Загадка улицы Блан-Манто
Шрифт:
— О! Вот мы уже и вознеслись в эмпиреи! О чем вы говорите, сударь?
— О совести, сударь, о совести. Комиссар Ларден долгое время был одним из лучших комиссаров вашей полиции. Он служил много лет, отдавая все свои силы и время борьбе с преступлениями. И у него еще остались понятия о чести. Он сомневался в лояльности женщины, заблуждения которой он прекрасно знал, хотя и принимал как должное. Он терпел ее связь с Мовалем, но доверять демонической парочке, ввязавшейся вместе с ним в опасное предприятие, не мог. Впрочем, неважно, какие у него были побуждения. Уверен, в минуту просветления, когда он вспомнил о долге, а быть
Сартин буквально выпрыгнул из кресла и принялся жадно вчитываться в разложенные перед ним листочки.
— Объясните, Николя, в чем тут дело? Я не вижу в этих строчках никакого смысла.
— Сначала я расскажу, каким образом записочки Лардена попали ко мне. Первую я нашел в кармане собственного фрака, вторую вместе с подарком вручили де Ноблекуру, а третья оставлена Мари Ларден. Отец попросил ее сохранить листок, ибо он очень важен. На первый взгляд, толку в этих записках действительно нет.
— А на второй?
— Они достаточно красноречивы, сейчас я вам докажу. Вы, естественно, заметили, что речь идет о каком-то долге королю.
— И вам это кажется достаточным?
— Нет, достаточным не кажется, но наводит на размышления. Я долго сидел над бумажками, раскладывал их в разном порядке, как в свое время мой опекун каноник раскладывал передо мной буквы на картонках. И в конце концов сделал выводы.
— При чем здесь ваш опекун?! — воскликнул Сартин. — Вы хотите, чтобы нас всех от нетерпения удар хватил?
Бурдо опасливо ретировался в тень.
— Я раскладывал и перекладывал записочки Лардена, — невозмутимо продолжал Николя, — пытался прочесть их справа налево и сверху вниз.
Дадим трем — получим пару, Едем к тому, кто закрыт, Кто отдаст всем. А кто захочет открывать, Руки тому придется взять. Там и весь долг королю.— Ну и что значит вся эта галиматья? — спросил Сартин. — Мы собрались, чтобы поиграть в буриме, ребусы или шарады?
— Посмотрите, сударь, на заглавные буквы каждой строчки. Что получается?
— Д… Е… К… А… Р…Т… Черт возьми, я прочел «Декарт». Но куда это нас ведет?
— Ведет сюда, в Вожирар. Комиссар Ларден не просто так придумал эту хитрость, не просто так доставил записки адресатам. Он понимал, что все равно тайна будет раскрыта, и он решил облегчить поиски, направив тех, кто ищет, в нужный дом.
— А на каком основании вы считаете, что единственно понятное слово «Декарт» приведет нас к цели?
— На основании созерцания кабинета редкостей господина де Ноблекура.
— Вот увидите, — произнес Сартин, обращаясь к Бурдо, — теперь он потащит нас туда! Вы говорили, вчера его ранили. Видимо, вместе с кровью из него вытекли остатки разума.
Настал черед Николя сердиться и проявлять нетерпение.
— В этом кабинете, хорошо известном парижским знатокам…
— А также и мне, как это ни покажется вам странным, — ехидно вставил Сартин. — Послушайте, сударь, я не раз становился жертвой невинной мании нашего друга, любящего после роскошного пиршества попотчевать гостей ужасами.
— В
этом странном месте, сударь, несколько дней назад появилось огромное распятие со сложенными руками, выточенное из черного дерева. Культовое распятие янсенистов. Оно поразило меня, ибо однажды я уже видел подобное. Я расспросил Ноблекура, и тот ответил, что фигура подарена ему совсем недавно — к великому его удивлению — комиссаром Ларденом. К цоколю скульптуры была прикреплена бумажка со строчками, начинающимися со слов: «А кто захочет открывать». Так вот, производя вместе с Бурдо обыск в доме Лардена, среди бумаг комиссара я нашел счет мастера-краснодеревщика из предместья Сент-Антуан, счет за два заказа. Названия изготовленных вещей там не значилось. Подарок Ноблекура буквально преследовал меня, и я отправился на поиски краснодеревщика. После долгих блужданий я его отыскал, и ремесленник поведал мне, что счет выписан за два распятия из черного дерева…— Вы ведете нас от Сциллы к Харибде, — произнес Сартин. — Не понимаю, почему я все еще сижу здесь, а не в своей карете.
— Любопытство и надежда, сударь, — улыбнувшись, ответил Николя. — Столяр признался, что был очень удивлен, когда в одном из распятий ему велели полностью выбрать середину креста, а сверху приспособить крышку с секретным замком. Иначе говоря, сделать в кресте своеобразный пенал, куда можно спрятать драгоценности, луидоры, украшения…
— Или письма, — неожиданно посерьезнев, произнес Сартин.
— Или письма. Итак, я получил имя и предмет, пусть даже столяр и отказался открыть мне секрет замка. Но мне по-прежнему хотелось разгадать тайну записок Лардена. Так что, если вы не против, вернемся к началу. «Дадим трем — получим пару». Вольный перевод этой фразы, по-моему, должен выглядеть так: «Имеются два распятия, но три записки». А «Едем к тому, кто закрыт, Кто отдаст всем» — означает Христа со сложенными руками. Дальше понятно: «А кто захочет открывать, Руки тому придется взять. Там и весь долг королю». Эти слова означают, что Христос вернет бумаги королю.
Николя умолк. Воцарилась долгая тягучая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием горящих свечей и завыванием ветра в камине. Словно завороженные, Сартин и Бурдо смотрели на Николя. Подобно сомнамбуле, молодой человек взял подсвечник и, подойдя к камину, поднял руку. Свет упал на большое черное распятие, последний подарок комиссара Лардена родственнику жены. Христос из черного отполированного дерева молитвенно сложил руки. Бурдо подтащил стул, встал на него и, уперевшись ногой в край каминной доски, отчего вокруг поднялась туча пыли, снял распятие и почтительно положил его на стол. Молодой человек пригласил Сартина подойти поближе и обследовать предмет. Руки начальника дрожали, пальцы скользили по отполированному дереву. В отчаянии он взглянул на Николя:
— А вы уверены, что правильно все поняли?
— Разумеется, сударь. Иначе быть не может.
Глядя на распятие, Николя про себя повторял бессмысленные на первый взгляд слова: «Руки тому придется взять». Склонившись над Христом из черного дерева, он заметил, что руки Спасителя вырезаны отдельно и прикреплены к туловищу. Он обхватил их и осторожно потянул вниз. Руки подались, раздался щелчок, руки вернулись на прежнее место, а распятие слегка приподнялось. Он перевернул его. Деревянная дощечка отъехала в сторону, открыв длинный ящик, забитый бумагами. Николя посторонился: