Загадай число
Шрифт:
Было непонятно, являлось ли напряжение на лице Блатта результатом размышлений над очевидным ответом или же его просто пучило.
Гурни с благодарностью кивнул Вигг, прежде чем продолжить.
— Допустим, как и предположила сержант, наш одержимый убийца посвящал два часа в день написанию писем, так что к концу года у него их было порядка одиннадцати тысяч. И допустим, он их отправил одиннадцати тысячам адресатов.
— Каким образом он выбирал адресатов? — скрипнул, как ржавые петли калитки, голос Джека Хардвика.
— Это хороший вопрос. Возможно, самый важный из всех. Я к этому еще вернусь.
Гримаса Блатта стала комичной. Родригес с недоверием качал головой:
— Мне кажется, мы перегибаем палку и ударяемся в фантазии.
— О каких фантазиях идет речь? — Гурни был скорее удивлен, чем оскорблен.
— Ну, вы тут разбрасываетесь цифрами без всякой доказательной базы, они все с потолка взяты.
Гурни терпеливо улыбнулся, хотя терпение его иссякло. На мгновение он задумался о том, как хорошо научился прятать свои истинные эмоции. Это была привычка, выработанная годами, — скрывать раздражение, обиду, злобу, страх, сомнения. Она помогла ему провести тысячи допросов, и он стал считать ее своим профессиональным методом, особой техникой. Но правда была в другом — эта привычка стала частью его самого, его отношения к жизни вообще.
— Значит, папа не уделял тебе внимания, Дэвид. Тебе было плохо?
— Плохо? Да нет, не плохо. Я вообще ничего не чувствовал.
Однако во сне печаль накрывала его с головой, он захлебывался ею…
Господи, нашел время для рефлексии.
Гурни вовремя вернулся к реальности, чтобы услышать, как Ребекка Холденфилд говорит не терпящим возражений голосом Сигурни Уивер:
— Лично мне кажется, что теория детектива Гурни далека от фантазий. Я нахожу ее вполне состоятельной и еще раз прошу, чтобы ему дали закончить.
Она обращалась к Клайну, который в ответ развел руками в знак того, что все хотят того же самого.
Гурни продолжил:
— Я не хочу сказать, что именно одиннадцать из одиннадцати тысяч выбрали число 658. Но одиннадцать — самое вероятное количество. Я недостаточно хорошо разбираюсь в статистике, чтобы приводить формулы вероятности, может быть, кто-нибудь поможет мне?
Вигг прокашлялась.
— Чем шире диапазон, тем больше вероятность попасть в него случайно выбранному числу. Вероятность, соответствующая интервалу чисел, намного превышает вероятность, соответствующую любому числу из этого интервала. Например, я бы не поставила на то, что ровно одиннадцать человек из одиннадцати тысяч выберет одно и то же число от одного до тысячи, но если считать число плюс-минус семь в ту и другую сторону, то я бы уже предположила, что в нашем случае число 658 выберет как минимум четыре человека и не более восемнадцати.
Блатт прищурился:
— То есть вы говорите, что этот мужик отправил одиннадцать тысяч писем одиннадцати тысячам людей и в каждом
было спрятано одно и то же число?— Да, общая идея такова.
Холденфилд потрясенно кивнула и произнесла, не обращаясь ни к кому конкретно:
— И каждый, кто выбрал число 658, сколько бы их ни было, затем открыл маленький конвертик и нашел там записку, в которой говорилось, что автор знает его достаточно хорошо, чтобы угадать, какое число он выберет… Боже, да это же бомба!
— А все потому, — добавила Вигг, — что никто не догадывался, что письмо прислали не только ему. Что он всего лишь один из тысячи, случайно выбравший это число. То, что письма были написаны от руки, сделало свое дело. Это создало эффект личного обращения.
— Долбануться, — крякнул Хардвик. — То есть у нас серийный убийца занимается почтовым мошенничеством, чтобы находить себе жертв.
— Можно и так сказать, — произнес Гурни.
— Мне кажется, это самое невероятное, что мне приходилось слышать, — сказал Клайн, скорее потрясенно, чем с сомнением.
— Никто не станет писать от руки одиннадцать тысяч писем, — заявил Родригес.
— Никто не станет, — повторил Гурни. — Он рассчитывал ровно на такую реакцию. Если бы не история сержанта Вигг, я бы и сам такого не предположил.
— Если бы вы не вспомнили фокус вашего отца, — отозвалась Вигг, — я бы не вспомнила про ту историю.
— Ладно, поздравить друг друга еще успеете, — вмешался Клайн. — У меня все равно остались вопросы. Например, зачем убийца потребовал ровно двести восемьдесят девять долларов восемьдесят семь центов и зачем попросил отправить эту сумму на чей-то чужой абонентский ящик?
— Деньги он просил по той же причине, по какой и мошенник из истории сержанта, — чтобы потенциальные жертвы себя обнаружили. Мошенник хотел знать, кто в списке его адресатов сделал что-то, чем его можно было бы шантажировать. Наш убийца хотел знать, кто из его списка выбрал цифру 658 и был настолько встревожен, что готов был заплатить, только бы узнать, кто так хорошо его знает. Я думаю, что сумма была такой, чтобы отделить искренне напуганных, как Меллери, от просто любопытных.
Клайн так сильно подался вперед, что оказался на самом краю стула.
— Но почему все же именно такая сумма с центами?
— Мне это не дает покоя с самого начала, и у меня нет окончательного ответа, но одна из вероятных причин — чтобы жертва прислала чек, а не наличные.
— В первом письме говорилось другое, — напомнил Родригес. — Там говорилось, что деньги можно было выслать чеком или наличными.
— Я понимаю, что это допущение, — сказал Гурни, — но я думаю, что выбор предлагался, просто чтобы отвлечь внимание от того факта, что ему нужен был именно чек. А сложная сумма должна была убедить использовать чек.
Родригес снова закатил глаза:
— Послушайте, я уже понял, что слово «фантазия» здесь никому не нравится, но по-другому это не назовешь.
— Почему было так важно, чтобы деньги были отправлены чеком? — спросил Клайн.
— Деньги убийце не были нужны. Как вы помните, ни один из чеков не был обналичен. Просто у него был доступ к ящику Дермотта, и он мог получить все, что хотел.
— Что он хотел?
— Что значится на чеке, помимо суммы и номера счета?