Зачистка под ноль

– Тот путь, который был отчеканен в мандалах сути, мы почти прошли, – равнодушно произнес монах Тин.

Горы все были изрезаны пещерами – дырявые, как швейцарский сыр. И эта пещера не слишком отличалась от остальных. Сухие стены, несколько залов, достаточно крепкий свод. Воздух был сухой и прохладный. Дышалось, как во всех пещерах, легко. Сталактиты говорили о том, что пещера была древняя и когда-то сверху капала вода. В общем, ничего особенного здесь не было – такие пещеры есть во всех уголках Земли. В них любили ютиться наши предки эпохи неолита – это были их крепости, где горел живительный огонь, разделывались шкуры, где немногочисленное племя укрывалось от опасностей жестокого мира. Профессор Тайлер, ощупывая сухие стены, на миг задумался о том, что, фактически, вся современная цивилизация вышла из пещер, и к этим каменным величественным пространствам человек до сих пор испытывает тягу и какую-то ностальгию, как будто к давно покинутому дому.

Эта пещера отличалась от миллионов других разве что почерневшими от времени и, похоже, очень древними фигурками Будды и различных богов, мирно покоящихся в выбитых в камне нишах. Похоже, здесь когда-то был катакомбный храм. Может быть, еще с тех времен, когда буддизм только завоевывал эти земли и его адептам приходилось скрываться в таких вот горах.

Тайлер споткнулся о лежащий посреди прохода булыжник и едва удержался на ногах. Остановился, огляделся и с воодушевлением произнес:

– Наверное, в этом есть счастье археолога. Приходить в места, где сотни, а может, и тысячи лет не ступала нога человека.

– Ну да, – кивнул Ричард Гельфанд и поднял с пола пустую пластиковую бутылку. – Натуральная. Без газа.

Профессор Тайлер посмотрел на бутылку с омерзением и некоторой долей опасения, как на змею.

– Вот свинство!.. Везде эта дрянь.

Пластиковая бутылка – это как каменные орудия неолита или эллинские амфоры, свидетельство того, что человек дотянулся и сюда. Кола, спрайт, аква минерале – всюду их тащат с собой и увешанные фотоаппаратами японские туристы, и мерно кочующие по бескрайним просторам Сахары бедуины, и археологи, и геологи, и просто бездельники. Пластиковая бутылка – истинное проклятие тех, кто ищет нехоженых дорог и неизведанных мест. Ибо куда только ни придет путешественник двадцать первого века, с воплем разочарования он увидит ее – наглую, мерзкую, с крикливой этикеткой.

– Похоже, место вовсе не безлюдное, – произнес Гельфанд. – Интересно, кто тут побывал. Уж не конкуренты ли?

– Сюда приходят верующие. Они возносят молитвы, – Тин указал на засохшие лепестки около одной из статуэток.

– То есть это оживленное место, – мрачно произнес Гельфанд. – Эдакий перекресток. И каковы шансы, что ключ до сих пор здесь?

– На этот вопрос ответ может дать лишь личный опыт, – витиевато выразился Тин и шагнул в проход.

Пещера сделала изгиб, и солнечный свет, падающий в проход, остался позади. Теперь трое исследователей двигались в полутьме, впереди них плясали лучи мощных фонарей. Они высвечивали ниши с фигурками. Некоторые уже не производили впечатления седой древности, а были сделаны недавно. Действительно, катакомбный храм пользовался популярностью. Затем открылся небольшой, почти круглый зал со следами грубой обработки на стенах. Местами камень был отполирован, и с него скалились затертые изображения каких-то злобных демонов, попирающих ногами горы человеческих черепов. Очень древние и явно не в традиции буддизма или других местных религиозных течений.

– Невероятно, – произнес Тайлер, рассматривая изображения. – Не видел ничего подобного. Возможно, это ранняя трактовка демона тьмы Джавья в традиции народа…

– Профессор, вам не кажется, что мы здесь по делу? – В голосе Гельфанда была изрядная доля яда.

– Да, конечно… – Вытащив из рюкзака плоский миниатюрный фотоаппарат, Тайлер нажал на кнопку, и пещеру озарила молния вспышки. – Но это потянет на серьезное научное открытие.

