Задержать на рассвете

Гаршин стал пользоваться и этим, когда понял, что в чутье стал проявляться опыт. Он любил осмотр, считал его важнейшим следственным действием и проводил его спокойно, даже с удовольствием. Большинство коллег Гаршина ощущало себя настоящими криминалистами лишь тогда, когда преступление было раскрыто, когда все трудное оставалось позади и красная линия преследования была проложена по запутанному лабиринту неизвестности.

Гаршин чувствовал истинное профессиональное удовлетворение лишь в той стадии поиска, когда еще ничего не успевало проясниться, и в этом сказывалась его вторая профессия — преподавателя уголовного процесса, его стремление находить общие закономерности в исследовании неведомого, чтобы объяснить эти закономерности будущим следователям, судьям и прокурорам.

Именно поэтому любой конечный результат поиска не мог обескуражить исследователя Гаршина, и, может быть, именно поэтому он, как правило, находил верный путь там, где другие, стремившиеся лишь к одному — положительному результату, — заходили в тупик.

Гаршин движется по квартире свободно и мягко, немигающие темные глаза задумчивы, руки глубоко упрятаны в карманы брюк.

Вот он останавливается у двери и, прижавшись затылком к косяку, прищурившись, смотрит перед собой. Взгляд его медленно скользит по тяжелым сдвинутым у журнального столика креслам, затем по пятнам на ковре, перебегает к туалетному столику, что-то ищет там среди безделушек, шкатулочек, маленьких и больших изящных флаконов с притертыми и непритертыми пробками, потом опять по ковру перемещается к трехстворчатому шкафу и здесь надолго замирает, тихо, отчасти даже рассеянно шаря вдоль полированных поверхностей. Туалетный столик, торшер, шкаф — узловые пункты в его плане осмотра.

Неподалеку от Гаршина, ссутулившись, осматривает пол эксперт — нескладный, высокий милицейский капитан лет тридцати восьми, с круглым румяным лицом, в очках с толстыми стеклами. Без него Гаршин не обходится ни на одном осмотре. Эксперт плохо выбрит, к рукаву его кителя пристали две длинные белые нитки, но он их не видит, — он отчужденно покусывает пухлую нижнюю губу, застыв над мокрым пятном на ковре, смотрит на него со всех сторон, измеряет, перерисовывает в блокнот, наконец, жестко трет ладонью свой колючий черный подбородок и произносит без всякого выражения:

— Прекрасно… Преотличненько…

— Саша, — говорит ему Гаршин, — я рассчитываю, что дверной замок будет осмотрен в лаборатории с той тщательностью, которая всегда вас отличает. Так, Александр?

Он всегда разговаривает с экспертом немного иронически, называя то Сашей, то Александром.

— Простите, Константин Николаевич, здесь очень интересненько! — говорит в ответ эксперт. Он просит у Ветланиной старые газеты, стелит их в углу у туалетного столика, растягивается на них во весь рост и замирает на долгое время, уткнув нос в ковер и сняв предварительно очки.

Кравченко, заметив жест майора, включает переносную лампу и долго держит ее над Сашей. Эксперт поворачивается на бок, и Ветланина видит, что глаза у него не только близорукие, но еще и косят, и усилия, которые он тратит на то, чтобы рассмотреть все мелочи, просто неимоверны: лоб покрывается сетью глубоких морщин.

Красавец Кравченко то и дело движется, выполняет какие-то немые, непонятные Ветланиной указания майора, бесшумно и быстро, в то же время как будто постоянно к чему-то прислушиваясь, чуть нагнув свою массивную, с чеканным профилем голову.

Когда эксперт поднимается с ковра, Кравченко, кивнув Гаршину, вынимает из кармана блокнот и садится в кресло напротив Ветланиной.

— Продиктуйте мне, пожалуйста, приметы похищенных вещей.

Актриса беспомощно смотрит по сторонам. Она играет на сцене тридцать лет, она из артистической семьи, гордящейся родственной близостью с фамилией знаменитых Волковых, ее квартира похожа на театральный музей: здесь подарки, поднесенные ей в честь семейных торжеств, юбилеев; безделушки, сувениры, украшения, привезенные чуть ли не изо всех европейских стран. Так что же назвать милицейскому красавцу? В шкатулке на туалетном столике утром лежали два великолепных перстня и дорогое тяжелое колье, подарок матери, большой актрисы, отдавшей всю жизнь остромской сцене. В шкафу…

— Я готов, — напоминает Кравченко.

— Часы, они стояли на крышке пианино, вот здесь. По-моему, они испорченные, — как большинство потерпевших, она начинает с пустяков, — еще лорнет…

— Лорнет?

— Ну да, лорнет.

— Какой лорнет? — Кравченко не уверен в том, что речь идет о простом увеличительном стекле.

— Боже мой! Обычный лорнет! С четырьмя бриллиантами голубой воды, черепаховый. Подарок деду, артисту Екатерининского театра…

— Какова стоимость бриллиантов?

— Ах, разве я знаю! Были дни, когда наша семья — а детей у родителей было много — сидела без хлеба, но нам и в голову не приходило оценивать этот лорнет.

— Мне надо знать величину бриллиантов, их стоимость, это необходимо для розыска, — Кравченко невольно подражает Гаршину: он сдержанно настойчив и терпелив.

— Примерно такие… — актриса протягивает руку. Голубоватый алмаз, отшлифованный в форме октаэдра, сверкает яркими ломаными лучами, — а стоимости я не знаю. Ей-богу…

Кравченко замечает на глазах актрисы слезы.

«Страшная подлость обижать таких людей!» — думает про себя Кравченко.

— Кто вас обычно посещает?

Гаршин и эксперт Саша, не прекращая осмотра, прислушиваются к ответам Ветланиной.

С улицы доносятся звуки машин. Каждые полчаса в комнате хрипло бьют большие с треснутым стеклом часы. На стол, под яркий свет люстры, Гаршин и эксперт время от времени осторожно ставят какой-либо предмет: пепельницу, шкатулку, телефонный аппарат, вешалку из шкафа, фарфоровые безделушки, керамический стаканчик.

— До них дотрагивались преступники? — догадывается Ветланина. Она уже успела прийти в себя, и теперь ее интересует происходящее. Она актриса, она должна видеть, как все. это делается, как ведут себя настоящие сыщики… — Неужели действительно можно найти человека по отпечаткам пальцев?

— Видите ли, согласно научным основам трассологии, предмет индивидуализируется микрорельефом, — оставив осмотр, обстоятельно и с удовольствием объясняет эксперт Саша — Александр, — то есть, понимаете, идентификация может быть произведена при условии совпадения мелкого строения…

Актриса начинает кивать головой.

— О! Конечно…

Ей на помощь приходит Гаршин:

— Саша, вы осматривали выключатель в коридоре?

Кравченко уже несколько раз выходил на улицу, звонил по телефону, беседовал с другими сотрудниками уголовного розыска, которые вели свою работу во дворе и на близлежащих улицах, возвращался, о чем-то шептался с Гаршиным, и Ветланина решила, что о ней попросту забыли. Поэтому, когда, подписав протокол и отпустив понятых, Гаршин и Кравченко сразу же решили откланяться, актриса жестом, не допускающим возражений, показала им на кресла и дала каждому в руки маленькую круглую пепельницу. Пришлось закурить.