Загадка XIV века

Филипп Смелый, даже рискуя оставить королевство на своего брата, мог бы уплыть без него, соответствуй воля Филиппа гордому девизу, начертанному на флаге, что развевался на мачте его корабля. Однако Филипп боялся, что без него во Фландрии начнется восстание. Флаги, провозглашавшие «Я не жду», были спущены, и Филипп стал ждать. Королевский совет тоже испытывал сомнения в военном успехе. Задолго до ворон-поджигательниц сараев и шторма, выворачивавшего деревья, пришел доклад из Авиньона, в котором сообщалось о бурных спорах — надо ли королю начинать вторжение или нет.

Решающим фактором, скорее всего, оказались сомнения, одолевшие, что называется, у кромки воды. Сомнительной представлялась уже переправа через Канал, тем более что в конце года там дули сильные западные ветры. Перед лицом такой опасности потенциальные «оккупанты», совершавшие столь грандиозные приготовления, как в 1386 году, невольно отступали; это случилось и с Наполеоном, и с Гитлером. В ходе войны XIV века англичане договаривались о плацдарме во Фландрии, Нормандии или Бретани или высаживались в собственных портах в Кале и Бордо. У французов таких преимуществ не было, а потому они совершали лишь карательные набеги без какой-либо попытки удержать территорию противника. В период между 1066 и 1944 годами успешного вторжения ни с той, ни с другой стороны так и не произошло.

Если причиной и был страх, в нем, впрочем, не признавались. Вторжение в Англию решили отложить до следующего года. На текущий год запланировали экспедицию меньшего масштаба, а возглавить ее должны были коннетабль и де Куси. В марте 1387 года Карл VI нанес официальный визит в замок де Куси. Согласно сохранившемуся документу, целью монаршего посещения было обеспечение армии, с которой сиру де Куси предстояло пойти на Англию. Визит короля был также вызван интересом короны к владениям де Куси. На сей раз это посещение не восславил ни один придворный поэт, но небольшое преступление, произошедшее во время этого визита, о котором стало известно из одного письма, позволяет заглянуть в жизнь бедняков той поры.

Некий Боде Лефевр, «бедный многодетный человек», взял из замка два жестяных блюда, которыми пользовались при обслуживании королевского стола. Он спрятал их под свою блузу и пошел в городскую гостиницу, где его увидел начальник караула «нашего дорогого и любимого кузена, сира де Куси». Караульный спросил Лефевра: «Что ты здесь делаешь?» «Греюсь», — ответил Боде. Во время разговора сержант заметил блюда и арестовал Боде. Его привели в тюрьму замка, где обнаружили, что он прихватил еще и серебряное блюдо с королевской печатью. «В тюрьме он бы умер, однако Лефевр смиренно попросил прощения, и, поскольку Боде всегда был порядочным человеком и ничего плохого до сих пор за ним не было замечено, мы нашей милостью Даруем ему прощение, не станем взыскивать с него штраф и арестовывать имущество».

Документ, описывающий инцидент с кражей трех блюд — слово «кража» не было упомянуто, — составлен был, очевидно, с целью выставить короля защитником бедных.

В мае, через два месяца после визита короля, де Куси посетил собрание королевского совета, на котором присутствовали адмирал де Вьен, Ги де Тремуай, представлявший Бургундию, королевский министр Жан ле Мерсье и другие важные персоны. На собрании обсуждали новое вторжение в Англию. Согласно свидетельству монаха из Сен-Дени, «позорный» уход короля и нобилей с Шельды произвел неприятное впечатление на всех французов, а потому возникла необходимость сгладить это ощущение и нанести по Англии мощный удар. План завоевания страны явно утратил свою грандиозность и превратился, скорее, в набег.

Экспедицию решили разделить на две: первой группе под командованием коннетабля предписывалось выйти из Бретани, а вторая, под командованием адмирала, де Куси и графа Валерана де Сен-Поля, выходила из нормандского города Арфлера. Их целью был Дувр. Армия должна была состоять из шести тысяч всадников, двух тысяч арбалетчиков и шести тысяч человек других воинских профессий. Оружие должно было быть в полном боевом порядке, запас продуктов рассчитывался на три месяца, не забыли об овсе и сене для лошадей. Намерения и в самом деле были серьезными, поскольку в июне судно сира де Куси в Суассоне загрузилось продуктами, посудой, кухонным оборудованием, бельем, оружием и шатрами и было приготовлено для выхода в Руан. Де Куси, де Вьен и остальные находились в это время в Арфлере. Горячий сэр Гарри Перси, прозванный Хотспером (Горячей Шпорой), совершавший набеги из Кале на прибрежную зону, этим приготовлениям не воспрепятствовал, потому что ошибся и пошел в северном направлении. Французы назначили день отправления, загрузили провиант, всем воинам выдали жалование за пятнадцать дней, и все думали, что экспедиции теперь ничто не угрожает.

