Загадать и принять

— Оделся бы. Мало того что так разгуливать неприлично, так еще и холодно.

— Все выстирано и сырое. У тебя халат есть?

— В цветочек подойдет?

— Не, в цветочек не хочу. Придется и дальше тебя смущать, — весело ответил он.

— Было бы чем, — проворчала я. Ушла на кухню. Завтрак. Кофе. Один его аромат пробуждал. Из комнаты вышел Сережа. — Ты чего так рано встал?

— Тебя поймать хотел, — он протянул мне дневник. — Училка сказала, чтоб ты свою роспись поставила.

— И чего меня в школу вызывают?

— Да, ерунда, — отмахнулся Сережа.

— Но вызывают. Так о чем разговор будет?

— Эля, тебе чего-нибудь погладить нужно? Пока я тут утюгом машу? — донесся из комнаты голос Данко.

— Нужно. Только не прожги, — я достала из шкафа кофту, которую хотела сегодня надеть.

— Даже если и прожгу, это только придаст ей более современный вид.

— В дырочку от утюга?

— А что? Зато нежарко, — хмыкнул Данко.

— Лучше сама поглажу.

— Да ладно, я уже тут разошелся, — помахивая мне утюгом, ответил Данко. — Лучше кофе сделай.

Почему-то я с ним спорить не стала. Это было странно. Не верила ему, что справится, но дала шанс. Разбираться в тонкостях психологии не было времени.

— Это что? — спросил меня Сережа.

— Ты о чем?

— О том придурке, который гладит у тебя в комнате одежду, — ответил сын. При этом он старательно смотрел в окно.

— Этот чудик нашел мой паспорт. Решил его вернуть. Пока дождался меня с работы, уже поздно было. Не выгонять же парня в ночь? Тем более доброе дело сделал. Вот и постелила ему на диване, — сказала я. — Ты мне объясни, чего натворил? И не морщись, как будто лимон съел.

— Подрался. Они говорят, что я с ними подрался. На самом деле только толкнул. Так Шуркина совсем озверела. Порвала на себе кофту и побежала к учительнице жаловаться. Та сразу на меня бочку катить. Мол, я виноват. Ну и тебя вызывает, — отмахнулся Сережа.

— Ссора из-за чего была? — Я пыталась сообразить, что делать дальше. Как поступить. Картинка произошедшего складывалась плохо.

— Не из-за чего.

— Хочешь сказать, что ты ее толкнул, она порвала кофту себе и все это на пустом месте? Я на дуру похожа? — спросила я. Шесть утра. Запищал будильник на телефоне. Охота спать, а не выяснять кто кого толкнул.

— Мам, не знаешь что ли как это бывает?

— Я ни с кем не дралась в школе. Поэтому не знаю, — ответила я, раскладывая кашу по тарелкам.

— Давай я объясню, — зашел Данко. Хоть джинсы надел. Правда рубашку надевать не стал. На плече татуировка в виде черной травы, в которой ползет черная змея. Спросонок я ее не заметила. Данко же продолжил как ни в чем не бывало. — Слова за слово. Кто первый начал, это уже никто не вспомнит. А ссора началась. Девчонку чем-то парень зацепил, раз она мстить пошла. Так еще таким странным способом.

— Она себя крутой считает. Да только в чем крутая? Все родители покупают. Я ей об этом и сказал, что без них она никто. Ее задело.

— Вот и весь конфликт, — ответил Данко, принимаясь за кашу.

— Но мне из-за этого придется отпрашиваться с работы, — я вздохнула. Этого делать не хотелось.

— Да необязательно.

— Конфликт надо решить, — возразила я.

— Значит, ты сегодня раньше освободишься? Я до четырех работаю. Значит, сегодня встретимся на станции в пятом часу, — сразу нашелся Данко.

— Хорошо. Паспорт верни.

— А я думал ты и не спросишь, Растеряшка, — ответил он. При этом прозвучало мягко, что даже не подумала обидеться. Я думала о предстоящем дне, который обещал быть довольно сложным.

