Зацветали яблони

— Ой, омлет! — крикнул дед и распахнул духовку, из которой выкатилось густое сизое облако. Впервые в жизни испортил свой любимый омлет.

Завтракали молча. То есть Семыч пытался заговорить на вчерашнюю тему, но получалось фальшиво.

Ушел он первым. А мы с дедом стали искать часы. В школу я, естественно, не пошел. Перевернули все вверх дном — без толку. Часов нет.

— Где же они могут быть? — спросил дед, не глядя мне в глаза. — Не сквозь землю же они провалились! — По его голосу я понял, что он уже начинает чувствовать себя преступником.

И вдруг меня осенило.

— Дэзи, за мной!

Натянул куртку, схватил лыжи — и бегом.

Дэзи не подвела. Оказалась на высоте. Если бы не она, мне бы ни в жизнь не найти его серебряных часов. Под таким-то снегом! Да на поляне, где Семыч так хорошо говорил про тень и свет. Про гармонию и сочетание красок.

— Вот, — сказал, подавая деду часы. — Отдай своему художнику. А я в школу!

— Нашлись? — обрадовался дед. — Да, дела житейские! — вздохнул почему-то. — Ты сегодня не задерживайся. Тебе же надо отобрать рисунки — Семен Семенович обещал посмотреть. И портрет закончить.

— Докончу, — успокоил деда, запихивая в портфель учебники.

А когда дед вышел из комнаты, вытащил из стола рулоны ватмана — эскизы, портреты, зарисовки. Все до единого. Завернул в газету, чтобы дед не видел, и выскользнул на улицу.

У первого же мусорного контейнера остановился и стал рвать. Они поддавались плохо — ватман был крепкий. Но я справился.

"Тоже мне, художник! — подумал, разрывая последний — портрет Семыча. — Вместо серебряных часов увидел у него голубую "олимпийку". А Дэзи не увидел. В ней все-таки здорово чувствуется кровь ее диких предков. Если я когда-нибудь еще возьму в руки карандаш, то нарисую ее. И назову "Свирепая Дэзи".