Англичане все-таки постарались помешать — они сделали послушным орудием в своих руках известного конспиратора Жана де Монфора, герцога Бретани. Чтобы определить, куда в данный момент склоняется де Монфор, пытавшийся угодить и Англии и Франции, требовалось искусство фокусника. Поскольку политика противоборствующих сторон все время менялась, проблемы де Монфора больше и больше усугублялись. Неудивительно, что, по слухам, де Монфор в любой момент мог расплакаться.

Одно чувство в нем было постоянным — ненависть к своему земляку-бретонцу и подданному Оливеру де Клиссону, коннетаблю Франции. Это чувство, оставшееся не без взаимности, не помешало Монфору заключить в 1381 году с Клиссоном договор «в подтверждение любви и взаимной симпатии к нашему дорогому и возлюбленному кузену и вассалу Оливье сеньору де Клиссону, коннетаблю Франции… Мы обещаем быть добрым, честным и милостивым по отношению к упомянутому сеньору… и будем охранять его честь и статус». Оливье обещал выполнять свои обязанности в качестве верного вассала. Любовь и симпатия Монфора обернулись гневом, когда Клиссон устроил брак своей дочери с Жаном де Пентьевром — сыном покойного соперника Монфора Карла де Блуа, ныне наследником герцогства, поскольку у Монфора на тот момент сыновей не было.

С помощью обещаний и запугивания Англия давила на Монфора с тем, чтобы тот не допустил французского вторжения. С другой стороны, Монфор находился под влиянием герцогов Бургундского и Беррийского. Будучи кузеном герцогини Бургундской, Монфор был связан с ее мужем: как было принято в Средние века, через брак он автоматически стал родственником герцога. В мае 1387 года Монфор заключил частный договор с герцогом Беррийским. А обоих братьев объединяло враждебное отношение к коннетаблю.

Как и предвидел де Куси, должность коннетабля порождала вражду, так произошло и с дядями короля. Любой человек на этой должности становился угрозой, а потому Клиссон внушал к себе антипатию, в данном случае и из-за своего богатства. Как коннетабль, он получал по двадцать четыре тысячи франков в год и приобретал феоды, построил себе дворец в Париже, ссужал деньги всем — королю, герцогине Анжуйской, герцогу Беррийскому, Бюро де ла Ривьеру, а в 1384 году ссудил папе семь тысяч пятьсот флоринов. Если должники запаздывали с отдачей долга, а обычно так и бывало, Клиссон ждал, но при этом увеличивал процент с полагавшихся ему денег.

В июне 1387 года Монфор подловил одноглазого коннетабля на соучастии в заговоре, столь же сенсационном, как и нападение на Бернабо, однако уступавшем последнему в совершенстве. Монфор созвал парламент в Ванне, на который обязаны были явиться все бретонские нобили. Во время заседаний он обращался к Клиссону с подчеркнутым дружелюбием, дал в его честь обед и пригласил его вместе с его свитой в свой новый замок Эрмен возле Ванна. Монфор повел своих гостей по зданию, пригласил в погреб отведать вина, а при входе в донжон сказал: «Монсеньор Оливье, мне не известен человек по эту сторону моря, который бы знал о крепостях больше вашего, поэтому попрошу вас подняться по ступеням и сообщить ваше мнение о башне; если вы найдете там какие-либо огрехи, я заставлю их исправить по вашему совету».

— С удовольствием, монсеньор, — ответил Клиссон. — Я пойду за вами.

— Нет, монсеньор, ступайте один, — сказал герцог, прибавив, что пока коннетабль будет проверять башню, он поговорит с сиром де Лавалем, шурином Клиссона. Хотя у Клиссона не было причин доверять хозяину замка, он положился на свой статус гостя. Клиссон поднялся по лестнице, и, когда вошел в зал на первом этаже, поджидавшая стража схватила его и арестовала. На Клиссона надели три тяжелые цепи, а слуги заперли двери и ворота; «засовы громко лязгнули».

При этом звуке у Лаваля кровь застыла в жилах, и он уставился на герцога. «Бога ради, монсеньор! — воскликнул Лаваль. — Что вы делаете? Неужели вы причините вред моему шурину-коннетаблю?!»

«Садись на лошадь и убирайся отсюда, — ответил ему Монфор. — Я знаю, что делаю».

Но Лаваль отказался уехать без коннетабля. В этот момент к ним подбежал еще один человек из компании Клиссона, Жан де Бомануар. Монфор ненавидел и его, а потому выхватил кинжал и накинулся на непрошеного гостя, словно бешеный: «Бомануар, ты что, хочешь стать таким, как твой хозяин?» Бомануар ответил, что почтет за честь. «Хочешь, стало быть? — в бешенстве заорал Монфор. — Что ж, я выколю твой глаз!» Он приставил дрожащей рукой кинжал к лицу Бомануара, но не смог вонзить лезвие в глаз. «Прочь, убирайся! — хрипел он. — Что ж, я поступлю с тобой так же, как с ним», и приказал своим людям посадить Бомануара в тюремную камеру и заковать в цепи.