– Когда мы взломаем тайник, это и будет ваше серьезное открытие… Если его еще не вскрыли до нас.

В зале безмолвными стражами стояли две полутораметровые деревянные статуи Будды, на вид им было не более пары десятков лет. И бросались в глаза следы пребывания людей – бронзовые монетки в чаше, цветы, фигурки, подарки. Похоже, здесь периодически бывали верующие, и именно это место пользовалось у них особой популярностью.

– Не удивлюсь, если эта достопримечательность включена в туристические маршруты, – недовольно произнес Гельфанд и повернулся к Тину. – Где, черт возьми, твой тайник?! Или мы ошиблись на сотню-другую миль?

– Мы не ошиблись, – монах своим фонарем обвел своды пещеры и рисунки. – То, что здесь бывают люди, ничего не значит. Сокрытое видит только знающий. Знающих нет давно. Мы на месте.

Монах подошел к стене за статуей Будды и осторожно погладил гладкий камень, прошептав что-то невнятное под нос.

– И что дальше? – спросил Гельфанд. – Взрывать эту стену пластитом?

– Может обрушиться свод, – возразил Тайлер.

– Ничего не надо взрывать, – произнес Тин, кинув укоризненный взгляд на европейских вандалов. – Наши предки умели делать хранилища на века. Здесь есть механизм, старый и надежный.

– Тогда чего мы ждем?

– Позволения духов.

– Что?! – изумился Гельфанд.

– Старые хранилища не беспокоят просто так, когда взбредет в голову. Необходима подготовка. Нужен обряд.

– Хватит трепаться! – раздраженно воскликнул Гельфанд. – Если можешь – вскрывай. Если нет, мы сами тут неплохо поработаем взрывчаткой и киркой.

– Открыть нетрудно. Но без обряда я ничего делать не буду, можете меня хоть сварить в кипятке, – твердо произнес монах. – Я не хочу, чтобы меня коснулось древнее проклятие. И вас тоже.

– В этом что-то есть, коллега, – произнес Тайлер. – Проклятия фараонов – вещь, наукой не признаваемая, но реально существующая. Гробокопатели и археологи, вскрывавшие защищенные проклятиями гробницы, долго не жили.

– Сказочники, – буркнул Гельфанд.

– Обряд займет от силы десять минут, – пообещал Тин. – После этого я открою тайник.

– Действуй, колдун, – махнул рукой Гельфанд. – И не испытывай мое завидное долготерпение.

Тин извлек из привязанного к поясу плотного прорезиненного мешочка свечки, целлофановые пакетики с пыльцой и травами, которые он подобрал в разгромленном монастыре. Свечки поставил около стены. Там уже находилась простая медная, без каких-то узоров, тарелка на треножнике – туда он сложил травяную смесь.

– Дайте огня, – уверенным голосом, в котором сквозила фанатичная целеустремленность, произнес Тин.

– Пожалуйста, – профессор Тайлер протянул ему зажигалку.

И к свету фонарей прибавилось неверное мерцание огня. Монах начал протяжно, подвывая, монотонно тянуть на каком-то давно забытом языке странную, неземную мелодию.

Он стоял на коленях, покачиваясь из стороны в сторону в такт молитве и подбрасывая в огонь щепотки травы. По пещере стелился дым, мягкий и пушистый, как перина. Казалось, на этот дым можно лечь, как на диван. Он колыхался в такт варварской мелодии. Весь мир построен на ритме, и сейчас освобожденные от оков материи и смыслов ритмичные вибрации проникали в самую глубь существа европейцев, действовали убаюкивающе, вгоняли в транс.

«Что-то не так», – с этой мыслью Гельфанд напрягся. Встряхнул головой – она была тяжелая и деревянная… Да какое там «что-то не так»! Все не так. Творится чертовщина!

Блондин закусил до крови губу, пытаясь вырваться из сдавивших его сознание и тело мягких тисков. Туман отступил, муть в глазах пропала. Все стало вдруг необычайно четким. Он мог видеть каждую щербинку и выбоину на стене. И в зале будто посветлело.

А еще он увидел близко – совсем близко – доброе улыбающееся лицо Тина и его бездонные глаза, в которые можно провалиться, как в шахту, и лететь до самого центра Земли.