Загадка о тигрином следе
Шрифт:
Команда пребывала в эйфории. Но не меньше, чем одержанная победа над сильным врагом, всех поразило героическое поведение молодой женщины. Оказывается, она не просто фотографировала, а пыталась знаками корректировать огонь артиллерии «Гарибальдийца». Видавшие виды мужики смотрели на Киру с нескрываемым восхищением.
– Вот бы нам такого комиссара! – говорили вчерашние моряки. – Пусть говорят, что женщина на корабле к беде. Такая заткнёт за пояс любого «морского волка».
Подполковник Ягелло прокомментировал триумф их спутницы стихами знаменитого Гумилёва
Так сладко рядить Победу,СловноКира действительно выглядела богиней победы, её символом. Очаровывая и восхищая, она появилась в кают-компании на обеде устроенном по случаю одержанной победы в подаренном ей экипажем морском кителе с золотыми галунами на рукавах, элегантная и обаятельная. Её невзрачный муж совершенно потерялся на её фоне. Кира стала великолепной хозяйкой салона, так что даже недавно лихо рубившие кладбищенские кресты грубые матросы стеснялись в её присутствии материться, и сидели за столом смущённые и притихшие, лишь изредка поднимая восхищённые глаза на богоподобную красавицу. Именно такой она всем теперь и представлялась. Луков даже стал лелеять надежду, что, возможно, благодаря такой соратнице бронепоездники доставят их даже дальше изначально обещанного.
Глава 58
Дальнейший путь по железной дороге проходил на удивление спокойно. Правда, ехали они медленно. То и дело следовали долгие остановки из-за того, что путь был разобран. Команда «уползающего» «Бухарского паши» делала всё, чтобы задержать преследователей.
Зато все люки и двери теперь были открыты, чтобы впустить свежий ветер. И это было действительно блаженство – подставить лицо под набегающий встречный поток воздуха и смотреть в узкое оконце на меняющуюся панораму азиатской полупустыни. Кругом солончаковые пески с редкими проплешинами травы и кустарника. Изредка мелькают маленькие оазисы-кишлаки из глинобитных построек, которые издали напоминают древние развалины. Кое-где торчат одинокие деревья тутовника, покрытые слоем серой пыли.
Проехали Андижан. Затем пересекли Амударью по недавно восстановленному железнодорожному мосту. Мост имеет два пролёта и почтенную длину что-то около 700 саженей или даже более того. Вода в Дарье быстрая и мутная. Говорят, что фарватер реки часто меняется, и там, где сегодня была мель, завтра будет глубокое место, и наоборот. Дно в Дарье такое илистое, что рассказывают, будто разрушенные фермы прежнего моста засосало очень быстро. Буквально через три дня от них и следа не осталось!
После пересечения Амударьи ехали ещё весь день и всю ночь, пока не прибыли на какую-то станцию. Поезд стоит долго. Причина задержки вроде бы из-за проблемы с заправкой паровоза водой. На всех станциях водокачки разрушены повстанцами, и жители сидят без воды. Её будто бы специально доставляют на стратегически-важные станции. Труд водовозов очень опасен, басмачи их считают пособниками неверных и при всяком удобном случае рубят головы, так что каждая экспедиция к ближайшей реке или к колодцу готовится местной комендатурой, как серьёзная боевая операция.
Из вагонов приказано не выходить – в любой момент станция может быть атакована кружащей поблизости бандой. Тем не менее задраивать бронезаслонки на окнах приказа пока нет. Одиссей смотрит на куполообразную постройку станционного здания. Наверху под куполом виднеются сохранившиеся золотые письмена на арабском языке: когда-то эта станция принимала личный поезд эмира бухарского. Это было ещё при государе-императоре. Говорят, станция с вокзалом даже названа именем эмира. Впрочем, здесь единого мнения нет. Один из членов команды бронепоезда пытается уверить всех, что ему доподлинно известно, что эмир в последний момент решил дать новой станции имя молодой наложницы, которая очень угодила ему в ночь перед прибытием поезда на церемонию открытия.
