Загадка школьного подвала

— Это мы можем, — сказал Пашков и заработал гвоздодером.

Арсений Владимирович развил бурную деятельность по другую сторону ящика. Народный художник носился вокруг, не переставая верещать:

— Осторожней! Осторожней!

Женька тоже не мог остаться в стороне. Он прыгал вокруг Пашкова и канючил:

— Дай мне гвоздодер. Я тоже хочу.

Наконец ящик был разобран. Над школьным двором повисла редкостная для этого места тишина. Такое безмолвие тут царило лишь по ночам. Ученики, учителя, дирекция и даже Хамитяй Хамзяевич со своими «секьюрити» немо разглядывали произведение монументального искусства, а точнее, огромное нечто бронзового цвета. Больше всего это нечто походило на искореженный взрывом противотанковый еж.

А Лев Толстой куда делся? — первым нарушил молчание Хамитяй Хамзяевич. — Придется тебе, Олесь, — повернулся к охраннику он, — с теми грузчиками разобраться. Они вместо гениального произведения туфту нам запарили.

Заткнись, Хама, если в искусстве не понимаешь, — задрожал от обиды голос у скульптора. — Я решил образ Льва Толстого с плугом в духе новейшего авангарда.

Ты, Колька, не обижайся, — хлопнул его по плечу Хамитяй Хамзяевич. — Мне вообще-то нравится. Только ты мне объясни, где Толстой, а где плуг.

— Господи! — простонал художник. — До чего довели страну! Настоящих ценителей искусства совсем не осталось. Вам лишь бы было похоже, как на фотографии.

Да нет, Колька, ты меня не так понял, — улыбнулся Ахметов — старший. — Я как раз оценил. Просто хочу с твоей помощью вникнуть в этот новейший авангард. Говорил же тебе: я скоро открою художественную галерею. Хочу бабки в искусство вкладывать.

Слушай, Танька, — склонилась к уху подруги Катя. — Ты погляди на Мишу, Арсения и Романа. Кажется, им пора «Скорую» вызывать.

Едва повернувшись туда, где стояли дирекция и учитель литературы, Таня пришла к однозначному выводу, что эта троица привержена традиционному искусству. Они в ужасе взирали на статую, словно надеясь, что наваждение вот-вот спадет и им предстанет настоящий Лев Николаевич с бородой и настоящим плугом.

Вот, Хама, смотри, — начал устало объяснять народный художник. — Это Толстой, — ткнул он пальцем в наиболее пострадавшую от взрыва часть ежа. — Видишь, какой полет фантазии! Ни одному реалисту так полно не выразить. А вот это плуг, — указал он на другую часть композиции. — Тут сельскохозяйственное орудие и лошадь как бы сливаются воедино с родной природой Ясной Поляны.

Во блин! — обуял восторг Хамитяя Хамзяевича. — Ну ты, Колька, и постарался! Смотри-ка, у тебя тут и лошадь есть, и эта поляна самая…

— Ясная Поляна, — прогудел Роман Иванович. — Это музей-усадьба Льва Толстого.

А она что, до сих пор цела? — с таким видом поинтересовался Ахметов — старший, словно прикидывал, не купить ли музей-усадьбу в придачу к острову в Тихом океане.

Цела, — подтвердил литератор.

Тут Михаил Петрович и Арсений Владимирович, несколько оправившись от эстетического шока, хором выдавили:

— Замечательная композиция, Николай.

А Моя Длина тем временем допрашивала Олега и Темыча:

Авангард, это ладно. Но вы мне, мальчики, объясните. На фига Толстому плуг и лошадь, раз он писатель? По-моему, этот Мороз и впрямь отмороженный.

Меньше надо читать любовных романов и больше классики, — буркнул Темыч. — Толстому хотелось быть ближе к земле. Вот он иногда и пахал в своей Ясной Поляне.

Нет, ребята. Мне такой мужик мимо тазика, — решительно отбоярилась от толстовца Моя Длина.

Так, — деловито проговорил Пашков. — Заносить-то скульптуру будем?

Вещь тяжелая, — почесал коротко стриженый затылок Арсений Владимирович, который теперь уже сомневался в воспитательной ценности произведения Мороза.

Ничего, — ободрил своего заместителя непосредственный начальник. — Приглядимся, свыкнемся.

Роман шумно вздохнул. Ему почему-то казалось, что, глядя на эту скульптурную композицию, ученики две тысячи первой школы не проникнутся большой любовью к произведениям Льва Толстого.

Хамитяй Хамзяевич, как истинный бизнесмен, немедленно уловил психологическое состояние дирекции и преподавателя литературы. А так как авангардное произведение друга детства нравилось Хамитяю Хамзяевичу все больше и больше, он предложил:

Давайте я этого Льва Николаевича с плугом, лошадью и его поляной заберу к себе в будущую галерею, а вам взамен куплю натурального.

Как это натурального? — обалдело уставился на крутого бизнесмена Роман Иванович.

Ну, чтобы как в жизни, — пояснил Хамитяй Хамзяевич. — Борода, плуг, лошадь и другие необходимые части Льва Толстого.

В Арсении Владимировиче мигом проявился хозяйственник. «Раз этому бизнесмену так захотелось прибрать к рукам скульптуру, значит, в ней все-таки что-то есть, — подумал он. — А нам она, можно сказать, досталась совершенно бесплатно. Нет, ни за что не отдам». И доблестный заместитель директора с пафосом произнес:

— Коля Мороз наш бывший ученик. Поэтому место его скульптурного произведения — в школе.

Хамитяй Хамзяевич досадливо поморщился.

Хама, ты не горюй, — начал его успокаивать Николай Михайлович. — Я тебе другого какого-нибудь писателя сделаю. Разумеется, в духе нового авангарда.

И Тургенева можешь с Муму? — оживился Ахметов — старший.

— Могу, — подтвердил Николай Михайлович.

— Давайте, давайте вносить, — поторопил Арсений Владимирович, который теперь опасался, как бы скульптурная композиция все же не ушла в галерею крутого бизнесмена.

Мальчики из Компании с Большой Спасской и охранники под руководством мужественного Убейволка подхватили тяжелую статую. Расчеты Пашкова оказались верны. В дверь скульптурная композиция прошла легко. В вестибюле тоже проблем не возникло. И на первом марше лестницы все обстояло нормально. Однако потом вновь возникли серьезные трудности. Дело в том, что на втором марше широкая школьная лестница разветвлялась на две узкие. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: скульптурная композиция тут не пройдет.

— Ну и условия у вас, — недовольным тоном изрек Николай Михайлович.

— Просто чаще нужно ходить на вечера встреч в свою школу, — упрекнул его директор. — Тогда не забыл бы родную лестницу.

Слушай, Колька, может, и впрямь отвезем ко мне в будущую галерею? — кинул еще один пробный шар Ахметов — старший. — У меня там не лестница, а шоссе. Твой Толстой железно пройдет.

Никаких галерей! — воскликнул Арсений Владимирович. — Нам и тащить-то всего один марш до второго этажа. Поднимем.