полк, так что места с лихвой хватало для всех штурмовиков.
Глядя на неосвещенные окна, Мазуров думал, что все спят, за исключением постовых, но он ошибся и понял свою ошибку еще до того, как авто затормозило. Еще не видя лица человека, который шел быстрым шагом к авто, Мазуров узнал, кто это, по фигуре и движениям.
«Вейц!»
— Здравствуй, командир, — он улыбался во все лицо.
— Здравствуй, как ты тут? Что не спишь-то? Ночь на дворе.
Он, как ребенок, радовался этой встрече, не чаяв уж увидеть старого друга, да и тот, похоже, тоже только верил в это, но не надеялся.
— Тебя ждал. Пойдем — в твою комнату провожу. Ты ведь устал с дороги.
— Есть немного.
Они поднялись по ступенькам, прошли по неосвещенному коридору. Вейц попробовал нащупать выключатель, пошарил по стене, но так его и не нашел.
— А, брось, — сказал Мазуров, — не заблудимся.
Он шел за силуэтом Вейца, как за поводырем.
— Здесь. — Вейц протянул что-то Мазурову.
— Ключи? А сам чего открыть не мог?
— Ну, это твоя комната. Я туда и не заходил. Открывай.
Мазуров взял ключи, ощупью нашел замочную скважину, вставил ключ, повернул, отворяя дверь, потом, переступив порог, отыскал выключатель. К счастью, свет зажегся тусклый и не сильно резанул уже привыкшие к темноте глаза.
— Вполне, — сказал он, осмотрев комнату.
Комната была метров тридцать, обклеена зелеными, чуть выцветшими обоями, возле одной из стен стоял застекленный шкаф с фарфоровым сервизом и книгами, черный кожаный раскладной диван со сложенным постельным бельем, одеялом и подушкой, по другую — в тон с диваном два кожаных кресла, а посредине —
невысокий деревянный столик, на котором стоял телефон. На стене висели часы и репродукция картины Васнецова «Порт-Артурские маневры». Очень эта комната напоминала номер служебной гостиницы.— Присаживайся, — Мазуров указал на одно из кресел.
Сам сел в другое.
— Кто тут еще есть из наших? — Он намекал на штурмовиков, которые были в отряде еще до войны.
— Пока никого. Ты да я. Но кто-то будет, — сказал Вейц, — у меня сотня, из них только шестнадцать в деле были, остальные — новички. Обучал их, но ведь за такое маленькое время всех-то не обучишь.
— Да, — кивнул Мазуров.
— Чаю с дороги хочешь? Или спать сразу ляжешь?
— От чая не откажусь.
— Хе, — улыбнулся Вейц, — я это предвидел. Сейчас принесут.
Он знал, что Мазуров к спиртному был равнодушен. Надо, чтобы голова всегда свежей оставалась. Мутную можно иметь на плечах, только когда в атаку идешь, из которой почти нет надежды выбраться живым, но и к практике, когда перед наступлением солдатам давали лишнюю порцию спирта, он относился очень скверно. На приеме, правда, позволил себе выпить бокал шампанского. Как откажешься, если император тоже с бокалом таким же стоит и со всеми награжденными чокается?
— Поздравляю тебя с очередным повышением, такими темпами ты к новому году генералом станешь.
— Перестань, надеюсь, что она раньше закончится. Да и ты, смотрю, уже капитан, и под твоим началом сотня человек. У меня, как ты помнишь, еще пару месяцев назад вас поменьше было.
— О, сам же знаешь, что в нашем деле повышения очень быстрые. Количество штурмовиков как снежный ком растет.
— Ага, только они все одноразового использования. У меня после последнего дела две трети состава — безвозвратные потери. Как у тебя?
— То же самое, правда, диверсионная операция была не такого масштаба, как у тебя. В остальных отрядах, кто в деле был, меньше половины из боя выходят.
— Главное, эти статистические данные до сведения новых штурмовиков не доводить. Пусть в неведении остаются.
— Все равно прознают. Но уверяю тебя, желающих стать штурмовиком от этого не убавится. Элитные войска все же.
— Аксельбантов и позументов на форме еще не хватает, и других побрякушек. Устал я чего-то. В машину превратился. Ты же помнишь, что не для этого нас готовили, а для Тибета. Я не солдат, а астроном. На Тибете небо должно быть очень чистым и звезд — тьма.
— «Открылась бездна — звезд полна?» — процитировал Вейц.
— Что-то вроде этого, — кивнул Мазуров, который тоже любил эти строчки, но продолжать их не стал.
— Знаешь, как нас называют?
— Как?
— «Клуб самоубийц».
— Это я уже слышал. Могли бы что-нибудь пооригинальнее выдумать.
В дверь постучали.
— Да! — крикнул Мазуров.
— Позвольте, господа?
Вошел штурмовик, неся в руках медный, начищенный до блеска самовар с множеством оттисков на поверхности, в ознаменование одержанных на различных ярмарках побед, совсем как панцирь легионера, побывавшего во множестве сражений. Штурмовик встал на пороге, не зная, куда ему поставить свою ношу.