Когда-то здесь
всё блистало восточной роскошью. Эмир, чьё население пухло от голода, не скупился на дорогой белоснежный мрамор и золото для украшения станции, через которую должны были проезжать высокие гости из России и Европы. Но за последние годы станция несколько раз становилась ареной ожесточённых боёв. Купол великолепного вокзального павильона пробит в трех местах снарядами, стены посечены осколками. Соседние здания выглядят ещё хуже.Стало известно, что «Бухарский паша» прошёл через станцию менее двух часов назад. Команда воодушевлена этой новостью. Уже познавшим вкус победы бойцам весело думать, что они могут покончить с бронепоездом-невидимкой, на протяжении многих месяцев терроризирующим Ташкент и соседние города. Пополнив запасы воды, «Гарибальдиец» устремляется в погоню. Однако всего через шесть вёрст всеобщая эйфория сменяется разочарованием. В командирской рубке принимают телеграмму из Ташкента с приказом срочно возвращаться. Столица республики не может долго оставаться без своей главной защиты.
Экспедиционеров высаживают на станции, которую они перед этим покинули, после чего «Гарибальдиец», дав долгий прощальный гудок, уходит.
*
Перед Одиссеем встала необходимость телеграфировать вперёд по маршруту – на станцию «Чёрный колодец», чтобы встречающий их отряд ЧОНа вместе с главными силами экспедиции двигался сюда. Идти самим на соединение с чоновцами по кишащей бандитами местности крайне рискованно. Во всяком случае, хорошо знающий здешнюю специфику подполковник Ягелло очень не рекомендовал молодому начальнику принимать столь опрометчивое решение. Он также дал странный совет Одиссею перед предстоящим ему разговором с начальником станции:
– Лучше не говорите, что нас ссадили с бронепоезда. Лучше соврите, что отправили состав на разведку, и что скоро он должен вернуться за вами.
– Но зачем? – удивился Луков. – У меня ведь есть мандат и специальное предписание от республиканского ЦИКа.
– Увидите, – слегка улыбнулся подполковник.
И действительно вскоре Одиссей столкнулся с почти полным отсутствием какого-либо порядка. Он быстро понял, что здесь, всего в нескольких днях от пути от Ташкента, каждый станционный начальник чувствует себя удельным князьком. Под разными предлогами Одиссею было отказано в доступе к телеграфному аппарату и в снабжении его людей водой и продуктами. С местом для ночлега тоже вышла заминка. Нет, прямо ему никто не говорил «нет». Только начальник станции почти сразу убежал из своего кабинета по какому-то безотлагательному делу, предложив приезжему товарищу обо всём договариваться со своим заместителем. А тот в свою очередь объявил, что без санкции начальства не уполномочен принимать какие-либо решения.
– Здесь военный объект особого назначения – важно объявил он, уважительно подняв палец. Но по хитро поблескивающим глазкам второго лица в здешней иерархии Луков понял, что с него пытаются содрать взятку. Вот тогда то он и вспомнил про совет Ягелло. Как бы между прочим Одиссей посетовал на то, что вскоре должен вернуться посланный им на рекогносцировку «броневик», и если до этого момента он не пошлёт сообщение куда нужно, то придётся здешнюю станцию превратить в место засады на «Бухарского пашу». А уж тот обязательно вернётся, ибо выяснение отношений между ними ещё не закончено.
От этих слов хитрый мужичонка сразу перестал хищно поблёскивать глазками и опрометью бросился за шефом. Перспектива стать полем боя для сухопутных броненосцев не могла обрадовать железнодорожников, чьё хозяйство итак лежало в руинах. Вскоре Одиссей «отбил» телеграмму, после чего экспедиционеры были накормлены и устроены на ночлег.
*
– Вы начальник экспедиции, Луков? – строго поинтересовался у Одиссея пружинисто соскочивший с коня стройный узбек лет тридцати в ладно сидящей на нём военной форме. Его лицо было покрыто пылью.