* * *

Злость. Это надо было такое учинить! А я стояла перед учительницей и краснела за сына. Еле удалось уговорить, чтоб его не поставили на учет. Пришлось договариваться с родителями девочками, что я возмещу ущерб. Помимо кофты пострадал еще и телефон. Я думала, что прибью Сережку. Он сбежал от меня сразу после моего разговора с учительницей. Оправдываться не стал, а улетел домой делать уроки. Хороший ход. Мне надо было остыть. Подумать, что делать дальше. Я позвонила Светке. Пожаловалась ей на всю эту дурацкую ситуацию. Она предложила мне лишить Сережку карманных денег. Идея была хорошей. Наказать сына было нужно. Такое с рук спускать нельзя.

Потом я побродила по магазинам, только еще больше злясь на растущие цены. Нужно было столько всего купить, а денег не было. Это раздражало. Всегда раздражало. Вроде только выплавишь. Встанешь на ноги. Потом что-то случалось и все уверенная размеренная жизнь летела в пропасть, а я падала. Может я просто остро все воспринимала? Наверное, не надо было так реагировать. А как тогда быть? Сегодня он девчонок избивает. Еще и врет. Что будет дальше?

— Давно ждешь? — ко мне подошел Данко. Сел рядом на лавочку.

— Нет. Зато было время подумать, — ответила я, наблюдая, как пассажиры торопливо садятся в автобусы. Мимо проносились машины, люди спешили. Жизнь. Она не стояла на месте. Вечное движение.

— И о чем ты там думала? — разваливаясь на лавочке, лениво спросил Данко.

— О сыне.

— А, тебя сегодня вызывали. И чем закончилась эта история?

— Я его не узнаю. Зачем-то мне соврал, что все девчонка придумала. Решил так себя выгородить. Я понимаю, если бы признался честно, что виноват. Бывает, оступился. Но врать зачем?

— Хочешь сказать, что он должен был к тебе прийти с повинной?

— Так всегда было. У нас не было секретов — ответила я, что было правдой.

— Рано или поздно секреты появляются. Парень взрослеет. Не все же он должен рассказывать тебе, — ответил Данко, щурясь от выглянувшего солнца.

— Мне кажется, что у родителей и детей должны быть доверительные отношения, — почему-то его слова задели.

— Доверительные — это не значит, что он должен тебе всю душу выворачивать.

— Почему нет?

— Пошли в магазин, — поднимаясь, ответил он. — А ответ очевиден. Некоторые вещи остаются за кадром.

— А я думаю их надо обговаривать. Тогда и не будет проблем, — поднимаясь следом, ответила я.

— И как ты себе это представляешь? — усмехнулся Данко. — Мам, Славке вчера новый телефон купили на Первое сентября, а я все со старым хожу. На нем даже камеры нет. Стыдоба такой доставать, — пискляво сказал он. — Галка неплох смотрится в юбочке. Потанцевал бы я с ней в другом месте. Девятиклассники приняли меня за своего. Предлагали пивка махнуть. Узнали, что я мелочь, все карманы выпотрошили уже себе на пиво. А Василиса Семеновна сегодня такую блузку надела, что верхние девяносто, того и гляди, должны были вывалиться. Целый урок гадал вываляться или нет. Не вывалились. Зато двояк получил. И тут входит она. Наташка. Она болела, поэтому ее так долго не было. После лета и не узнать. Все. Теперь буду по ночам не спать и только стихи писать, — он закончил дурачиться и заговорил нормальным голосом. — Эля, вот к тебе со всем этим приходить? Парень взрослеет. Он не может тебе все свои мысли и проблемы открывать. С чем-то просто стыдно подойти, с другим неудобно, потому что самому надо справиться. Тут уже начинаются экзамены на знание предмета под названием «жизнь». Надо прижиться в коллективе. Унять сердце, которое почему-то колотится, когда проходит мимо какая-нибудь Наташа. Понять, что родители не враги, хотя они кажутся врагами. А ты привязалась с какими-то вопросами. Если он к тебе по каждому пустяку будет бегать, то как он сможет потом один жить? Или ты собираешься до самой старости, его старости, нос вытирать и за него все решать? Одно дело, когда ребенку пять лет, и он спрашивает почему небо голубое. Другое дело, когда перед тобой почти взрослый человек, который уже выше тебя.